Дом и остров, или Инструмент языка (сборник)
Шрифт:
Это была мечта о Золотом веке. Хотя, скорее, все-таки воспоминание: в фольклоре большинства народов Золотой век — позиция стартовая, за ней лишь последовательное ухудшение. Как бы то ни было, изначально в моей мечте сквозило что-то несбыточное, да и сам подход к делу был нереалистичен — потому хотя бы, что названные лица были уже в целом трудоустроены.
Когда я пришел на почту, мир, так любовно выстроенный мной по дороге, начал ощутимо шататься. Мое идеальное государство рушилось, потому что государство (я чувствовал, как рождается фразеологизм) начинается с почты. Может быть, это не вполне осознают те, чьи письма доставляются фельдъегерской службой, но по сути это так.
На почте меня ждало разочарование. Во-первых, меня не встретил Маркин. Во-вторых — и в этом не было уже ничего удивительного, — византийскую хронику не нашли. Я разговаривал с женщиной в выцветшем халате — усталой и отрешенной.
— А почему письма из Москвы идут по нескольку недель? — поинтересовался я на всякий случай.
Она пожала плечами. В конце концов, не она их возила.
— Письма Достоевского из Германии шли сюда всего четыре-пять дней, — не унимался я. — Почему?
— Потому что Достоевский был гений, — сказал кто-то из очереди.
Разумеется, это был правильный ответ. В конечном счете всё определяется масштабом личности.
Уже на обратном пути вспомнил об актере Тараторкине, балерине Семеняке и футболисте Быстрове. Фамилии Невинный и Шмыга касались приватной сферы и на расстоянии не проверялись. Да, вот еще: по воспоминаниям Иосифа Бродского, соседкой Н.Я.Мандельштам (и ответственной квартиросъемщицей) была в псковской коммуналке женщина по фамилии Нецветаева. Ничего более разительного в смысле соответствий я не встречал.
Дома я включил компьютер и, покрутившись на винтовом стуле, вернулся к комментированию древнерусского хронографа. После почтовой прогулки это был приятный контраст. В средневековой жизни всё было проще, потому что прозвищу, в отличие от фамилии, свойственно учитывать реальность. Иван Грозный был грозным, Василий Блаженный — блаженным, а Максим Грек, соответственно, греком. До некоторой степени эта традиция продолжается и в науке о древности. Корректором первой же взятой мной с полки книги («Древлехранилище Пушкинского Дома». Ленинград, «Наука», 1990) оказалась С.И.Семиглазова.
Госкомаббревиатура
С приходом весны хочется писать об аббревиатурах. Они короткие и звонкие, как питерская капель. БАМ. ГУМ. РАН. Если, конечно, это не Минздравсоцразвития, которое свалилось на наши головы бесформенной ледяной глыбой. Или не Минобрнауки, в сравнении с которым даже советский Минтяжмаш звучит как детская считалка. О таких аббревиатурах хочется поскорее забыть. Но не получается.
Что такое аббревиатура? Так принято обозначать слово, созданное путем усечения и соединения ряда слов (итал. abbreviatura, восходящее к лат. abbrevio — сокращаю). Уже из этого определения следует, что речь в данном случае идет о некой словообразовательной модели. Такое понимание дела порой позволяет исследователям видеть различие между аббревиацией как процессом создания новых слов (МЭРТ, МРОТ, психбольница) и графическими сокращениями, новых слов не создающими (обозначения типа «и т. д.» или средневековые написания под титлой).
Зачем создаются аббревиатуры? Однозначного ответа здесь быть не может. Движущими в этом процессе являются, на мой взгляд, две силы. Одна из них — принцип языковой экономии, другая — то, что в самой общей форме можно определить как стремление к сакрализации. Начну со второй.
Аббревиация возникла не сегодня. Это древнее и почтенное явление отмечено в ряде культур Востока, Греции и Рима. Там аббревиатуры представали в самых разных формах и обслуживали по преимуществу область сакрального. Иногда — тайного, которое, как известно, порой способно сакрализоваться. Во многих культурах святость явления предполагает его неназывание или, по крайней мере, неполное называние.
Если брать историю нашей собственной культуры, то феномен сокращения присутствует в ней прежде всего на уровне графическом. Священные слова — Бог, Богородица, Иисус Христос, Спаситель — писались в сокращении под титлой (титла — надстрочный значок, сигнализирующий о сокращении слова). Выпадали — или выносились над строкой — буквы из середины слова. И в графике, и в семантике этого явления мы были наследниками византийцев. Интересно в этом отношении слово «царь», получившее распространение с XV века и восходящее к форме «цAсарь» («цьсарь»). Есть основания полагать, что новая форма не в последнюю очередь связана с графическим обликом слова: принадлежа к именам сакральным, слово «цAсарь» писалось под титлой с выносной «с». Нельзя сказать, что вопросы экономии в древности не играли совсем уж никакой роли. В надстрочное пространство
выносились окончания часто употреблявшихся слов (например, буква «е» в «рече»), частица «же» и еще кое-что, но — не экономия была в те эпохи определяющей.Функция сакрализации или, скажем так, придания большей значимости сохранилась и в Новое время. В каком-то смысле именно она определила движение Татьяны Лариной, писавшей «На отуманенном стекле / Заветный вензель О да Е». И уж не знаю, что движет Б.Б.Гребенщиковым, когда он — явно не по размеру — примеривает на себя обозначение БГ. Новая сфера сакрального заставляла в первые десятилетия советской власти придумывать и имена-аббревиатуры: Долкап (долой капитализм), Мэлс (Маркс — Энгельс — Ленин — Сталин), Слачела (слава челюскинцам).
Совсем другая история — принцип языковой экономии. Именно он определяет характер подавляющего большинства сегодняшних аббревиатур. И хотя принцип этот также не новый, ведущую свою роль он получил менее столетия назад. Начало аббревиатурного бума — как за границей, так и у нас — принято относить к рубежу XIX и XX веков. Дореволюционные аббревиатуры имели относительно благополучный облик и были, как правило, произносимы. В качестве примера здесь можно привести название компании «Лензолото» (слог «лен» соотносился в нем не с вождем мирового пролетариата, а с рекой: «Ленское золото»). Одним из катализаторов этого бума стала Первая мировая война. Многие из аббревиатур были связаны с военной сферой (слова типа «главковерх» — верховный главнокомандующий, «начштакор» — начальник штаба корпуса и др.). Материал для аббревиатур нередко предоставлял телеграф с его системой сокращений слов. Но и без телеграфа дело в этой сфере пошло быстро. Может быть, даже — слишком быстро. Словообразовательная модель оказалась в высшей степени продуктивной.
В полную силу она показала себя после октябрьского переворота. И это не случайно: новая жизнь требовала новых слов. Поток аббревиатур оказался таким мощным, что дрогнули даже самые радикальные. Так, по свидетельству А.В.Луначарского, резкой была реакция В.И.Ленина на аббревиатуру телеграммы, сообщавшей о том, что «шкрабы голодают». Аббревиатуру «шкраб» (школьный работник) запретили, но голодать они от этого, увы, не перестали. В «Бане» В.В.Маяковского появляется «Главначпупс» (главный начальник по управлению согласованием), Маяковским же высмеивается «Коопсах» (кооператив сахарной промышленности). О том, что аббревиацию в послереволюционные годы открыли для себя самые широкие слои населения, свидетельствует, в частности, двустишие «На Твербуле у Пампуша / Ждет меня миленок Груша», оставшееся в памяти Корнея Чуковского (впрочем, с 1950 года Пампуш уже и не на Твербуле).
Процесс создания новых аббревиатур, что называется, пошел. Впоследствии он имел разную интенсивность, но никогда не останавливался. На него не действовали ни насмешки, ни увещевания. Воспрепятствовать процессу не смогло даже то, что по поводу аббревиатур со свойственной ему непосредственностью на XXII съезде КПСС высказался Н.С.Хрущев: «Что это за собачий язык нам навязывают? Назовите по-человечески…» По-человечески не получается: уж слишком аббревиатуры удобны.
По способу образования аббревиатуры подразделяются на несколько видов. Буквенные аббревиатуры состоят из первых букв вошедших в них слов. Слоги новых слов в этом случае образуют названия букв: СССР («эсэсэсэр»), НКВД («энкавэдэ»). К этой категории должно было принадлежать, скажем, слово ФРГ («эфэргэ»), но правильному наименованию буквы «эф» оно выразило свое откровенное «фэ». Проблему решает то, что «фээргэ» сейчас постепенно вытесняется «Германией». Другой разновидностью аббревиатур являются акронимы или звуковые аббревиатуры. Здесь наименование букв значения не имеет, всё читается так же, как в обычных словах: ГЭС, ГАЗ, ТАСС и печальная аббревиатура МРОТ, в которой форма полностью отвечает содержанию. Иногда в соответствии с этой моделью произносят США («сша»). Теоретически это более правильно, чем произносить, как делается сегодня, «сэшэа». Признавая, что последняя форма (подобно «фээргэ») стала преобладающей, можно лишь констатировать, что внешней политикой в свое время у нас занимались люди, считавшие «сэ», «шэ» и «фэ» произносительной нормой. Еще один тип представляют слоговые аббревиатуры, соединяющие, как понятно из названия, отдельные слоги разных слов: «колхоз», «роддом», «худрук». Есть смешанный тип (например, «гороно», соединяющее слоговой тип с акронимическим), есть тип, прибавляющий один слог к целому слову («запчасти») и даже первый слог одного слова — к последнему слогу другого слова («мопед»: «мотоцикл» + «велосипед»). Сокращается, наконец, лишь прилагательное в словосочетании: «матлингвистика», «физкультура». Иначе говоря, желающим образовывать аббревиатуры есть из чего выбирать.