Дом ночи и цепей

– Думаю, вы должны знать, - сказал Штаваак. – В Росале проведено много арестов.

– Быстро. Ваша работа?

Он покачал головой.

– Это местная милиция.

– Следуют вашему примеру?

– Именно, - произнес он голосом, полным сарказма.

– Вы не доверяете тому, что происходит.

– Это произошло слишком быстро и слишком кстати. Если у них были доказательства, необходимые для всех этих арестов, они должны были действовать раньше. Если доказательств не было, они не успели бы собрать их.

– Тогда почему эти аресты?

– Это дело Монфор, - ответил Штаваак, - готов спорить на что угодно.

– Чего она надеется этим добиться?

– Она собирается превратить потерю в преимущество. Теперь она намерена поднять уровень производства сельскохозяйственной продукции в Росале.

– Ага, - теперь я понял. – Уменьшить задолженность по десятине Солуса без потерь для себя и своих оставшихся союзников.

– Именно так.

– Росала сможет производить достаточно продукции, чтобы покрыть задолженность всего Солуса?

Если Монфор сумеет этого добиться, Адептус Терра увидят то, что хотели видеть, и сочтут, что я выполнил свою задачу. Солус снова ускользнет из их внимания, и у Монфор будет большая свобода действий. И тогда мое положение станет весьма уязвимым.

– Я не знаю, возможно ли это, - ответил Штаваак. – Разве что если они будут вывозить столько продукции, что возникнет риск голода среди населения Росалы. Тогда объема продукции может и хватить.

– Тогда нам нужно действовать непосредственно против Монфор.

– Давно пора, - усмехнулся Штаваак. – Но с этим-то и проблема, не так ли?

– Вы можете арестовать ее?

– Нет доказательств. И она слишком многое держит под своим контролем. Нужны неопровержимые доказательства.

Я подумал над этим несколько секунд.

– Я могу приказать, чтобы мне докладывали об объемах производства каждого сектора в отдельности. Тогда скрывать хищения будет невозможно.

– Это может дать нам материалы против Монфор. По крайней мере, хоть какой-то шанс, - Штаваак встал, собираясь уходить. – В любом случае, я хотел, чтобы вы знали, что происходит, и Монфор не смогла бы застать вас врасплох на заседании совета.

Я с благодарностью похлопал его по плечу.

– Спасибо, я очень ценю вашу помощь.

Когда мы вышли в вестибюль, я заметил, что Штаваак рассматривает внутреннее убранство Мальвейля с нескрываемым любопытством.

– Вам не приходилось здесь бывать? – спросил я.

– Нет.

– И даже во время правления Леонеля?

– Присутствие Адептус Арбитрес здесь не требовалось.

– Жаль, - сухо сказал я. – В последние годы его правления здесь явно требовалось присутствие кого-то.

– Моя бабушка как-то была здесь. Вскоре после того, как поступила на службу в Адептус Арбитрес, если я правильно помню семейную историю.

– Она была здесь по службе?

– Ах, таких подробностей я не помню. Но скорее всего да.

– Интересно, что же могло привести ее в Мальвейль? – спросил я.

– Странно, но я не могу вспомнить, что она упоминала причину, по которой приходила сюда.

– Просто, похоже, что в истории моей семьи трагические случаи были не столь уж редки, - сказал я.

– Понятно. Но боюсь, я не слишком много знаю о прежних губернаторах.

– Я тоже…

То, что я прочитал в дневнике Элианы этим утром, встревожило меня. Это было прискорбно верно и в отношении меня, просто понадобились слова Элианы, чтобы указать на это. Раньше я даже не замечал, насколько мало я знал.

Штаваак ушел, и спустя примерно полчаса приехала Белзек, чтобы отвезти меня на заседание совета. К тому времени погода испортилась. Подул сильный ветер. Мертвые деревья под его порывами раскачивались, словно царапая столь же мертвое небо. Дождь со снегом летел мне в лицо, когда я шел к машине.

Ветер встряхивал машину, когда мы ехали по мертвому индустриальному району. Свистя между пустыми корпусами мануфакторумов, порывы ветра хлестали дорогу, словно пытаясь подбросить нас в воздух. Вдруг сквозь завывания ветра я услышал грохочущий треск. Выглянув из окна машины, я увидел, как две огромные заводские трубы покачиваются, опасно покосившись.

– Белзек! – закричал я, но она уже видела опасность.

Дорога была узкой, и свернуть было невозможно. Одна из падающих труб была прямо позади нас, а другая немного впереди. Белзек нажала педаль газа, а потом резко затормозила. Наша единственная надежда уцелеть была лишь в том, чтобы машина оказалась между двумя трубами.

Камнебетонные гиганты рухнули на дорогу со страшным грохотом, сотрясая землю. Тысячи тонн камня и пыли затмили небо, погрузив нас во тьму. Белзек сманеврировала удачно, но обломки разлетелись далеко, и огромный кусок камнебетона свалился на капот машины, раздавив его и покорежив крышу. Осколки разбили стекла и влетели внутрь.

Я закашлялся, пытаясь дышать в облаке пыли. В ушах звенело, и я едва мог разглядеть что-то в забитом пылью воздухе.

– Белзек! – позвал я.

– Мой лорд? – отозвалась она, ее голос был напряженным от боли.

– Можешь двигаться? – спросил я.

– Меня зажало.

Дверь слева от меня была открыта. Тяжелый обломок навалился на мои ноги, но я сумел его сдвинуть. Острые края врезались в мою правую руку и ногу, но в аугметике не было нервов, чтобы чувствовать боль, а силы механических конечностей хватило, чтобы я выбрался из-под обломков и из машины.

С силой потянув, я открыл заклиненную дверь Белзек. Гусеницы, заменявшие ей ноги, были разбиты, механизм, дававший ей подвижность, раздавлен смятым корпусом машины. Я расчищал обломки, пока не освободил верхнюю часть ее тела, и она пыталась отключить громоздкий механизм на поясе, расстегивая замки и отсоединяя трубки, из которых шел пар, и вытекала черная смазка. Белзек застонала, кровь отлила от ее лица. Она обмякла, свалившись набок, и я вытащил ее из машины.

Ветер с ревом хлестал нас, сдувая пыль. Спотыкаясь, я потащил Белзек подальше от обломков, снег с дождем ослеплял меня. Моргая, я огляделся сквозь бурю. Поблизости на улице не было никакого убежища, весь район был покинут. Мы были здесь сами по себе.

«Неплохо придумано, Монфор. Превосходное место для засады, и вполне объяснимый «несчастный случай»».

Я упорно продолжал идти, прямо в пасть бури. Правая сторона моей формы была изорвана в клочья. Мир вокруг превратился в сплошное серое пятно. Наверное, я прошел пешком больше мили, прежде чем пустые корпуса мануфакторумов остались позади.