Дом-фантом в приданое

Тетка еще пооглядывалась по сторонам и спросила заговорщицким тоном:

— А хочешь, я тебе погадаю? Вот прямо сейчас погадаю, касатик! Хочешь?

И, как фокусник кролика из шляпы, выхватила из кармана расписного балахона колоду засаленных карт и длинной лентой перекинула их с руки на руку.

Жорж смотрел на нее с ужасом.

— Да не надо мне гадать, зачем?!

— А это тебе, касатик, лучше знать — зачем? Хочешь, на интерес тебе погадаю, на червонную даму, на дальнюю дорогу, на казенный дом? На что хочешь, на то и раскину карты!

— Да ни на что я не хочу! Не надо мне ничего, зачем вы пришли, уходите! — скороговоркой выпалил он.

— Не уйду, касатик, не уйду, не трясись! — Люба махнула балахоном, прошла мимо Жени, уселась в кресло и положила ногу на ногу. Она была довольно толстой, и сидеть так ей было очень неудобно. Нога съехала и плюхнулась на пол.

— Что вам надо?! — пронзительно закричал Женя. — Уходите!

— А надо мне денег, — сказала Люба деловито. — Дай мне, и пойду я с миром, дорогой ты мой писатель!

Женя пришел в абсолютное умоисступление.

Денег? Каких еще денег? Что ей надо, когда у него шаром покати и он беден, как церковная мышь в приходе попа-пьяницы?! Его роман, величайший в истории человечества, отвергнут, ему не платят ни гроша, и дядя Гоша, который подкидывал ему легкие денежки, в могиле.

Он в могиле по вине тех, что подбираются нынче к Жоржу! Данс знал, что их нет, что все это плод его воображения, фантомы, духи, — и все же он точно знал, что они есть.

Он сам их видел.

Жорж промаршировал к двери и настежь распахнул ее.

— Вон! — заявил он, появляясь в комнате. — Извольте выйти вон!

Вот как сказал будущий классик русской литературы в полном соответствии с оной!

Тетка посмотрела на него и зевнула — кажется, специально, чтобы вывести его из себя.

— Да никуда я не пойду, что ты стараешься-то! — равнодушно произнесла она. — Денег дай, и тогда я пойду.

— Каких денег?! — завизжал Женя, так что эхо отдалось во всем доме и дверь тихонько скрипнула — или за ней кто-то был?…

Но ему некогда было разбираться.

Сейчас он вышвырнет эту змею, эту шпионку, которая заползла в его дом, которая…

Он вплотную подошел к креслу, но решительно не знал, что делать дальше. Как именно он станет вышвыривать шпионку и змею?! Он, наверное… того… не справится сам, наверное. Она тяжелая вроде и сильная, вон какая откормленная по сравнению с худосочным Женей!

— Ну чего ты визжишь? — спросила тетка. — Я ведь все знаю. Все-все про тебя знаю. Мне карты рассказали, — добавила она, сделав непроницаемое лицо, и сунула руку в карман, словно для того, чтобы карты «сказали» ей что-то еще.

Это она про роман, понял Женя. Она пришла, чтобы украсть роман, продать его и нажиться. Вот о каких деньгах идет речь! Чертова дура догадалась о том, что собой представляет его роман, и о том, что он должен перевернуть судьбы, с него должна начаться новая эпоха!..

Он не отдаст свой шедевр! Он будет биться за него до конца, до самой погибели, но не отдаст, потому что это — единственное, что у него есть, потому что у него отняли все остальное, даже театр студенческих миниатюр, даже Петербург и даже имя, а его прозвали гадкой кличкой Жопа!

Но… как он не отдаст роман, он тоже не знал. Тетка вон какая здоровая!

— Ты покойному Племянникову служил? Служил! Он тебе платил? Платил! — неожиданно сказала тетка. — Давай делись!

— Чем? — не понял ошалевший от такого поворота Жорж.

— Денежками, чем, чем!.. Зелененькими делись!

— Да нет у меня никаких денег!

Последний гонорар он истратил на «скульптуру». Купил в лавке небольшой бюстик Наполеона, который стоял теперь у него на столе. Иногда они с императором беседовали — о судьбах мира.

— Ты, чай, думаешь, что я дура, — сказала тетка беззлобно. — А я не дура. Я, милый ты мой, совсем не дура. Покойник-то на динамите подорвался? На динамите! А откуда у него динамит? А оттуда, что бомбы он делал и разбойникам продавал! Это теперь всякий знает, что бомбы, которые террористы взрывают, все самодельные, и покойник их делал, так?

Жорж от изумления открыл рот.

— Ты бородищей-то не тряси, — произнесла Люба деловито, — не поможет. Я-то знаю, сколько баксов за это отваливают, за бомбы! И знаю, что ты у него правая рука был!

— Я?! — поразился гений. — Я правая рука?!

— Ты. Ты! — Она начала раздражаться. — Ты думаешь, я не слышала, как вы в сочельник перед моей квартирой сговаривались и преступные планы строили? Или забыл?

Жорж Данс решительно ничего такого не помнил.

Ну, разговаривал он иногда с дядей Гошей о своих делах на лестнице, но чтоб про бомбы — никогда!

— Сговаривались, сговаривались! Он тебя просил, чтоб ты ему помог! Говорил, что ты в армии в саперах служил! А раз ты в саперах служил, значит, ты подрывник и есть!

Она вдруг поднялась из кресла и пошла на Женю грудью.

— Ну, признавайся! Ты покойного подвзорвал и на весь наш дом покушался?! Ты, поганец! Небось денежки-то сполна получил, а делиться не хочешь!

Женя отступал, видя перед собой только жирные шевелящиеся губы, покрытые толстым слоем красной краски.

— А теперь вот, если не хочешь, чтобы я в милицию пошла и там на тебя заявила, давай мне половину денег, и точка!

— Да нет у меня денег!

— Куда дел, поганец?!

— Нет и не было никогда! Какие бомбы! Сумасшедшая баба!

— Я?! — взвизгнула Люба. — Сам такой! Сам сумасшедший! Сам баба!

И она ухватила Жоржа Данса за бороду и сильно рванула вниз. Жорж взвыл, слезы потекли у него из глаз, и он двинул кулаком вперед и, кажется, попал, потому что гадалка завизжала и бросилась на него, но бороду не выпустила и стала молотить его свободной рукой.

— Ах ты, дерьмо собачье, хрен моржовый! Денег у него нет! Я покажу, как у тебя денег нету!

— Пошла вон! Пошла! Вон пошла!