Дом для римраннера

–  Пусть они побывают в нашей шкуре.

–  Будьте откровенны, капитан. Вы презираете человечество, но раз за разом рискуете своей жизнью ради его безопасности.
– Далтон жестом отмела все возражения.
– И не говорите, что делаете это ради денег. Вы и так один из богатейших людей в мире.

–  Я иду на это ради Земли. Это прекрасная планета и я хочу, чтобы она оставалась таковой, пока человечество катится к вымиранию.

–  Шансов на это заметно меньше, чем несколько поколений назад. Жизнь улучшилась.

–  Я что-то не заметил. С каждым разом всё больше разочаровываюсь. Успокаиваю себя, мол, ещё один полёт, и всё переменится к лучшему. Но всё остаётся как раньше.

–  Остальные чувствуют в точности то же самое. Каждый римраннер говорил о любви к планете и презрении к людям, населяющим её.

–  Это и делает нас хорошими римраннерами. Нас выбирали не за горячие сердца. Какое значение имеют наши чувства?

–  Имеют, и большое. Образуется пропасть между защитником и теми, кого он защищает.

–  Так было всегда, сенатор. И во времена моего отца, а может и ещё раньше.

Они сидели, окутанные темнотой и тишиной. Далтон молчала. Тогда Вандерхорст поднялся и сказал:

–  Заходите. Легче разговаривать, когда видишь друг друга.

Стук их шагов по деревянному настилу гулко звучал в тишине. Вандерхорст вошёл в дом, включил свет и кивком предложил Далтон сесть.

–  Расскажите мне об остальных.

–  Я полагала, вы знаете их лучше.

Вандерхорст покачал головой.

–  Мы не общаемся, даже с себе подобными. Это не в наших правилах. Я знал только одного римраннера. Мойра проходила подготовку вместе со мной. Мы планировали выйти из игры после трёх полётов и наслаждаться заработанным богатством. Она бросила ВОП и меня после первого же возвращения. Если Мойра ещё жива, ей должно быть уже сто два, а мне - тридцать четыре или сто пять - по другой системе отсчёта. Не очень-то стандартная пара.

–  Римраннеры вообще не вписываются в стандарты. Потому-то людям с ними так сложно.

–  Обычный человек не выдержит и десяти дней на патрульном корабле. Но это не означает, что те, кто могут - уроды.

–  Я не говорила, что вы и подобные вам - уроды, Вандерхорст. Римраннеры настолько необычны, что пугают людей. Вот вы, например - родились во время смуты, ваш отец - ветеран войны, которую осудили многие американцы. Осиротели в семь лет и сменили около дюжины приёмных родителей. Из-за своей работы вы превратились в человека, лишённого корней. Исключая немногих римраннеров все, кто родился в одно время с вами, умерли.

–  Всё верно. Ну и что?

–  Вы - воплощение двух кошмаров прошлого: насилия и отчуждённости. Все наши социологи считают их типичными болезнями двадцатого века и предупреждают, что выжили мы только потому, что избавились от этих недугов.

–  Вы от них не избавились. Вы лишь научились скрывать их.

–  Возможно, вам так кажется, но случаи насилия теперь крайне редки, а отчуждение практически не встречается. И только римраннеры - люди, в которых мы нуждаемся, люди, которым мы доверили нашу передовую линию защиты - воплощение этих страшных болезней.

–  Почему бы вам просто не устроить для нас карантин? Посылать наверх, но вниз не пускать.

–  Такое предложение рассматривалось.

–  Впервые слышу. Расскажите подробнее.

–  Конфиденциально, капитан. Надеюсь, это ясно? Абсолютно конфиденциально.

–  Понятно.

–  Три года назад, специальная комиссия рекомендовала перенести базы римраннеров на “Луну-IV” и объединить с комплексами “Соломонов” и “Паладинов”. Для римраннеров должна была быть выстроена отдельная колония.

–  Проклятые неблагодарные ублюдки, - сказал Вандерхорст, поднявшись с места.

–  Предложение было категорически отвергнуто и никогда более не выдвигалось. Я упомянула о нём, чтобы вы поняли, какой страх вызываете в некоторых умах.

–  Некоторых умах. Отродье сукиных детей, плевавших в моего отца, вернувшегося с войны, от которой они отвертелись, - Вандерхорст уселся обратно в кресло. Он бессмысленно уставился в пространство перед собой, тяжело дыша.
– Думаю, вам лучше уйти, - сказал он.

–  Я не была согласна с тем предложением, голосовала против. И сделаю это снова, если понадобится.

–  Я завершу следующий виток в 2107 году. Вам будет за восемьдесят. Возможно, вы уже умрёте. Кто знает, как всё тогда обернётся?

–  Вы можете остаться и работать на программу.

–  В окружении лоби, считающих меня чокнутым? Увольте, сенатор, я лучше полечу.

–  Жаль, - сказала Далтон. Она поднялась и ушла.

Несколькими минутами позже Вандерхорст пробормотал:

–  И на том спасибо.

Он с усилием поднялся и налил себе выпить.

В начале второго, с бутылкой в руке, он добрался до коммуникатора и набрал личный код Корри и Джеммы. Прозвучала нежная трель, и через некоторое время на экране появилась сонная Джемма.

–  Ван! С тобой всё в порядке?

–  Вы сообщили Далтон. Делаете вид, что оставили нас в покое, а на самом деле следите за мной так, что от вас никуда не денешься.

–  Скажи, где ты находишься, Ван. Мы поможем тебе.

–  Не желаю вашей помощи. Не желаю иметь дела ни с кем из вашей шайки.

В голосе Джеммы зазвучала некоторая настойчивость.

–  Ван, сообщи, где ты находишься. Мы вместе во всём разберёмся. Так будет лучше. Доверься нам, Ван.

Вандерхорст протёр глаза. Когда он снова взглянул на экран, то увидел, что Джемма подала знак кому-то ещё. Заметив обращенный на неё взгляд, она умоляюще протянула руку.

–  Пожалуйста, Ван, позволь нам помочь тебе.

Ни слова не говоря, Вандерхорст с размаху запустил бутылку в изображение. Он ещё немного постоял перед разбитой панелью, испытывая глубочайшее удовлетворение, затем повернулся и начал быстро собирать свои вещи.