Дом непредсказуемого счастья

Иван и поморщился, и передернул плечами, слыша от жены словесное непотребство. Он еще выпил рюмку, закусил.

– Нагадил… Раньше я не замечал за тобой вульгаризмов.

– Надеюсь, я тебя еще порадую. Так что мне делать с Саней?

– Не давать, конечно.

– Как же я не дам твою писанину нашему любимому другу? Не забывай, меня и так подозревают в твоей смерти, он тоже.

– Откуда у тебя появилась эта манера – ехидничать? – возмутился Иван. – Скажи ему, что ты не знаешь, где что лежит…

– Саня знает: сейф, ящики твоих столов, компьютеры, записные.

– Придумай что-нибудь! Нет, Юла, ему нельзя отдавать мои архивы!

– Давай пошлю его куда подальше.

– Нельзя! Ты не знаешь, какой он мстительный. Думаешь, я этого интригана обожаю? Нет, я терплю его, иначе он меня уничтожит.

– Уничтожит? За что?

– Каждый человек в бизнесе допускает ошибки, я тоже допускал, а Саня их не забывал. Мне доводилось видеть, как он размазывал людей… Вот и все.

– Значит, так: отдать архивы нельзя и послать Саню нельзя! Прости, дорогой, а что же можно?

– Ну, выкрутись как-нибудь, Юла! Но так выкрутись, чтобы без последствий, без ссор с ним, чтобы Саня нам не навредил.

Юля выпила рюмку, поставила ее и поднялась:

– Ответь: ты-то решил, что делать будешь? Или всю оставшуюся жизнь проживешь в подполье?

– Не решил, не решил! У меня… стресс! Неужели непонятно?

– Ладно… Спи спокойно, дорогой товарищ, что-нибудь придумаю.

Она решительно направилась к выходу, но Иван ракетой перебежал к двери, загородил собой дорогу, широко раскинув руки:

– Ты куда?

– Спать. У меня тоже стресс, поэтому все время хочу спать – такова моя особенность.

– Юля… – заговорил он интонацией мартовского кота на подъеме. – Тут так плохо, а ты уходишь?

– Тут плохо?! Милый, ты зажрался. И забыл, что такое плохо. Дай пройти, у меня куча дел.

Иван предпринял попытку обнять жену и поцеловать в губы – не далась. Еще и наехала:

– Отстань, блин.

– Но я соскучился…

– Переживешь. Я не сплю с покойниками, а ты нынче у нас в живых не числишься. Пока.

Она поднялась в спальню и, несмотря на глубокую ночь, взяла телефон и позвонила. Ждала долго, так ведь понятно: человек спит. Наконец Михаил ответил сонным голосом:

– Юль, ты в порядке?

– Нет. Мишка, собирайся, вызывай такси и поезжай к офису моего Ваньки. (Пауза. Видно, спросонок Миша плохо вникал в смысл сказанного.) Ты слышишь?

– Ну да… А зачем?

– Будем грабить Ванькин офис.

* * *

Стоять одному зимней ночью на пустынной улице, обдуваемой ледяным ветром, к тому же под фонарем, чтобы заметила Юля, – не самое приятное занятие. Михаил и не стоял, он подпрыгивал, ходил вокруг фонарного столба, чтобы не закоченеть, и поглядывал на часы.

А ветер разошелся, пронизывающий насквозь, кусающий щеки и лоб, терзающий голые и скрипучие ветки над головой. Иногда казалось, дерево вот-вот рухнет прямо на Михаила и раздавит, как лягушку колесом авто, но ствол неподвижно стоял рядом с фонарем, а вот ветки бились друг о друга, словно у них дуэль. К счастью, из-за угла вывернули фары, вскоре обозначились очертания автомобиля, который остановился, не доезжая светового пятна. Когда Юля подошла, Михаил не удержался от легкого упрека:

– Я уж домой хотел ехать.

– Ладно тебе, я и так с крейсерской скоростью мчалась! Идем?

Он не тронулся с места, а сначала бросил взгляд на возвышение из четырех этажей за кованой оградой, затем предупредил:

– Матушка-барыня, ты хорошо подумала? Ты ведь воровкой станешь и меня вором сделаешь.

– Как я стану воровкой, если это все уже мое? Идем, а то, боюсь, меня опередят.

– Но почему ночью?

– Завтра с утра наш бескорыстный адвокат Щелоков жаждет забрать домой все – от Ванькиных компов до бумажек в мусорной корзине. С утра намылился.

– Не хочешь давать? Не давай – и все.

Юля задумалась, глядя на мрачное здание, видимо, ей тоже не хотелось (ой, как не хотелось) идти туда. Часто человек предчувствует нечто нехорошее, фатальное, но, несмотря ни на что, осуществляет свой замысел, потому что не сделать – будет еще хуже. Как известно, из двух зол выбирается наименьшее.

– Знаешь, Мишка, за последние дни у меня произошел переворот в мозгах, к тому же сложилось мнение, что меня обдерут Ванькины друзья, – и это в лучшем случае. Нет, пока я не узнаю, кто и за что прикончил Иванушку, предпочту спрятать все, что может помочь убийцам избежать суда и при этом ограбить меня.

– Резонно. А камеры слежения тебя не пугают?

– Не-а. У нас есть… вот что!

И Юля помахала тряпками перед носом Михаила, сунула ему в руки одну, вторую начала напяливать на голову.

– Это что-с? – поинтересовался он, рассматривая непонятную тряпку, поднятую к свету.

– А это… такие нахлобучки. Мы ездили на лыжах кататься и купили шапочки на всю голову… только с прорезями для глаз.

– М… балаклавы?

– Типа. Очень удобно, закрывают лицо, всю шею. Надевай, надевай, Мишель.

– Полагаешь, что этих… м… нахлобучек достаточно и нас не узнают?

– А у меня ключи от пожарного хода, там нет камер, если ты помнишь.

– Не помню. Я через пожарный ход не ходил.

– У тебя есть отличная возможность пройти неизведанной тропой. Камера на этаже, но мы залепим глазок пластилином. А кабинеты сразу у «пожарки».

– Ну, как скажешь. – Подойдя к запертым воротам, Михаил указал на них: – И как же мы теперь пройдем?

– Пф! – фыркнула Юля. – Перелезем.

Она принялась карабкаться первой, Миша и тут сделал слабую попытку предостеречь ее:

– А сигнализация?

– Какая сигнализация, какая! – зашипела Юля, находясь практически у цели. – Бизнесмены жадные, включая моего Ваньку! Они разорились на охрану из двух живых особей, а сигнализацию не посчитали нужным поставить. Мишка, не нервируй меня. Лезь, я сказала!

Доводы подействовали, и Михаил, довольно быстро перемахнув через ограду, помог сползти Юле. Все же он надеялся, что у пожарной двери она вспомнит о ключах, которых у нее нет, и поедут они по домам, несолоно хлебавши. Не тут-то было. Юля дама весьма практичная, из кармана она выудила связку, ключи болтались на брелоке с другими. Итак, оба беспрепятственно вошли в здание. Здесь не было темно, но и светло – так тоже не скажешь. На этажах горели дежурные лампочки, свет позволял хотя бы разглядеть направление, куда идти. Наверх, разумеется. Поднимаясь по лестнице, Михаил поинтересовался: