Дом для Гвидона

Дарина громко чихнула – стиральный порошок у подозреваемого был скверным – и выглянула на балкон. Еще одна табуретка, высохшая тряпка, перекинутая через перила, ведро, швабра. И брошенный прямо на бетон яблочный огрызок.

Она превратилась, оделась, дождалась эксперта и получила пару тонких перчаток для осмотра. В выдвижном ящике стеллажа лежали разнообразные документы: квитанции об оплате коммунальных услуг, договор об аренде квартиры, заверенная копия талона продовольственного аттестата и диплом Высшего командного училища ВДВ на имя Гвидона Яблоновского, свежее заключение психиатра о допуске к оружию, гарантийные вкладыши на телефон и микроволновую печь. Дарина проверила карманы формы, которая висела в шкафу, вытащила скомканную обертку от карамельки и перешла на кухню. Там тоже не нашлось ничего интересного. На полу, возле холодильника, стояли две картонные коробки с сухпайком. Единственная сковородка и две кастрюли разного размера сияли чистотой. Пластиковые тарелки и вилки в упаковках свидетельствовали о том, что подозреваемый не морочился с мытьем посуды – поел, выбросил и свободен.

Обследовав пустые кухонные шкафчики, Дарина вернулась в комнату и задумалась. Квартира выглядела необжитой – койка, застеленная серым армейским одеялом, отсутствие фотографий, скопленных за годы безделушек и парадной посуды. Однако в скудном интерьере поддерживалась идеальная чистота: вымытый пол, отсутствие пыли на отопительной батарее и подоконниках, аккуратно сложенные стопки белья, отполированный кухонный стол.

– Что скажешь? – после щелчка в наушнике поинтересовался Негослав.

– Надо проверить, куда он спускал деньги. Оклад майора, доплаты за суточные дежурства – это не гроши. А у него суровый холостяцкий быт, граничащий с нищетой. Ничего лишнего.

– Возможно, держал под рукой крупную сумму на побег.

– Возможно. Или игровой. Казино, покер.

– Поспрашиваем, что-то да выплывет.

– Такое впечатление, что его кто-то предупредил среди ночи, – касаясь выдвижных ящиков, проговорила Дарина. – Надо проверить, не было ли у него второго телефона.

Валявшийся на балконе огрызок портил безупречную чистоту.

«Нервно заел дурные предчувствия? Сидел в темноте, швырнул под ноги, решил, что уберет потом, а утром забыл или спешил на службу? Или бросил, потому что знал – не вернется?»

Дарина прекрасно понимала Негослава, рассчитывавшего взять подозреваемого тепленьким в квартире или в части. Преступление было совершено пятнадцать лет назад. Жить на виду, каждую минуту ожидая ареста, невозможно – произойдет неминуемый срыв. Значит, воспоминания о преступлении вытерлись постепенно, или случился провал в памяти, как при ПСТР. Подозреваемый чувствовал себя в безопасности. К побегу его подтолкнул Светозар, известивший о прилете дознавателей. Или не Светозар?

Особой разницы не было, но Дарина привыкла раскладывать все мелочи по полочкам. Она еще раз посмотрела на огрызок – не меньше десяти часов лежит, прихватило ночным морозцем – и вызвала Негослава.

– Ты просмотрел записи с камер наблюдения в части?

– Да. Что тебя интересует?

– Долго ли подозреваемый говорил со Светозаром, когда тот его предупредил?

– Чуть больше минуты. Обошлись без реверансов.

– Слишком быстрая реакция, как будто он сидел на чемодане и ждал отмашки.

– Я догадываюсь, к чему ты клонишь, – сухо ответил Негослав. – Да, надо было отправить приказ об аресте. Что дальше? Напишешь докладную о моей халатности?

– Типун вам на язык, господин полковник! – с чувством пожелала Дарина. – Просто тут яблочный огрызок на балконе брошен среди сверкающей чистоты. Не вписывается в мозаику.

– Даруся, – Негослав смягчился. – Не будем тратить время на пустяки. Надо выяснить, куда он побежал. Это самое главное. Я сейчас начну допрашивать Светозара. Если хочешь – присоединяйся.

– Буду через пятнадцать минут. По пути загляну в магазинчик возле дома. Подозреваемый купил воду. Наверняка его там знают, смогут сказать, был ли он возбужден или расстроен.

– Непохоже, – отозвался Негослав. – Судя по записям с камер, покинул часть с невозмутимым выражением лица. Подходи, жду.

Дарина повернулась к эксперту:

– Что можешь сказать? Навскидку?

– Отпечатки пальцев Вишневецкого, – ответил тот. – На всех поверхностях. Очень характерный шрам на указательном пальце правой руки. Ни одного отпечатка, соответствующего дактилоскопической карте курсанта Яблоновского, которая хранилась в архивах Академии ВДВ. Заключение будет готово завтра.

– Обязательно добавь, что в дактилоскопической карте лейтенанта Яблоновского, созданной в Лисогорске тринадцать лет назад, уже другие отпечатки. Отпечатки Вишневецкого.

– Не учи ученого.

– Мне нужно, чтобы в заключении были четко расписаны даты, – терпеливо объяснила Дарина. – Нам надо установить, когда именно произошла подмена личности. Иначе прокурор с меня голову снимет. Не хочу лишний раз взыскание получать.

– По всем признакам ясно, что не вчера он под чужой фамилией всплыл, – фыркнул эксперт.

– Распиши по пунктам, – почти попросила Дарина. – А то потом придется дополнительные заключения добавлять. Работайте, я в часть.

Продавец в магазине сразу опознал Гвидона по фотографии – Дарина предусмотрительно захватила ее из квартиры, в ящике валялись относительно свежие, на нынешнее удостоверение.

– Да, заходил. Схватил три бутылки питьевой воды, бросил купюру и почти убежал. Торопился. Он часто так делал – не забирал сдачу, мы со сменщиком ему потом к следующей покупке присчитывали.

– Заметили что-нибудь необычное?

– Нет. Как всегда.

Дарина пообещала прислать сотрудника, который оформит показания, попрощалась и пошла по «зебре», предчувствуя, что сейчас в части произойдет битва титанов. Полковник Негослав Рыбчинский был копией подполковника Светозара Ковальского – по отношению к своим подчиненным. Особое подразделение дознавателей, созданное десять лет назад по приказу начальника Главного Военного Следственного Управления расформировывали и сформировывали три раза. Негослав Рыбчинский был разжалован всего один раз – в этом Светозар выигрывал по очкам – зато ухитрился отсидеть два с половиной месяца за покушение на жизнь врача-реаниматолога, отказавшегося подходить к бездыханному Мареку. Негослав выстрелил врачу под ноги, тем самым запустив комплекс реанимационных мероприятий после обширного поражения электрическим током. Выйдя из камеры, он носил очухавшемуся Мареку пироги с калиной, а когда дело о покушении закрыли за недостатком улик, держал для подчиненного место во вновь сформированном подразделении. Дарина после выстрела написала рапорт об увольнении, отгуляла внезапный отпуск, а потом вернулась под крыло Рыбчинского, не помышляя работать с кем-то другим.

Она не прогадала. Когда попала в госпиталь – получала пироги с калиной. Когда вышла – получила поддержку и заботу, не только от Негослава, но и от всего подразделения. Они не только сработались – сжились, отгораживаясь от потока негатива подколками, шутками и вольностями. Мимолетный вопрос – «а как бы себя повел Негослав, если бы кто-то из подразделения оказался замешанным в давнем преступлении?» – Дарина предпочла выкинуть из головы. Ни у кого из сослуживцев не было провалов в биографии, дознавателей проверяли жестче прочих сотрудников Военного Следственного Управления, жизни всех и каждого выворачивали наизнанку. Нет, у Негослава такой проблемы возникнуть не могло.