Дом Хильди Гуд

— Мы просто не могли бы сейчас переехать. Местная школа не ахти, но Джейк хотя бы привык туда ходить. Если мы переедем в Ньютон, он будет торчать дома и отстанет. А нас сведет с ума…

— Но я бы могла помочь вам снять жилье…

— Хильди, нам нужно переезжать только один раз. Джейк чувствует себя лучше в привычной обстановке.

— Ладно, когда вы хотите снова выставить дом?

— Наверное, в июне. И если дом продастся сразу, мы подпишем сделку прямо перед началом занятий в Ньютоне.

— Но, Кэсси, дома обычно сразу не продаются.

— Попытаем счастья, — сказала Кэсси. — Хотя вряд ли мы самые везучие люди на свете.

— Хорошо, выставим в июне. Я обзвоню покупателей.

К началу апреля у меня появилось несколько клиентов, ищущих жилье в Вендовере. Одна семья — юристы из Бостона и их шестилетняя дочь — искала дом, который можно сделать «зеленым», экологически чистым. Первый случай в моей практике. Они хотели «отключиться от сети» и жить на энергии ветра и солнца. Они хотели выпотрошить дом и заменить старые материалы новыми, которые не «испускают» ядовитые вещества в воздух. Жена пережила несколько выкидышей, прежде чем супруги избавились от токсичных ковров и плесени в бостонской квартире. Только тогда она смогла родить. Теперь, во имя здоровья ребенка, они искали «чистый и зеленый» дом. Особенно настаивала на этом жена. Честно говоря, она казалась зацикленной. Зато им было все равно, что у дома внутри, интересовала их «ориентация» — смотрит дом на север или на юг, сколько света он получает. Я предложила им поискать просто участок. Возможно, дешевле построить такой дом с нуля, чем переделывать старый.

— Нет, нас всегда притягивало очарование старых домов Новой Англии.

— Ясно, — сказала я. — В настоящих старых домах хорошая изоляция, это поможет сохранять энергию. Колонисты, которые тут строились, старались сохранить тепло и обычно делали маленькие окна.

— Да, но теперь есть сберегающие окна, мы поставим их и сделаем шире, чтобы дом обогревало солнце. И солнечные батареи на крыше…

Вог с чем приходится иметь дело. Им нужно старое, но им нужно новое.

Мы встречались с Фрэнком без огласки. Не светились. Фрэнк приезжал ко мне, когда я звала. Иногда встречались случайно. Я еду мимо, он сигналит и притормаживает. Если на тихой улочке за нами нет машин, Фрэнк тормозил и, улыбнувшись мне, спрашивал, как дела. Я говорила что-нибудь вроде «Заезжай вечером, поедим чили, если не против». Он никогда не был против. Порой мы смотрели кино, а порой смотрели на камин и болтали. Я уже говорила, что знаю все, что происходит в городке, но кто действительно знает все — это Фрэнк. У него, например, есть пожарная рация — думаю, он использует ее для прослушки, — так там слышны все переговоры диспетчеров — нашего города и пяти соседних. Фрэнк знал, что О’Брайены разводятся, что Холстеды ждут ребенка, а у несчастной Этель Куинн — неоперабельный рак мозга. Он постоянно сообщал мне новости о доме Санторелли на мысу Грей. Как только закончатся отделочные работы, я обращусь к ним с предложением.

И самое удивительное, Фрэнк знал все о Ребекке и Питере. Это выяснилось одним теплым вечером в начале мая, когда мы гуляли с собаками по прибрежному участку Фрэнка — тому, который рядом с моим домом. Фрэнк напомнил, как я купалась голой, и я рассмеялась.

— Я тогда была немного пьяная.

Теперь, когда я больше не пью, мне легко смеяться над моими прежними днями. Я была одной из тех людей, о которых слышала на собраниях. Та дама, которая пила в одиночку, которая то и дело себя позорила, ушла. И не вернется, пока я не пью. Понимание этого не унижало меня, а наоборот, укрепляло. Я изменилась. И заодно скинула несколько кило в средней части фигуры. Фрэнк постоянно был рядом, и я чувствовала себя не такой одинокой.

Мы брели по берегу. Небо приобретало сумеречный оттенок, а море, холодное с зимы, блестело бесчисленными крохотными барашками, друг за другом исчезавшими на песке.

— Золотой час, Фрэнк, — сказала я.

— Золотой час. С войны не слышал этого выражения.

— В самом деле? Вы знали про золотой час во Вьетнаме?

— Да. Медицинский термин.

— Да нет. Термин кинематографический. Ребекка мне рассказала. Это про свет, угасающий в конце дня.

— Ну, во Вьетнаме так говорили про медицинскую помощь пациенту в первый час после ранения. Критическое время после тяжелого ранения — если не окажут помощь в течение часа, шансы выжить сильно падают. Я там водил санитарную машину.

— Я и не знала, Фрэнки. Я вообще ничего не слышала от тебя о войне.

— А что о ней говорить? Преставляешь, — неожиданно сказал Фрэнк, — я частенько видел твою безумную подружку Ребекку с Питером Ньюболдом — на его пляже по ночам. Все прошлое лето они веселились полуголые в темноте. Наверное, думали, что их никто не увидит. Но когда идет косяком луфарь, я люблю порыбачить ночью. Выхожу на своей плоскодонке с пляжа Харта — никто и не догадается, что я там. Странно, что он с ней закрутил, — он ведь сам мозгоправ.

— Ну и что? — спросила я.

— Да она совершенно свихнулась, Хил. Я знаю, ты с ней дружишь, но она полная психичка. Сначала она была нормальной — когда ты показывала ей дом, а потом рехнулась.

— Неужели? — засмеялась я. — Слышала, кто-то из твоих парней вывел ее из себя. Что там было?

— Череп Уайт приехал вывезти мусор — вскоре после ее переезда, — и грузовик сломался; а у нас ведь нет мобильной связи…

— Фрэнк, твои грузовики — кошмар. Почему бы тебе не купить пару новых, чтобы не ломались на каждом шагу?

— О чем ты? Нормальные грузовики. Зачем покупать новые, пока старые бегают?

Тут я захихикала. Дело не в том, что Фрэнк — скряга (хотя это правда). Еще он ненавидит новые вещи. Он содрогается от мысли о любых переменах.

— Так что случилось у Ребекки? — напомнила я.

— Череп стучит в дверь дома, и нянька говорит, что не может пустить его позвонить по телефону, потому что мамаши нет — она ездит верхом, на лугу за конюшней. Череп идет к конюшне — никто не скачет. Тогда он заходит в конюшню — и там твоя ведьма-подружка, в стойле для мытья: разделась до исподнего и поливает из шланга себя и коня. Увидела Черепа, подпрыгнула и начала визжать…

— Ну и что такого? Знаешь, как жарко летом на коне? Наверное, она ужасно смутилась, что старый Череп Уайт стоит и пялится на нее в одном белье.

— Да? А Черепу пришлось топать через всю Вен-доверскую Горку до дома Браунов, чтобы позвонить мне. Когда я приехал, чтобы завести грузовик, Ребекка выскочила из дома и начала кричать, что я незаконно проник на ее территорию и что она вызовет копов. Я ей говорю: «Как это незаконно?» А она мне: «Я вас уволила, значит, вы проникли незаконно». А потом заявляет: «Если через десять минут грузовик не уберется, я вызываю копов!»

Фрэнк рассказывал со смехом.

— Типа, меня арестуют за то, что мусорный грузовик сломался на работе.

Это было забавно, и я тоже посмеялась, представив реакцию Ребекки на Фрэнка и на Черепа. Как они ее напугали. Двое самых мягких мужчин, каких я знала в жизни. Старый Череп Уайт работал раньше на моего отца, на рынке. Он занял мясной прилавок, когда папа купил магазин; во время праздников они давали скидку на мясо и индюшек для некоторых семей, у кого выдался неудачный год. Вряд ли «Стоп-н-шоп» сохранили этот обычай. Череп выручил моего брата, Джадда, когда тот по пьяни въехал на пикапе ночью в канаву. Череп отбуксировал его с помощью одного из старых грузовиков Фрэнка и лебедки — до того, как подоспели копы. И не протрепался папе, лишь предупредил Джадда, чтобы тот завязывал. На мой взгляд, Череп Уайт — хороший человек. Прозвище «Череп» он получил, когда рухнул с дерева (еще в школе) и разбил голову. Его настоящего имени никто уже не помнил; по крайней мере никто из моих знакомых.

— Ребекка на взводе, это да. Может, она и немного не в себе, — сказала я, — но таких у нас много. А кому какое дело до них с Питером? Вряд ли они — первая пара семейных, закрутивших роман в нашем городе.

— С ней что-то действительно не так.

— В каком смысле?

— Она охотится на него… преследует. Называй как хочешь.

— Откуда ты знаешь?

— Ну, он тут нечасто бывает и поручил нам приглядывать за домом. Как-то в пятницу я расчищал его дорожку от снега — так Ребекка раз пять проехала мимо.