Дом на городской окраине

Судья, послюнив указательный палец, листает бумаги.

— Людвик Марган. Зачитывается характеристика, лист пятый…

Молодой человек в коричневой шоферской форме встает, но один из заседателей кивает ему: можно не вставать. Он опускается на скамью и снова пристально всматривается в морщинистый рот судьи.

— Лист пятый. Обвиняемый пользуется хорошей репутацией, судим не был, неимущий… Где вы работали до ареста? — обращается он к обвиняемому.

Людвик Марган, вскочив и стукнув каблуками, выпаливает:

— Последнее место службы — личный шофер директора Гартенегга.

— А теперь?

Склонив голову, обвиняемый шепчет:

— Безработный…

— Садитесь!

Да, теперь он безработный… Но дома сказать этого не смеет. Мать бы, возможно, не пережила. Каждый день он, как прежде, уходит из дому и до вечера болтается по улицам, чтобы мать считала, будто он вернулся с работы. Если она все узнает, для нее это будет удар. Ведь она всюду расхваливала своего сына. «У него прекрасное место, господа с ним, как с родным, он будет получать большие деньги. Кое-что уже отложил на книжку. Да он и заслужил это за свою доброту, такого сына днем с огнем не сыщешь, он бы мать на руках носил, только бы ради нее и дышал». Торговец из лавки напротив выслушает эти похвалы и раздраженно пробурчит:

— У кого дети удачные, у кого нет. Это уж какое кому выпадет счастье. Мне, к примеру, не повезло. Мой сын к торговле склонности не имеет, нигде подолгу не удерживается, только бы день-деньской шлялся. Девчонки, кино, приятели… И так далее. Да, нечего сказать, удачный у меня сыночек!

Как все произошло? Людвик Марган не любит об этом вспоминать. Его приятель Войтех Лагулек был кладовщиком в одной фирме. Лаки, олифа, машинное масло, бензин. Лагулек выносил товары со склада и прятал в проезде. Марган заходил туда, разносил банки с машинным маслом по автостоянкам и продавал шоферам. Вечером встречались с кладовщиком в трактире и делили деньги. Со временем им и этого показалось мало, довольно большую партию краденого они продали тому старику, что теперь сидит по его правую руку. Шеф фирмы заметил недостачу, провел инвентаризацию… Так все и вышло наружу.

Хуже всего, что этот негодяй Лагулек присягнул перед судом, будто он ни в чем не виноват, и все свалил на Маргана. Экий дошлый тип! Ведет себя как баба. Настоящий мужчина, если что натворит, признается и не потянет за собой другого. Господин судья сразу понял, что к чему, и прямо сказал — Лагулеку: «Вы бы лучше молчали, у Маргана до сих пор ни одной судимости, а вы дважды отсидели за кражу. Запирательством вы себе не поможете, только лишитесь облегчающих вину обстоятельств». Для Маргана тоже оказалось новостью, что его однокашник Лагулек был дважды судим. Знай он это прежде, он бы с таким мерзавцем не связывался.

— Если нет еще каких-либо предложений, считаю разбор доказательств законченным, — объявил председатель. — Пан прокурор, прошу, ваше слово.

Прокурор привстал, промямлил, что настаивает на обвинении и наказании всех трех подсудимых, и сел. Взял слово адвокат Лагулека.

«Нанял доктора права, — со злостью думает Марган. — Он может себе это позволить! И меня облапошивал. Оставлял себе львиную долю наворованного, а мне совал пару крейцеров. Своего хозяина обокрал, товарища обжулил, а теперь доктор вытаскивает его за уши».

Адвокат пририсовал своему клиенту ангельские крылышки и теперь тычет пальцем в Маргана и третьего обвиняемого, перекупщика краденого: вот злодеи, совратившие его несчастного, добросердечного и слишком доверчивого подзащитного. Маргана так и подмывает вскочить, он не может слышать это наглое вранье, поднимает руку и просит слова. Хочет прямо в глаза адвокату высказать, что о нем думает. Но судья делает ему знак рукой: мол, сиди смирно. Старику справа все безразлично. Он сонно уставился на свой грязный указательный палец, украшенный перстнем с большим желтым халцедоном. За судопроизводством он не следит, болтовня адвоката его не интересует. Старик знает, что его посадят, и не расстраивается. Сколько раз он уже сидел за скупку подозрительных вещей? Тюрьму он воспринимает как часть накладных расходов. Подержат и выпустят. Посидит пару недель и снова будет скупать краденые вещи. А потом опять сядет. От этого еще никто не умирал.

Защитник кончает:

— Учитывая перечисленные доводы, прошу оправдать моего клиента. Если же, вопреки ожиданиям, высокочтимый суд не согласится с моим мнением, прошу о милостивом приговоре и условном наказании.

Последние фразы его речи суд выслушал уже в дверях совещательной комнаты, судья, не глядя на адвоката, прогундосил:

— Суд удаляется на совещание.

И писарь закрыл дверь.

Через четверть часа они вернулись и объявили торговцу, что он признан виновным, но срок наказания уже отбыл в предварительном заключении. Торговец удалился со словами: «Низко кланяюсь, желаю всего наилучшего». Марган был осужден на четыре месяца тюремного заключения, но ему было сказано, что отсиживать этот срок не придется, если в течение двух лет он будет вести себя примерно, не предастся праздной и предосудительной жизни и не совершат нового проступка. Молодой человек в коричневой форме выслушал приговор, держа руки по швам, поклонился и щелкнул каблуками.

Лагулек получил тринадцать месяцев. Когда охранник уводил его в тюрьму, он держался дерзко, как бывалый арестант, и в коридоре крикнул Маргану:

— Будь здоров, Людва! Живи весело, до скорой встречи!

Марган перекосился от злости, пригрозил ему кулаком, но Лагулек только захохотал и махнул рукой.

Взволнованный, раздраженный, Марган вышел на улицу. Он ужасно хотел есть, нашел ближайший трактир и заказал тарелку супа. Поганая история! Он боязливо огляделся по сторонам, нет ли тут кого из знакомых: вдруг по его лицу можно понять, что минуту назад ему припаяли четыре месяцы тюрьмы. Но в трактире всего один посетитель, кучер в синем фартуке, который сидит над кружкой пива и жует рогалик. Кажется, и официант не видит этих нависших над Людвиком четырех месяцев. Вытирает стол салфеткой и спрашивает: «Чего изволите?..»

Счастье еще, что на суде не было никого из газетчиков, если бы его позор стал широко известен, он бы вообще погиб, только бы и оставалось — удавиться… А мама, что бы она, бедняжка, делала?

«Шкуру с тебя содрать мало за твою глупость! А этому пройдохе Лагулеку я еще припомню! Пусть напрасно не надеется, наши пути еще пересекутся! Увидит, с кем имеет дело! Отплачу ему с процентами…»

Он с жадностью доел суп, но сытым себя не почувствовал. Сегодня он бы легко справился и с обедом посолидней. Но знает, что позволить себе этого не может. Сбережения его кончаются, скоро он окажется совсем на мели. А сестра после каникул должна начать занятия в промышленном училище. Он обещал купить ей краски и чертежную доску. Теперь ничего не получится. Бедная девочка! Она так надеялась…

Сжав зубы, Людвиг Марган простонал:

— Мерзавец я и негодяй, что мне теперь делать…

56

Марган снял с крючка подшивку газет — не для того, чтобы узнать городские новости, но чтобы просмотреть объявления. Рубрика «Биржа услуг и труда» стала теперь его ежедневным чтением. Он знал, что одновременно с ним эти объявления читают тысячи тех, кто еще пытается найти себе место в трудовом процессе. С толпой усталых отощавших людей стоял он перед отделами найма, перед металлическими решетками затихших фабрик и все надеялся: вдруг кому-то понадобятся его руки. Но каждый раз выяснялось, что он пришел поздно; если бы он пришел минутой раньше, — говорили ему, — можно было бы что-нибудь сделать. Но почему-то он всегда на минуту опаздывал.

На этот раз в «Отделе объявлений» он прочел, что какой-то господин ищет шофера для мотоцикла. Осмотрительного, опытного шофера, — как было сказано. Марган задумался. Управлять мотоциклом он умеет, разбирается в любом бензиновом моторе да только… До сих пор он обслуживал элегантный, тихо шуршащий шинами автомобиль, возбуждавший всеобщее восхищение, возил господина в очках с черепаховой оправой и с портфелем, полным бумаг, заголовки которых гласили: экспозе, докладная, критические замечания, заключение экспертизы, памятная записка, резолюция, протокол… Случалось, возил и супругу генерального директора, нервную даму с капризным, гордым лицом, и ее детей, двух мальчиков в матросских курточках с золотыми пуговицами; даже секретаря генерального директора с утонченным, самолюбивым лицом и англичанку-воспитательницу.