Дом (др. перевод)

Сторми любил эту дорогу. Луга, реки, деревья, ранчо. Именно поэтому он перебрался сюда, именно поэтому покинул Лос-Анджелес. Выключив кондиционер, он опустил стекло, наслаждаясь ветром в лицо, вдыхая запах сосен и сена, пыли и воды.

В Лос-Анджелесе Сторми боялся опускать в машине стекло. Не только из-за опасения перед уличными грабителями, не только потому, что на всех перекрестках и светофорах машины осаждали бездомные ветераны, выпрашивающие деньги, но просто потому, что сам воздух был ядовитый. Самый грязный воздух в стране, круглый год. Проклятие, даже в те дни, когда в прогнозе погоды по Калифорнийскому телевидению говорилось о «хорошем качестве воздуха», рассмотреть горы Сан-Габриэль можно было только тогда, когда подъедешь к ним вплотную.

Так жить нельзя.

Сторми устал от Лос-Анджелеса: от самого города, от людей, от образа их жизни. Устал от своих друзей, от их самодовольства, эгоизма, снисходительного отношения ко всем, кто не входит в их узкий кружок, от принудительной элитарности, которая у этих людей считалась культурой. Сторми связался с группой снобов из мира кино – модных сценаристов, снимающих рекламные ролики, молодых выпускников престижных художественных училищ, начинающих режиссеров, мнящих себя гениями. У всех этих людей не было почти ничего общего, кроме интереса к кино. Как успешный менеджер по продаже видеофильмов, как страстный поклонник кино, заработавший миллионы, действуя на самой окраине киноиндустрии, Сторми был принят в этот кружок – свидетельство того, что непреодолимых стен не бывает; однако он прекрасно понимал, что его новые знакомые, притворяясь, будто поддерживают его, и без зазрения совести пользуясь его щедростью, в то же время демонстрировали неприкрытую зависть, и когда начинались серьезные обсуждения какого-либо фильма, к его мнению относились без всякого уважения, тем самым показывая ему, что на самом деле он в их среде чужой.

И это не переставало чертовски раздражать Сторми.

Он оказался единственным членом кружка, кто демонстрировал хоть какую-то независимость, кто не принимал автоматически господствующее мнение и не подстраивал свои вкусы под общепринятое единообразие. На самом деле все эти люди были полными ничтожествами, однако они неизменно вели себя так, словно имели право судить искусство кино от имени всего общества, и любой фильм, одобренный ими, провозглашался шедевром. Они начисто отвергали все современные комедии, но в то же время пели дифирамбы Лорелу и Харди, кидающим друг в друга торты [8] . И дело было не в том, что метание тортов по своей сути было лучше, чем, скажем, шутки с хлопушками в фильме с участием Джима Керри [9] ; но просто они считали это «классикой», что автоматически устанавливало высокий стандарт качества.

8

Лорел, Стэн (1890–1965) и Харди, Оливер (1892–1957) – один из популярнейших голливудских дуэтов 1920—30-х годов, мастера фарсовой клоунады.

9

Керри, Джим (р. 1962) – популярный канадско-американский актер-комик.

С годами Сторми все больше и больше надоедало это интеллектуальное кровосмешение, однообразные интересы и точки зрения. Отчасти виноват в этом был он сам. Он считал этих людей своими друзьями, он сам их выбрал. Он застелил эту кровать – и теперь должен был в ней спать.

Поэтому однажды Сторми просто собрал пожитки, продал дом в Брентвуде и перебрался в Санта-Фе.

И теперь он управлял своими делами отсюда.

Сторми промчался через Трухас, маленькую деревушку, где Роберт Редфорд [10] снимал «Войну на бобовом поле Милагро».

10

Редфорд, Чарльз Роберт (р. 1936) – известный американский киноактер и режиссер.

Впервые он побывал в Нью-Мексико еще подростком, вместе со своими родителями, и с тех самых пор эти места навсегда запечатлелись у него в памяти. Семья совершила поездку по туристическому кольцу – гипсовые солончаки Уайт-Сэндс, Карлсбадские пещеры, колониальная архитектура Санта-Фе, пуэбло Таоса, – и это произвело на маленького Сторми неизгладимое впечатление. Он родился и вырос в Чикаго, и сухой зной бескрайних прерий, огромное небо над головой затронули в его душе такие струны, о существовании которых он прежде не подозревал. Еще тогда Сторми понял, что хочет жить именно здесь, когда вырастет, что именно здесь хочет провести свою жизнь.

Однако вся кино— и видеоиндустрия сосредоточены в южной части Калифорнии, и когда Сторми заработал достаточно денег, чтобы перебраться туда, лос-анджелесская жизнь засосала его так, что вырваться он смог только через несколько лет.

Он никогда не сожалел об этом решении.

Проезжая через Чимайо, Сторми не удержался и бросил взгляд на узкую проселочную дорогу, ведущую к Эль-Сантуарио. При взгляде на маленькую церквушку из кирпича-сырца у него неизменно бегали по коже мурашки. Все эти подпорки и раскосы в крохотном помещении, покрытом чудодейственной пылью. Согласно легенде, церквушка была построена с применением глины, обладающей целительными силами, и каждый год толпы верующих стекались сюда, чтобы вылечить свои недуги и болезни. Безногие инвалиды в надежде исцелиться оставляли свои костыли на улице. Сам Сторми не был человеком религиозным, он не верил в чудеса, но и не отрицал их; однако в этой разновидности христианства скрывалось что-то первобытное и языческое, что-то дохристианское. Возможно, все дело было просто в том, что он в свое время просмотрел слишком много фильмов, распространением которых занимался, однако от всего этого ему становилось не по себе.

Еще через десять минут Сторми выехал на автостраду и помчался в направлении Санта-Фе. Когда он вернулся в свой офис, не было еще и трех часов.

– Ну как все прошло? – спросила Джоан, когда он вошел в кабинет.

– Кто знает… Раскусить этого мерзавца невозможно.

Плюхнувшись в огромное кресло за письменным столом, Сторми открыл стоящую рядом с компьютером банку с конфетами и высыпал себе в рот горсть шоколадных драже. Он ездил в Таос на переговоры с организатором кинофестиваля, намереваясь включить в этом году в конкурсный показ один из принадлежащих ему фильмов. У него было то, что он считал своей законной находкой: пересказ «Макбета», перенесенного в индейскую резервацию, снятый двадцатипятилетним парнем-хопи [11] , не имеющим специального образования, который, работая в службе охраны национального парка Бетатакин, на протяжении нескольких лет откладывал деньги на свой фильм.

11

Хопи – индейский народ, проживающий в одноименной резервации на северо-востоке Аризоны. Традиционно принадлежит к группе народов пуэбло.

Это была та самая история успеха, какие в последнее время полюбили средства массовой информации, пишущие про индустрию развлечений, и Сторми по праву рассчитывал, что ему воздадут по заслугам. Фильм был частью пакетного соглашения, заключенного с обанкротившейся местной компанией проката «Четыре угла», и хотя по большей части Сторми доставались второсортные боевики, это был самый настоящий фильм, и впервые в жизни Сторми получил возможность представить зрителям работу неизвестного таланта.

Может быть, ему нужно предложить фильм на кинофестиваль в Сандансе.

Определенно, это поднимет его статус в киноиндустрии.

К тому же парень это заслужил.

Сторми попробовал представить себе, какой будет реакция его бывших друзей из Лос-Анджелеса, когда они обнаружат, что он предлагает в прокат фильм, который был показан в конкурсной программе фестиваля в Сандансе, и эта картина вызвала у него улыбку.

– Хочешь, я завтра ему позвоню? – предложила Джоан. – Чуточку надавлю на него?

Сторми кивнул:

– Скажи, чтобы обязательно просмотрел видеокассету. И еще скажи, что у него есть сорок восемь часов. В Сандансе заинтересовались фильмом.

– Правда? – широко раскрыла глаза Джоан.

– Нет, – усмехнулся Сторми. Он сделал театральную паузу. – По крайней мере, пока что.

– Значит, у нас в руках будущий победитель, да?

– Очень на это надеюсь, – подтвердил Сторми.

Он засиделся допоздна, работая с контрактами. Джоан уже ушла домой, поэтому Сторми сам запер офис. К тому времени как он вернется домой, Роберта уже уйдет на занятия, поэтому по дороге Сторми завернул в «Макдоналдс» и купил гамбургер, пакетик жареной картошки и шоколадный коктейль. Роберта постоянно донимала его по поводу диеты, утверждая, что человек, который так питается, просто не может быть здоровым, как будто у него было моральное обязательство употреблять в пищу исключительно гастрономические изыски. Подобно большинству излишне полных людей, Роберта обращала слишком много внимания на еду, считая ее очень важной составляющей жизни. Если б она считала секс таким же важным, как и еду, и вкладывала бы столько же усилий в занятие любовью, сколько в выбор блюд на ужин, их брак был бы крепким.

Секс.

Когда это было в последний раз? Месяц назад? Два месяца? Сторми не мог сказать точно. Он знал только то, что у них с Робертой уже давно ничего не было.

Сторми попытался вспомнить свою первую девушку. Как ее звали? Доун? Донна? Как-то так. Странно, что он это забыл. Считается, что первую запоминаешь на всю жизнь, разве нет? Она была бедная и грязная. Это Сторми помнил. Именно этим отчасти и объяснялась ее притягательность. Она была совсем не похожа на идеально отскобленные образчики женственности, которых приглашали в дом; она была другой, дикой, и именно это понравилось Сторми. Девчонка заставила его проделать с ней такое, о чем он прежде даже не слышал, и за одно то лето он узнал о сексе все, что только нужно о нем знать.