Долина смерти

Краем глаза я вижу, как Обри шатаясь поднимается на ноги, ее движения неуверенные, но решительные. Берет другое горящее бревно, создавая свое собственное огненное оружие.

Голова Адама мечется туда-сюда, просчитывая шансы, слишком поздно понимая, что он зажат между нами и адским пламенем за его спиной. Впервые его уверенность, кажется, колеблется, его движения становятся более отчаянными, чем расчетливыми.

Обри и я наступаем в унисон, оттесняя его назад шаг за шагом, наши огненные орудия создают стену пламени, которую он не может пробить без ущерба для себя.

Пять шагов до горящей хижины.

Три.

Два.

Адам делает ложный выпад в сторону, пытаясь обойти меня, найти брешь в нашей обороне. Я предугадываю этот ход, пресекая его, мое горящее бревно задевает его по груди. Его одежда снова вспыхивает, пламя распространяется по торсу с неестественной скоростью.

Вопль агонии вырывается из его глотки, когда он вцепляется в горящую ткань, в свою опаленную плоть. Звук больше не человеческий — высокий, заунывный вой, который отзывается в моих костях.

— Сейчас! — кричу я Обри. Вместе мы бросаемся вперед, наши горящие орудия одновременно врезаются в грудь Адама, отбрасывая его назад с объединенной силой.

Он спотыкается, руки бешено молотят воздух, пытаясь удержать равновесие. Еще один шаг назад — прямо в самое сердце горящих останков хижины. Пламя бросается навстречу, охватывая его в обжигающих объятиях.

Крик Адама поднимается до невозможной высоты, когда огонь поглощает его — не только его одежду, не только плоть, но и сам голод. Его борьба становится безумной, бесчеловечной, его тело мечется против неизбежного.

Затем, внезапно, он замирает — почерневший силуэт на фоне бушующего огня, руки протянуты, словно в последней мольбе. Затем, наконец, он падает в самое сердце огня, смешивается с дымом, возвращаясь в горы, которые его создали.

Я поворачиваюсь к Обри, испытывая облегчение.

— Мы сделали это, — выдыхаю я. — Все кончено.

Но когда я тянусь к ней, земля под нашими ногами резко сдвигается. Интенсивный жар от огня ослабил снежный покров, вызвав обвал на склоне.

— О, черт. Бежим! — кричу я, хватаю ее за руку и тяну параллельно склону.

Мы мчимся прочь от горящей хижины, снег обрушивается вниз в неудержимой волне. Рев оглушает, словно на нас несется товарный поезд. Я тяну Обри за собой, мы оба продираемся сквозь снег по колено к линии деревьев.

Я рискую взглянуть и вижу стену белого, несущуюся вниз, догоняющую нас с ужасающей скоростью.

Нам не успеть.

Обри спотыкается, ее усталость от битвы, наконец, настигает. Я хватаю ее за руку, пытаясь подтолкнуть вперед, но задержка стоит нам драгоценных секунд. Передний край лавины почти у ног.

— Беги! — кричит она, отталкивая меня. — Дженсен, беги!

Вместо этого я толкаю ее к огромной сосне прямо впереди.

— Лезь! — приказываю я, подталкивая ее в последний раз, прежде чем повернуться лицом к снежной волне, как будто одно мое тело может каким-то образом защитить ее от ярости природы.

Лавина обрушивается на меня, швыряя. Мне удается схватить ствол сосны, когда снег проносится мимо. Но Обри не так повезло. Хотя она и добралась до нижних веток, огромная сила снега срывает ее, прежде чем она успевает забраться выше.

— Обри! — кричу я, когда ее уносит в бушующей белой массе.

Когда первый натиск проходит, я вырываюсь и шатаюсь в направлении, где в последний раз видел ее. Ландшафт преобразился. Даже хижины больше нет.

— Обри! — снова зову я, отчаяние нарастает, когда в ответ лишь тишина. Я отчаянно ищу, высматривая хоть какой-нибудь знак. Пятно цвета на белом привлекает мой взгляд — край ее черной куртки, едва видимый под сугробом. Я копаю голыми руками, игнорируя боль, когда кристаллы льда рвут мою кожу.

Она без сознания, когда я откапываю ее, кровь течет из раны на виске. Ее грудь поднимается и опускается с неглубоким дыханием, но кожа уже приобретает синеватый оттенок от холода и нехватки кислорода.

— Останься со мной, — бормочу я, беря ее безжизненное тело на руки. — Не смей умирать у меня на руках, Обри Уэллс.

Я могу только надеяться, что она умеет выполнять приказы.

37

—

ОБРИ

Я сплю.

Я с Лейни, мамой и папой. Это год до маминой смерти, наш последний семейный отпуск. Мы едем в Санта-Круз впервые и в последний раз. Мы с Лейни так взволнованы: набережная, пирс, аттракционы и сладкая вата! Я только что посмотрела «Пропащие ребята» по телевизору и мечтаю встретить настоящих вампиров.

Но папа тормозит у обочины на горном серпантине. Перед нами — залив, океан, уходящий за горизонт. Небо в нежных красках заката. Я не помню, чтобы мы здесь останавливались.

— Здесь мы тебя оставим, малышка, — говорит папа.

Мама выходит и открывает заднюю дверь «Вольво». Я вылезаю, в замешательстве. Лейни уже у каменной стены смотровой площадки, протягивает мне руку.

Я иду к ней, не понимая, что происходит.

Она берет меня за руку.

Ее кожа холодная.

— Видишь эти облака? — говорит она. — Там мы будем.

Папа и мама присоединяются к нам, стоят по обе стороны, положив руки мне на плечи.

Их кожа тоже холодная.

— Куда вы? — спрашиваю я.

— Туда, где наше место, — говорит мама, нежно улыбаясь мне. — Мы увидимся там тоже, однажды, но не сейчас. Сейчас еще рано. У тебя слишком много работы.

— Работы? — говорю я. Но я же просто ребенок. У меня нет никакой работы, разве что она говорит о домашнем задании.

— Ты хорошо справляешься, — говорит папа, сжимая мою руку. — Я знаю, это нелегко, но ты помогла стольким людям.

О чем он говорит? Почему они все такие холодные? Почему мы не едем в Санта-Круз?

— И мне, — говорит Лейни, обнимая меня. — Ты, наконец, помогла мне освободиться.

— Я так горжусь тобой, милая, — говорит мама, целуя меня в макушку. — А теперь иди и проживи остаток своей жизни.

Затем они все поворачиваются и идут к машине. Я хочу побежать за ними. Я пытаюсь, но словно замерла на месте. Могу только смотреть, слезы катятся по моим щекам, как они садятся в машину: папа за рулем, мама рядом с ним, Лейни на заднем сиденье.