Дом на городской окраине
Шрифт:
Карлинский дом превратился в дворянское гнездо. Пани Михелупова быстро освоилась с ролью владелицы замка. Из бульварных романов, в большом количестве предлагаемых женскими журналами, она почерпнула четкое представление о том, как должна вести себя хозяйка благородного дома. Молодой человек, слепок героического пилота из фильма, вознес ее в царство иллюзий. Она прикрепляла к волосам большие старинные бутоны, какие, по ее понятиям, носят очаровательные, чуть капризные дамы большого света. Играла невидимым веером, а на базаре рассматривала ощипанную курицу через несуществующий лорнет. Пани Михелупова умеет вести себя как положено, да только муж у нее, увы, глуповат. Жена втолковывает ему свои знания тонких манер без плебейского крика, но внушительно и энергично. В ее присутствии Михелуп не смеет снять пиджак. Она следит, чтобы во время обеда все сидели
Если пани Михелупова заходила на кухню, шофер, обедавший за одним столом с прислугой, вставал и продолжал стоять столбом до тех пор, пока хозяйка не уходила. Он совмещал в себе черты господского кучера, который в блестящем цилиндре неподвижно восседает на козлах, лакея, сидящего с ним рядом со скрещенными на груди руками, и слуги, который только и ожидает, стоя за стулом хозяина, чтобы по кивку подбежать и выполнить приказание. Пани Михелупова делает вид, будто зашла на кухню не за тем, чтобы крутиться возле плиты, а лишь, чтобы присмотреть за прислугой.
И только прислуга не поняла, что квартира в карлинском доме превратилась в дворянское поместье: по-прежнему, топает как слон, ее шаги гулко разносятся по комнатам; красные руки потрескались от щелока и мыльной воды; она пьет кофе стоя, закусывая огромным куском хлеба; только глянет на стену и — уже летит на пол посудная полка, фарфор под ее взглядом бьется сам. Она заводит с шофером разговоры, но тот благородно молчит, ибо ниже достоинства господского кучера болтать с простой батрачкой.
Золотые буквы О.Г. на шоферской фуражке — инициалы своего бывшего работодателя — Марган сменил теперь на P.M. (Роберт Михелуп). Это обстоятельство довершило перемену, происшедшую в душе бухгалтера. Если бы нынешний благородный Михелуп встретил прежнего неприметного бухгалтера Михелупа, он бы вообще не посмотрел в его сторону. Теперь Михелуп говорит своим знакомым:
— Извольте почтить нас посещением. Я пришлю за вами машину. Мой шофер вас доставит в целости и сохранности. Это надежный водитель, уверяю вас! Я нанял его по рекомендации генерального директора Гартенегга.
Когда семья собирается ехать на прогулку, Людвик Марган стоит перед домом, выпрямившись и положив руку на руль мотоцикла. Окаменевший и неподвижный, он ждет, как ждал в автомобиле перед банком. Когда выходит хозяин, он снимает фуражку и помогает бухгалтеру взгромоздиться в седло. Очкастого гимназиста он зовет молодым паном, а Маню барышней. Во время прогулки следует за семейством на некотором расстоянии с пледом через руку. Как только заметит, что Михелуп с детьми хочет сесть, подбежит и расстелет плед. Потом отойдет на несколько шагов, стоит и ждет приказаний.
Поначалу бухгалтер предлагал ему:
— Пан Людвик, сходите выпейте пива. За мой счет, да вы не стесняйтесь. Вам необходимо освежиться. Я плачу!
Шофер мягко отвечал:
— Благодарю вас. Но прошу меня извинить. Во время службы я не пью.
Приподнятые брови дают понять, что он против интимных взаимоотношений между господами и слугами.
Это приводит Михелупа в смущение, но в душе он нахваливает своего шофера: «Сразу видно — воспитанный человек… Прошу извинить, во время службы я не пью… Вот как надо…» И вспоминает учащегося Гарри Поха: «Тот готов был и меня сожрать с потрохами. Ему не жаль. Даже не спрашивал, можно или нет: жрал и пил без спросу, если смею употребить такое грубое выражение. Только вспомнить его здоровенные зубы — жуть берет. Такого охламона свет не видывал. Хорошо, что я его выставил… Зато пан Людвик может давать молодым людям уроки приличного поведения. Поглядишь — и душа радуется. Превосходный человек! Надо бы ему что-нибудь купить, не знаю только, принято ли это…»
Но и в благородную резиденцию господ находят пути некорректные, грубые письма. Их не убывает, более того, кажется,
их даже прибыло. Почтовый ящик на дверях каждый день переполнен. Среди этих писем бывают и серые неприглядные конверты из официальных учреждений. Они содержат жалобы кредиторов.Лавочник, не подозревая, какие изменения произошли в доме бухгалтера, как прежде, врывается в квартиру и с криками домогается уплаты долгов. Пани Михелупова меряет нахала взглядом через невидимый лорнет. Гордо вскинув голову, она сверлит глазами ничтожного плебея, который позволяет себе орать в ее присутствии.
— Милый человек, — снисходительно произносит она, — незачем так кричать. Я к этому не привыкла, понимаете? Можете спокойно идти, скоро вам будет заплачено…
Торговец поначалу сбит с толку ее недосягаемым тоном. Но вскоре, опомнившись, вопит с новой силой:
— Я хочу получить свои денежки, понимаете, дамочка? Хочу получить назад только свое. Без конца слышу, что будет уплачено, да посулами сыт не будешь. Хватит. Я передаю счета пану доктору права.
В тот же миг пани Михелупова забывает, что она благородная дама. В ней просыпается женщина из народа, которая на одно слово отвечает десятью.
— Кто тут для вас дамочка, вы, грубиян неотесанный?! — кричит она. — В моем доме никто не будет разевать пасть! Я научу вас приличным манерам, негодяй!
С пылающим лицом она воинственно шагнула вперед.
Лавочник чуть поутих. Собравшись с духом, он жалобно произносит:
— Я вам тоже не милый человек. В соответствии с параграфом тридцать восьмым я мелкий торговец. Как вы со мной, так и я с вами. Вы кричите, а я не должен разевать пасть? Отдайте мне мое, и я пойду восвояси. Мне тоже никто ничего не дает даром.
— А мы от вас даром ничего и не хотим, — кричит хозяйка. — Мы вам заплатим, как только…
— Когда? — насмешливо спрашивает лавочник.
— Завтра! Завтра же получите свои деньги, а теперь проваливайте. Мне некогда.
Лавочник сокрушен и печально шлепает вниз, но, дойдя до первого этажа, вновь собирается с духом и вопит:
— Побирушки несчастные! Я не краду, для меня деньги на улице не валяются. Еще будут наскакивать! Ого! Вот передам счета пану доктору права. Я себя в обиду не дам!..
Вскоре пришлось хозяйке замка принять еще одного неприятного посетителя. Явился человек с портфелем и показал ей какую-то бумагу. Благородная дома попыталась фехтовать невидимым лорнетом и сверлить посетителя гордым взглядом. Но это на него не подействовало. Сухим голосом он сообщил, что похоронное бюро возбуждает против Михелупа дело о принудительном взыскании по неоплаченному счету за торжественные похороны покойной бабушки. Непрошеный гость огляделся по сторонам, подошел к шкафу и начал без зазрения совести ощупывать одежду. Из литературы и кино пани Михелупова знает, что старые дворянские семьи нередко оказываются в когтях ростовщиков. Сокрушенная горем, она падает на стул и закрывает лицо руками. Бесчувственный судебный исполнитель шастает по квартире, осматривая вещи. Налепил на мебель круглые этикетки, означающие, что пузатые шкафы, которые с давних пор неподвижно стоят на своем месте, в один прекрасный день могут покинуть гостеприимный кров бухгалтера и оказаться на аукционе. Там сии благородные предметы окружит кричащая толпа; корыстные торговцы будут прикасаться к дивану баронессы Аспас, к горке и ко всем предметам, с которыми связаны воспоминания; покупатели станут набавлять цену, чтобы завладеть вещами, приобретенными со скидкой и выгодами.
Пани Михелупова видит свою обстановку развеянной по лавкам старьевщиков и горюет над разорением семьи, чей замок продали с торгов. Изгнанная из родного дома, она возьмет детей за руки и поведет их в бедное жилище, где будет жить воспоминаниями о былом счастье. Но каждый угадает в этой сломленной обстоятельствами женщине ее высокое происхождение; ее тонкие манеры выдадут, что она получила благородное воспитание и знала лучшие времена…
Вечер склонялся над полями и лесами, на потемневшем небе мерцала одинокая, затерявшаяся в бесконечных просторах звезда. По дороге мчалась длинная вереница машин, унося людей, приятно утомленных прогулкой. И в этой веренице летел мотоцикл Михелупа, неся в похожей на турецкую туфлю привесной коляске двух детей. Впереди сидел шофер Людвик Марган, а за ним — бухгалтер, веселый и довольный. Он гордился молодым человеком в шоколадной форме, гордился золотыми буквами «Р.М.» на его фуражке, гордился тем, что мотоцикл и особенно пан Людвик привлекали всеобщее внимание.