Дом неистовых клятв

Люсинцам же я говорю:

— Чтобы я могла разбудить Лора, мне надо развязать руки.

— Разбудить? — восклицает Таво.

— Ну, вы же хотите, чтобы он убил меня, верно?

Данте фыркает.

— Ты, кажется, неправильно нас поняла.

Он приставляет окровавленный кинжал к моему горлу.

— Его не нужно будить. Твою артерию можно и без этого проткнуть его клювом или когтями.

ГЛАВА 81

Мою грудь начинает покалывать, словно моё сердце покинуло тело и перестало качать кровь. Когда суть вероломного плана Данте начинает доходить до меня, холод проникает мне под кожу и наполняет мои вены, превращая кровь в кисель.

— Данте, если умру я, Мириам тоже умрёт.

— Да. Я знаю, — он испускает глубокий вздох. — А если умрёт она, то я потеряю защиту от шаббианской магии и способность колдовать. Какая жалость, ведь мне так и не удалось в полной мере насладиться этим умением, так как моя чернильница сбежала, — он вздыхает. — Но я чистокровный фейри, и к тому же король. Как ты однажды справедливо заметила, мне не нужна дополнительная магия.

Я пытаюсь придумать аргумент, который положит конец этому безумию.

— Вообще-то, ты также принадлежишь к её роду, так что ты тоже умрёшь.

Я блефую, но надеюсь, что он этого не поймёт.

Он слегка хмыкает.

— Если бы это было так, мы все давно бы умерли вместе с моим отцом, но мы живы.

Я облизываю губы и пробую снова:

— Ты ведь в курсе, что шаббианцы придут за тобой, как только магический барьер падёт.

— Я буду готов их встретить.

— Они убьют тебя.

— Возможно, но, по крайней мере, я избавлю мир от скверны, которую они породили.

Перестав притворяться мёртвым, моё сердце издаёт такое множество ударов разом, что я чувствую вкус меди во рту.

— Ты готов умереть?

— Да, мойя. Я готов стать мучеником, а мученики становятся легендами, о которых помнят вечно.

— Единственное, кем ты станешь, это героем поучительной истории.

Таво разминает шею, наклоняя голову из стороны в сторону.

— Ты не шутил, когда сказал, что она стала циничной.

Он хлопает в ладоши, и звук хлопка уносится далеко вглубь пещеры.

— Не пора ли начинать наше представление? Меня ещё ждёт свидание с тёплой ванной и моей любимой дамой из «Льдинки».

Я заключаю, что «Льдинка» это местный бордель.

— Принесите железного монарха.

По приказу Данте шестеро его двойников устремляются в тёмную часть грота.

А затем в пещере раздаётся скользящий и царапающий звук, похожий на звук мела, которым ведут по доске.

Скррр.

Скррр.

Скррр.

— Черт побери, Фэллон, используй свою кровь и освободись!

Резкий голос Бронвен заставляет меня оторвать взгляд от кожаных ремней, натянутых поверх расправленных металлических крыльев моей пары.

— Давай же, девочка!

Она встаёт, но ублюдки привязали её путы к дышлу саней, поэтому она снова падает на деревянную лавку.

— Давай же.

Я погружаю пальцы в рану на ноге и начинаю рисовать кровью на звеньях цепи.

— Бронвен, если Лор убьёт меня, не желая того, он всё равно потеряет свою человечность?

Я знаю, что говорю на шаббианском, и не только потому, что с моих губ слетают шипящие звуки, но также потому, что оба Данте смотрят на меня, прищурившись, а затем обмениваются взглядами.

От которых мои пальцы и сердце замирают.

Таво разворачивается на пятках и кладёт ладонь на рукоять меча.

Когда он вынимает его из ножен, я кричу:

— Бронвен, отрасти лиану! Таво идёт…

Данте зажимает мне рот рукой, заглушая мой голос, но я знаю, что она услышала меня, потому что её глаза становятся шире и бледнее.

Давай же, Бронвен. Давай…

Я начинаю ещё быстрее рисовать кровью на цепях.

— Фтафь её, и я зключу ф тобой фделку, — кричу я ему в ладонь. — Фвми обоими. Тлько фтафьте её.

Таво оглядывается на Данте.

Пожалуйста, пусть их жадность окажется сильнее жестокости.

Пожалуйста…

Чёрные сережки-гвoздики, обрамляющие огромные уши Данте, блестят, напоминая его единственный зрачок.

— Мне не нужны сделки. Как и она.

И не успеваю я сделать следующий вдох, как Таво бормочет:

— Буонотте, Бронвен.

И делает взмах мечом.

ГЛАВА 82

Я в ужасе наблюдаю за тем, как стальной меч Таво пронзает шею Бронвен и выходит с другой стороны.

Это не может происходить на самом деле. Должно быть, это какой-то очередной трюк. Ещё одна иллюзия.

Бронвен не может умереть.

И когда я начинаю думать, что Таво уже некуда падать в своей жестокости, он вытирает лезвие меча об её платье.

О, боги.

Я не перестаю моргать.

И сглатывать, раз за разом.

Святой Котёл, это не может происходить на самом деле.

Она видела, что мы выйдем из этой войны победителями.

Подумать только, я столько раз желала ей именно такой судьбы. А сейчас я бы отдала всё что угодно, чтобы вернуть её. Но её нельзя вернуть.

О, когда Киан очнётся и поймёт, что его пары больше нет…

Мой желудок сжимается, и к горлу подступает тошнота, но я крепко стискиваю зубы и продолжаю пилить свои путы, как безумная.

Щёлк.

Натяжение цепей ослабевает.

Я собираю ещё больше крови, просовываю пальцы в дырку, которую проделал в моих кожаных штанах Данте, и рисую единственный знак, который, как мне кажется, даст мне шанс спасти всех остальных.

И пока Данте смотрит на своего друга-психопата, который возвращается к нему с самодовольным выражением лица, я исчезаю из виду, а затем сбрасываю своё тело с ледяного алтаря. Я крепко зажмуриваюсь, когда врезаюсь в твёрдую землю. Цепи громко гремят.

И пока фейри не успели обогнуть кусок льда и проткнуть меня, я заваливаюсь на бок и начинаю катиться до тех пор, пока вся цепь не разматывается, а моё тело не освобождается.

Данте кричит своим людям, чтобы они нашли меня.

Они бросают ремни, которыми опутаны крылья моей пары, и бегут вокруг ледяного разделочного стола, на котором они меня держали. Двое из них, должно быть, наступают на цепь, потому что спотыкаются. Один из них заваливается вперёд, а другой ударяется лбом об острый выступ и падает. Оба теряют сознание, но, к сожалению, только у одного из них начинает идти кровь.