Долина вне времени
Шрифт:
Лежащий какое-то время еще оставался на земле, потом, привстав, затряс головой, словно стараясь прочистить ее. Наконец, он встал и сделал несколько неуверенных шагов. Постояв немного, он повернулся к остальным и тихо спросил:
– Скажите, что со мной было?
– Вы и Уэллерс поссорились, – сказал Ла Флоке. – Он ударил вас, и вы потеряли сознание, а когда вы пришли в себя, то набросились на него, как безумный. Тогда он опять ударил вас, и вы вторично потеряли сознание…
– Нет! – прервал Торнхилл. – Скажите ему правду. Мы ничего не добьемся, если будем притворяться, что ничего не случилось!
– Какую
Торнхилл помолчал и сказал:
– Мак-Кей, вы были мертвы. По крайней мере, один раз. Может быть, и дважды, если Ла Флоке не ошибся в первый раз. Я сам удостоверился в этом во второй раз, когда Уэллерс швырнул вас на эти камни. – Он указал на скалы в воде. – Посмотрите на них, там есть ваша кровь, и ваша голова тоже имеет шрамы там, где она раскололась после броска Уэллерса.
Мак-Кей поднял руку и ощупал голову. Пальцы окрасились красным. Он взглянул на камни.
– Я вижу кровь, но не чувствую никакой боли.
– Конечно, нет, – подтвердил Торнхилл. – Рана зажила почти мгновенно.
И вы ожили у нас на глазах.
Мак-Кей повернулся к Ла Флоке.
– Он сказал правду?
Траппер кивнул.
Холодное, угловатое лицо Мак-Кея расплылось в улыбке.
– Значит, это Долина! Я был мертв – и воскрес! Вы все дураки! Разве вы не видите, что мы будем здесь жить вечно! В этой Долине, которую вам так не терпится покинуть! Я умер дважды и дважды воскрес, а чувствовал, что просто уснул. Я ничего не помню! Вы уверены, Торнхилл, что я был мертв?
– Клянусь!
– Но, конечно, вы, Ла Флоке, пытались скрыть это от меня, не так ли?
Что ж, вы все еще хотите уйти отсюда? Но ведь здесь же можно жить, не умирая!
Ла Флоке сердито сплюнул.
– Здесь можно жить только как растение. Никогда не выйдя за пределы гор и не узнав, что там. Легче прожить десять лет на свободе, чем десять тысяч лет в этой Долине!
Он рассердился не на шутку.
– Зачем вы сказали ему об этом? – спросил он у Торнхилла.
– Какое это имеет значение? – ответил вопросом на вопрос Торнхилл. – Рано или поздно это повторилось бы опять. Мы не смогли бы скрыть.
Он взглянул на горную гряду.
– У Стража есть свои способы поддерживать нас в рабочем состоянии. Ни убийств, ни самоубийств… ни выхода.
– Выход есть, – упрямо сказал Ла Флоке. – Через горный перевал. Я уверен. Мы с Уэллерсом пойдем завтра на разведку. Вы не хотите оставаться здесь навечно, Уэллерс? Что хорошего в бессмертии, если это бессмертие пленников? Завтра мы осмотрим горы.
Здоровяк пожал плечами.
Торнхилл отметил про себя странную интонацию в голосе Ла Флоке, неестественное выражение лица, словно он умолял Уэллерса, чтобы тот поддержал его, словно боялся идти один в горы. Мысль о том, что Ла Флоке боится кого-то или чего-то, казалась дикой, но у Торнхилла сложилось именно такое впечатление.
Он взглянул на Уэллерса, затем на Ла Флоке.
– Нам следует это обсудить. Нас девятеро. Мак-Кей и мисс Хардин определенно захотят остаться в Долине. Марга и я еще не пришли к определенному решению, но в любом случае нам бы хотелось провести здесь некоторое время. Таким образом, среди людей четверо против двоих. Что же касается инопланетян…
– Я
голосую за Ла Флоке, – внезапно сказал альдебаранец. – Меня ждет очень важное дело, и я не могу ждать.«Ну и ну», – подумал Торнхилл.
– Четверо против троих, – сказал он. – Спикианин и регулианин молчат, поэтому я не принимаю их в расчет.
– Я говорю на языке Регула, – резко возразил альдебаранец. Не ожидая ответа, он развернулся к существу со Спики и обменялся с ним несколькими фразами, затем сообщил:
– Наш друг голосует за нас. Счет становится ничейным.
– Подождите, – не согласился Торнхилл. – А почему мы должны верить, что он сказал именно это? Предположим…
Маска любезности слетела с лица альдебаранца.
– Предположим что? – резко спросил он. – Если вы намерены бросить тень на мою честь, Торнхилл…
Он не договорил.
– Драться здесь совершенно бессмысленно, – подтвердил его невысказанную мысль Торнхилл. – Но если только так можно удовлетворить вас, то валяйте.
Альдебаранец, видимо, понял, что из его попытки затеять ссору ничего не выйдет. Он отступил. Торнхилл продолжил:
– Ладно, я принимаю на веру то, что вы сказали. Но нас четверо, и счет равный.
– Очень любезно с вашей стороны, что вы устроили такое голосование, Торнхилл, – заметил Ла Флоке. – Но это не предмет для обсуждения. Каждый из нас индивидуум, а не коллективное существо, и я предпочитаю не оставаться здесь, пока у меня есть хотя бы один шанс вырваться отсюда, сколь бы ничтожным он ни казался.
Он повернулся и побрел прочь.
– Нужно как-то остановить его, – сказал Мак-Кей. – Если ему удастся…
Торнхилл покачал головой.
– Это нелегко. Даже если он покинет Долину, то как он покинет планету?
– Вы не поняли меня. Страж сказал, что если один из нас покинет Долину, то ее должны покинуть все. И если он это сделает, я умру.
– Возможно, мы все уже мертвы, – предположила Марга после долгого молчания. – Предположим, что каждый из нас – вы в своем звездолете, я в своей обсерватории – умерли в одно и то же мгновение и попали сюда. Что если…
Небо потемнело – приближался Страж.
– Спросите у него, – Торнхилл ткнул пальцем в небо. – Он все расскажет.
Темное облако опустилось.
«Вы не умерли, – пришел беззвучный ответ, – хотя некоторые из вас и умрут, если Барьер будет преодолен».
Торнхилл снова почувствовал холод присутствия чужого существа.
– Кто вы? – спросил он. – Что вы хотите от нас?
«Я – Страж».
– И что же?
«Я – Страж», – таков был ответ. И облако стало рассеиваться, через несколько мгновений небо очистилось. Торнхилл опустился на валун и взглянул на Маргу.
– Он приходит и уходит, кормит нас, хранит нас от смерти. Прямо как в зоопарке, Марга. И мы главные его обитатели!
Ла Флоке и Уэллерс подошли к ним.
– Вы удовлетворены ответами на ваши вопросы? – спросил Ла Флоке. – Вы все еще хотите провести остаток жизни здесь?
Торнхилл улыбнулся.
– Давайте, Ла Флоке, лезьте на гору. Я снимаю свой голос против вас.
Теперь счет в вашу пользу.
– А я думал, что вы за меня, – тихо сказал Мак-Кей.
Торнхилл не ответил и продолжал, обращаясь к Ла Флоке: