Дом Цепей
Шрифт:
«Как и я». Кулак натер задницу о седло, голова кружилась от жары; он наблюдал с невысокого холма, как медленно обретает форму лагерь. Очаги порядка среди моря хаотической суеты. Конные сетийцы и виканы продолжали обшаривать округу далеко за границами пикетов, но их было слишком мало, чтобы кулак чувствовал уверенность. «Эти виканы — деды и бабки. Видит Худ, я мог скрещивать клинки с иными из старых воинов. Старики никогда не принимали идеи замирения с Империей. Они здесь ради совсем иной причины. Ради памяти Колтейна. А дети… да, их вскормили ядовитые россказни
Он потянулся, разминая спину, и заставил себя двинуться вниз с холма, мимо канавы с мусором, туда, где поставили девственно-белый шатер Адъюнкта. Виканы Темула стояли на страже.
Самого Темула видно не было. Гамет жалел паренька. Ему уже пришлось выдержать много «засад», не имея возможности выхватить саблю; он проигрывает. «И никто из нас, черт подери, ничем не может помочь».
Он подошел ко входу, пошелестел пологом и стал ждать.
— Войдите, Гамет, — раздался голос Адъюнкта.
Она стояла на коленях перед длинным каменным ящиком и опускала на него крышку. Мгновенный блеск — отатараловый меч — и крышка легла на место.
— В горшке у жаровни есть немного размягченного воска — принесите, Гамет.
Он так и сделал. Тавора промазала воском щель между крышкой и основанием ящика, запечатывая меч. Встала, стряхивая с брюк нанесенный ветром песок. — Я уже устала от зловредного песка, — сказала она. — Сзади разбавленное вино, Гамет. Налейте себе.
— Похоже, что мне нужно, Адъюнкт?
— Да. Ах, я отлично знаю: вы искали в нашем Доме спокойной старости. А я вас вытащила на войну.
Он ощутил себя неловко. Выпрямил спину. — Я готов, Адъюнкт.
— Верю. Тем не менее налейте вина. Ожидаются новости.
Он повернулся, нашел глиняный кувшин. — Новости?
Она кивнула. На этом невыразительном лице все же читалось напряжение. Но она тут же поспешила отвернуться, пока он наливал чашу. «Не показывай швов, дорогая. Мне нужна уверенность».
— Станьте рядом со мной, — сказала она резко.
Он подошел к ней. Встал, как и она, лицом к пустой середине шатра.
Где расцвет портал, расширяясь листом серой мути, извергая поток спертого, мертвого воздуха. Показалась высокая фигура в зеленых одеждах. Странно угловатые черты, кожа оттенка припорошенного пеплом мрамора; широкий рот мужчины привык сохранять легкомысленную улыбку. Но сейчас он не улыбался.
Помедлил, чтобы стряхнуть серую пыль с плаща и брюк, он поднял голову и встретился глазами с Таворой. — Адъюнкт, привет вам от Императрицы. И от меня, естественно.
«Супер. Чую, он прибыл с неприятной миссией».
— Кулак Гамет, не нальете гостю вина?
— Конечно. «Боги подлые, проклятый глава «Когтя»». Он бросил взгляд на свою чашу и передал Суперу: — Прошу. Я не пил.
Высокий мужчина склонил голову в благодарности и принял чашу.
Гамет пошел к кувшину.
— Вы непосредственно от Императрицы? — спросила Тавора.
— Да, а перед тем пересек океан… с Генабакиса, где провел
унылый вечер в компании Верховного Мага Тайскренна. Вы будете потрясены, узнав, что мы с ним напились?Гамет дернул головой. Такая картина его действительно удивила.
Адъюнкт тоже казалась шокированной. Ей пришлось взять себя в руки. — Какие новости вы принесли?
Супер сделал щедрый глоток и скривился: — Разбавленное. Ну ладно. Потери, Адъюнкт. На Генабакисе. Ужасные потери…
Неподвижно лежавший в травяной низине, шагах в тридцати от взводного костра, Бутыл сомкнул веки. Он слышал, как его окликали. Смычок — которого Геслер называет Скрипом — звал его, но маг был не готов. Еще нет. Ему приходится слушать другой разговор, а это трудно сделать, не обнаружив себя.
Бабушка, что живет на Малазе, была бы довольна. «Не смотри на треклятые садки, дитя, глубинная магия старше. Помни: ищи корни и нити, корни и нити. Тропу в земле, незримую паутину, что тянется от твари к твари. Всякая тварь — на земле, в земле, в воздухе и в воде — связана. Со всеми иными. И с тобой, ибо ты пробужден — о духи земные, ты пробужден! Ты можешь скакать на этих нитях…»
И он скакал, хотя так и не смог избавиться от восхищения садками, особенно Меанасом. Иллюзии… играть с этими нитями, корнями бытия, свертывая и спутывая в клубки, обманывая глаз, ощущение, любое чувство — вот достойная игра…
Но сейчас он погрузился в старые пути, неуследимые пути — если ты ловок, разумеется. Он скакал на искрах жизни плащовок, ризан, сверчков и чиггеров, кровососущих блох. Безмозглые твари танцуют на стенках шатра, слыша, но не понимая доносящиеся изнутри парусины слова.
Понимание — задача Бутыла. И он слушал. Слушал пришельца, потревожившего Адъюнкта и Гамета, и понимал.
Смычок сверкнул глазами на сидящих магов. — Вы его чуете?
Балгрид сонно пошевелили плечами. — Он там, Где-то в темноте. Прячется.
— Что-то вынюхал, — добавил Тавос Понд. — Но мы не знаем, что.
— Странно, — пробурчал Балгрид.
Смычок фыркнул и вернулся к Геслеру и Бордюку. Остальные солдаты взводов заваривали чай, распалив костерок слева от тропинки. Из палатки доносился храп Каракатицы. — Ублюдок пропал, — сказал Смычок.
Геслер хмыкнул: — Может, сбежал, и тогда виканы его выследят и привезут голову на пике. Или не…
— Вот он!
Они повернулись: Бутыл усаживался к костру. Смычок подскочил: — Где ты был, во имя Худа?!
Бутыл поднял голову и слегка вздернул брови: — Никто больше не почуял? — Он оглянулся на торопливо приближавшихся Балгрида и Понда. — Портал? Тот, что открылся прямо в шатре Адъюнкта? — Нахмурился, видя недоумевающие лица, и спросил невинным голосом: — А, вы тренировались в сокрытии голышей? Или монету заставили исчезнуть?
Смычок присел рядом. — Что там за портал?
— Дурные вести, сержант. На Генабакисе все пошло криво. Армия Даджека почти уничтожена. Сжигатели Мостов стерты. Вискиджек мертв…