Дом непредсказуемого счастья

Мало того, что чужой мужик с перебинтованной головой явно провел здесь ночь, он еще и в халате разгуливает. А халат принадлежит… естественно, Ивану. Марья онемела, но Щелоков, привыкший к разным жизненным коллизиям (как правило, чужим), хотя бы осведомился у хозяйки:

– А это… прости, кто?

Как ни в чем не бывало Юля представила гостя:

– Это? Алик.

– Алик… – задумчиво повторил Щелоков, а Марья рот так и не закрыла. – И кто он? Откуда взялся? Почему здесь?

Юля вспомнила, как Саня сказал, что за последние дни узнал о ней много нового… Собственно, она тоже в себе обнаружила немало такого, о чем не подозревала. И сейчас страстно потянуло делать назло Маруське (так она за глаза называла Марью) и Саньке, чтобы их обоих крутило и перекручивало от злости. Так ли уж плоха Юля, неужели она провокаторша? Нет, на все есть причина. За какой-то миг память выдала массу эпизодов, когда Марья вместе с мамочкой издевались над ней, унижали прилюдно, а Юля хамство оборачивала в шутку. Главный вопрос: за что обе цеплялись к ней, чего хотели? А нет ответа. Они ее не любили, и – все. Но теперь баста.

– А какая тебе разница? – вопросом на вопрос ответила Юля. – Он человек, этого не достаточно?

– Не достаточно, – по-хозяйски повысил голос Щелоков, разглядывая незнакомца, прислонившегося к дверному косяку. – Алик… вы давно встречаетесь с Юлей?

– Почему сразу – встречаетесь? – заворчала Юля. – Не видишь? Человек ранен. Вы идите, Алик, к себе, идите.

– Вы уверены, моя помощь не нужна? – заговорил тот.

– Нет-нет, у нас тут семейный кружок… мои гости могут обидеть вас, а мне будет стыдно. Идите и отдыхайте.

Послушно развернувшись, он поплелся назад в сторону библиотеки, держа ладонь на голове. Во время паузы Юля зевнула, давая понять, как она устала, что являлось чистейшей правдой. Именно своим «безобразным» поведением она привела в чувство Маруську:

– Почему на нем халат моего брата?!

Юля мгновенно парировала:

– По-твоему, он должен надеть мой халат? Маловат будет.

– Но почему он вообще! В халате! – не унималась потрясенная Марья.

– Извини, я не могла позволить ему ходить голым.

– Го?.. Голым?! – ужаснулась святая Марья, а ее раскосые глаза стали круглыми-круглыми. – Он что, голым ходил по дому, поэтому ты дала ему…

Щелоков, поймав момент, вставил обеляющую себя фразу:

– Видишь, Мэри, а ты про нас подумала бог знает что.

– Значит, так… – встала Юля, затянула потуже поясок на халатике и решилась: – Дорогие гости, не надоела ли вам хозяйка?

Нет, она никогда так не поступала – не выгоняла из дома гостей, даже незваных и препротивных, но случилось. Ибо нестерпимо возмечтала освободиться от обоих разом. У нее появилось стойкое ощущение, будто оба жаждут управлять ею. Ну, это уж дудки.

Марья кондовый намек поняла, встала, правда, от последнего слова не отказалась:

– Я мчалась сюда поддержать ее, поплакать вместе, а она тут одного целует, второй голым в халате у нее ходит… замечательно оплакивает смерть мужа. Кстати, мой брат занял у меня крупную сумму, четыреста тысяч, так что попрошу вернуть…

– Предъявишь доказательства, что занял, верну, – парировала Юля. – Но только через полгода, вступив в наследство обеими ногами.

– Какие доказательства! – пыхнула Марья. – Я не брала у Вани расписок, у родного брата их не берут…

– А я не обязана верить на слово сестре мужа, – отрезала Юля и отвернулась, давая понять, что больше не намерена с ней разговаривать.

Следующий явно не мирный порыв Марьи упредил Щелоков, показав жестами, мол, иди лучше, я тут сам разберусь. Сестра Ивана, запыхтев, словно дореволюционный паровоз, ушла, бормоча невнятные угрозы и в завершение хлопнув дверью.

Юля медленно выпила воды, ожидая, что и Саня отчалит вслед за Марьей, а он не спешил. Ей пришлось сесть на диван и уставиться на него с немым вопросом: ты еще здесь, чего надо?

– Ты давно знаешь этого мужика? – поинтересовался Щелоков, да такой озабоченной интонацией, что Юля чуть не рявкнула: какое твое собачье дело? Но грубости… это нехорошо, она сдержала себя и подчеркнуто холодным тоном ответила:

– Саня, ты мне не муж, чтобы требовать ответа.

– Я твой адвокат. Мне не все равно, кто подбирается к тебе, вдруг он засланный казачок?

– Ну, засланный, ну и что? Все, закрыли тему.

– Ладно.

Щелоков подхватил кейс и пошел к выходу, но перед тем, как покинуть негостеприимный дом, обернулся и предупредил:

– Ты все же подумай об этом парне, чтобы не плакать впоследствии.

Наконец-то! Убрались оба, можно лечь и расслабиться. Юля рухнула на диван, натянула плед до плеч. Через пару минут послышались шаги на лестнице, это спускалась Влада.

– Юля, кто были эти люди? – спросила девушка.

– Ты их видела?

– Нет, но почти все слышала, вы же громко общались. Почему они с тобой разговаривали как с прислугой?

О! Точнее определения не подберешь. К ней именно так относились все приближенные к персоне мужа. В какой же момент, когда именно Юля допустила перейти грань? В конце концов, как мы позволяем, так к нам и относятся, стало быть, она сама преступила черту, спровоцировав публику продемонстрировать свою «воспитанность».

– Они считают себя высшими созданиями.

– А ты, выходит, не высшее создание?

– Нет, конечно.

– Странно. Мне казалось, высшие создания с добром дружат. Ты вот меня приютила, Алика… чужих тебе людей, значит, с добром живешь. Ты и есть высшее создание, так как человек хороший.

– Серьезно? Хм… впервые слышу, что я хороший человек. Приятно.

9

Ночь в доме Юлии выдалась уникально тихой, буквально гробовой, как будто здесь не было ни одной живой души. Но это неудивительно, ведь дом стоит в тихом старом квартале, ко всему прочему вдали от проезжей дороги, по которой в ночную пору практически не ездят автомобили.

Примерно в два часа ночи он очутился в гостиной и осмотрелся, как коршун, высматривающий добычу. Да, тихо так, что хоть не дыши, – ведь здесь есть люди, нельзя, чтобы они проснулись. К тому же темнота неполная. В гостиной всегда горят ночники, чтобы не свернуть шею, если вдруг понадобится спуститься вниз, пройти в кухню. Однако эти же огоньки, расположенные на стене вдоль лестницы на равном расстоянии, могли и выдать, если кто-то появится. Следовало поторопиться.

Босиком (в носках) он начал подъем по лестнице, ступал на цыпочках и очень осторожно, но… чертова лестница скрипела, словно старуха суставами, а он морщился, как будто это могло заглушить скрип.

Поднялся. И быстренько засеменил в конец коридора. Перед дверью спальни перевел дух, отер пот со лба тыльной стороной ладони и взялся за ручку… Осторожно повернул… Услышав слабый щелчок, понял, что дверь открыта, теперь он бесшумно впорхнул (хотя данный глагол подходит не мужчине, а женщине) в спальню. Здесь стояла чернильная темнота. Но он уверенно шел к кровати, наконец наткнулся на нее и замер, прислушиваясь.

Юля спала крепко, она никогда не жаловалась на бессонницу или чуткость во время сна, не почуяла и на этот раз, что не одна в спальне. А он привык к темноте, уже различал тело на кровати, тихонько поставил колено на постель и взял всей пятерней Юлю за плечо. Она выдернула плечо, повернулась на другой бок и вдруг распахнула глаза, напряглась, затем резво оглянулась… и увидела черную тень, нависшую над ней.