Доля Пути: Долг

На запястье начало формироваться остриё, сотканное из пространственных колебаний и редких вкраплений света. Этот "язык" вытянулся сантиметров на двадцать, моргнул сломанным светодиодом и погас. Откат скрутил руку судорогой, я затряс своей конечностью, матерясь сквозь зубы. Однако, прогресс радовал — ещё не меч, но уже и не шило, как месяц назад, когда я нанёс последнюю долю и приступил к «ковке», подробно описанной Суэном. Да и время проявления — по капле, но увеличивается.

Подошёл к висящему на стене зеркалу и взглянул на вторую телесную Печать. Здесь уже прогресс наблюдался визуально. — Прощальный подарок Наставника, также из трёх цепочек, но образующих круги, я обводил серебряной краской уже сам. Некоторые доли исчезли, Печать начала обретать контуры. — Треугольники ушей, намётки глаз и носа, еле заметные линии гривы. Заря, как я её назвал — пассивная Печать. Я не могу сам призывать существо, которое уже спасло мне однажды жизнь. Как и любая кошка, эта гуляет и появляется когда захочет сама. Во всяком случае, пока. Когда-нибудь это станет изображением некоего представителя семейства кошачьих. А на руке — будет изображён клинок — Луч. Когда-нибудь...

Напоследок, посмотрел себе в глаза, которые окончательно обрели тёмно-серый цвет. Кожа лица огрубела от горного солнца и ветров. Волосы выгорели с стали какими-то пепельными. Зараза, вроде, такая серая внешность, но такая приметная. Ладно, я аккуратно, огородами.

Приняв душ, я надел потёртые джинсы, удобные кеды, мятую футболку и лёгкий пиджак. Смерил взглядом разложенный на панцирной койке арсенал. Нет, пожалуй, «Гром» и «Аспирин» остаются. «Клещ» ещё можно спрятать под полой пиджака, а рукав скроет браслет с Печатями на левой руке, но сильно выпячивать вооружение не стоит. — У меня ни регистрации в "конторе", ни клановой эмблемы, ни понятного статуса. По этим же соображениям, я не ношу два перстня с камнями-усилителями. Только на указательном пальце — неприметное колечко из платины, покрытой чёрной бронзой. Платина — природный блокиратор Силы. Да, теперь, чтобы снова управлять Волей, нужно потратить несколько секунд на снятие кольца и неприятный откат. Зато, равные Знающие и те, кто слабее, смогут почувствовать меня только при тактильном контакте. Как и я их. Не было, нет и не будет абсолютных Знаний.

Я сложил слишком заметный инвентарь в рюкзак, который задвинул под кровать. Моё имущество пересекло невидимую границу и Вязь «Пелена» рассыпалась в воздухе хороводом тысяч разноцветных пылинок, которые, уже через несколько мгновений, замерли, как водная гладь в полный штиль, и исчезли. А, вместе с ними, исчез и рюкзак. — Иллюзия, причём обманывающая не только зрение, но и осязание.

Окинул взглядом свой номер — кровать у стены, тумбочка между двух деревянных кресел-стульев, потрёпанный, но чистый коврик в центре, дверь в совмещённый санузел, а напротив — окно рядом с дверью входной. — Без "звёзд", но чисто и опрятно. Дальнобойщики, хоть и неприхотливы, но, как никто другой, ценят уют.

Выйдя из комнаты и закрыв дверь на ключ, я прошёл по длинному общему балкону с железными перилами, спустился по бетонной лестнице, пересёк внутренний дворик с уже неработающим фонтаном и двумя ухоженными клумбами и вышел к постройке, являющейся витриной придорожной гостиницы. Это строение, из современных сэндвич-панелей, стекла и пластика, выглядело как пирожное, на фоне галеты. В защиту флигеля, построенного ещё в Союзе, можно предположить, что таких "времянок" вокруг себя он пережил уже не один десяток.

Для постояльцев была отдельная дверь. Короткий коридор выводил в зал кафе, за стеклянными стенами которого открывался вид на заправку, шоссе и домики пригорода, на той стороне. Посетителей ещё не было, только пара шофёров — такие же постояльцы, как и я — пили чай за одним из столиков. Хозяин гостиницы завсегдатайствовал за барной стойкой.

— Салам, Мустафа!

— Салам, Илья! Завтрак надо?

— Очень надо. И кофе тоже, только ты сам свари, другой теперь пить не могу.

Я изобразил укоризненный взгляд, мол, как теперь, отведав твоей амброзии, жить в мире растворимых сублиматов? Губы и усы-подкова расплылись в улыбке национальной гордости. Его семья покинула Турцию, когда Мустафа был ещё подростком, но доля кофе в крови передалась от родителей, вместе с уникальным семейным рецептом. Хозяин гостиницы варил «кахве» шедеврально, знал об этом, но, всё равно, радовался похвале каждый раз, как ребёнок. Он что-то крикнул в окошко, ведущее на кухню, а сам принялся колдовать над миниатюрной горелкой и серебряной туркой — явно ручной работы и очень старинной.

Дверь на кухню открылась, послышался цокот каблучков и по залу поплыла дочь хозяина. Вместе с ней, в заплыве участвовал умопомрачительный аромат моего завтрака. — Менемен — яичницы по-турецки, с помидорами, сладкими перцами и специями. Ням. К запаху еды добавился приторный флёр духов...

«Немного переборщила».

Изящные ручки поставили передо мной деревянный поднос со шкварчащей на нём сковородой. Туго обтянутая блузкой девичья грудь, как бы невзначай, коснулась моего плеча. Большие серо-зелёные глаза украдкой "стрельнули" из под густых ресниц.

«Ох, дюрум-бюдюрум...».

С первого дня моего проживания в гостинице «Дурмак», я подвергаюсь вот таким нехитрым инсинуациям, которые, однако, каждый раз застают меня врасплох. Но сегодня, я подготовился.

— Тешекюр эдерим, кызым. Окулда ишла нэсыл? — улыбаясь, я поблагодарил, годящуюся мне в дочери пигалицу и поинтересовался её делами в школе.

Краем глаза наблюдавший за нами Мустафа, прыснул от смеха.

— Пф-ф-ф..., — растерявшись и не найдя лучшего ответа, дочь бывшего турецкоподданного гордо, как ей казалось, вскинула голову, слишком резко развернулась, отчего чуть не поехал каблук, и походкой неумелой манекенщицы, отчаянно виляя бёдрами, продефилировала к одному из столиков, где были разложены учебник и тетрадь.

А в моей голове играла нетленка Цоя про восьмиклассницу и играла она, почему-то, из томика УК.

— Вой, вой, Лале! — давясь смехом, бросил ей вдогонку отец. — Поменьше амплитуда, пожалей мебель.

Ответом ему стал сердитый взгляд яростно сверкающих глаз, которые тут же скрылись за раскрытой книгой. Продолжая улыбаться, Мустафа поставил передо мной чашку. А я уже во всю уплетал яичницу, макая в неё нашу национальную лепёшку, ещё горячую. На Лале старался не смотреть, ибо от любви до ненависти один шаг, а мне здесь ещё жить и... есть.

— Невеста растёт, — в пол голоса ответил я на одобрительное похлопывание Мустафы по моему плечу.

— Вой!!! — хозяин гостиницы, наоборот, говорил нарочито громко. — Два года потерпи и забирай!

Я поперхнулся лепёшкой. Сзади раздался душераздирающий скрежет пластика по напольной плитке, стук каблучков и перезвон китайских колокольчиков над входной дверью. Пожалуй, пару дней лучше самому себе готовить.

***

Водитель вызванного такси, к счастью, не был любителем обсудить бизнес и политику, поэтому, по дороге, я смог подумать о том, как я докатился до жизни такой.

Одиннадцать дней назад я закрыл пробоину, возникшую на месте Врат между нашим миром и... видимо, одним из соседних. За время моего "дежурства" я многое понял. Или мне показалось, что я понял. Например то, как Дыхание выбирает — кому быть Гранителями, сиречь первыми Знающими в обновляющемся Мире. Про себя — я решил, что дар Силы был мной получен за моё одиночество и отсутствие амбиций. Человеку, у которого никого нет, легче начинать путь в неизвестность. Человек, который ни к чему не стремится, легко примет суть такого пути, как процесса, а не маршрута к некой конечной цели. Потому Наставник и велел мне отправляться за наследством одному — чтобы я, наконец, встал на свой Путь.

За остальных не скажу, но, думаю, они получили свои грани Силы по такому же принципу.

Понял я и то, как Суэн "угадал" — где именно оставлять свое послание тому, кто родится только через семнадцать веков. Будущее не дано видеть даже богам, но моему учителю помогли интуиция и логика. Из тех Врат, когда-то, пришли его предки — нам они известны как шумеры. Случилось это за два летних Цикла до того, в котором жил Суэн. Став знатным искусником, он нашёл место, где соединяются два мира и в тех же краях приметил пещеру. Может даже жил в ней, исследуя Врата. В похожем месте, только в Малой Азии, он нашёл наследие своего учителя — Одиссея, если я правильно понял. Вот такая легендарная цепочка, звеном которой теперь являюсь и я. Наверное, знал Суэн и имя того, кто был предшественником Одиссея. Но важно то, что он правильно расшифровал подсказки, которые ему дало Дыхание — о регионе, где появится его приемник, то есть я.