Дом последней надежды

Я вставала.

Умывалась. Одевалась, благо, оннасю завела привычку спать здесь же, в комнате, хотя я весьма настойчиво отправляла этого ребенка прочь. О нет, она уходила, но стоило мне уснуть, как возвращалась вновь, устраиваясь на циновке перед входом в комнату.

— Чего ты хочешь? — я как-то очень быстро устала сражаться с ее упрямством, которому не имела объяснения.

— Госпожа хорошая, — девочка искренне улыбнулась, и я заметила, что клыки ее еще немного выросли, да и пары их две, только вторые чуть поменьше и загнуты внутрь рта. — Я не хочу, чтобы госпожа умерла.

Что ж, ответ можно было считать исчерпывающим.

— Ты имя себе придумала? — я позволяла ей расчесывать волосы, делая вид, будто не замечаю, что чешет она не гребнем, но собственными коготками.

Подумаешь, когти.

У меня тоже имеются. Правда, мои темные и туповатые, еще и потрескались, словно назло, а ее — полупрозрачные, этакие рыбьи крючки, которые прячутся в тонких пальчиках.

— Нет, госпожа. Их так много…

— Тебе помочь?

Она покачала головой и прищурилась.

— Спасибо, госпожа, но я сама… я не позволю вас обидеть.

Прозвучало это серьезно.

Нынешнее утро, если разобраться мало чем отличалось от предыдущих. Терраса. Колдун, закутавшийся в шубу из белого зверя. Оказывается, он тоже мог мерзнуть.

…я знала, что вставал он незадолго до рассвета. Откуда? Дом рассказывал скрипами, пусть и обновленный, он не избавился от истинной сути своей, и жаждал не только смотреть, но и говорить.

Я слушала.

Вот первой вздыхает доска под ногой Кэед. И тут же громко стучит резная трость. Кэед спит мало, то ли спешит с вышивкой своей, то ли боли вновь мучают… исиго дает ей что-то, я видела и отвернулась, не желая вмешиваться в эти чужие пока отношения.

Протяжный стон — это Шину идет на кухню. А вот шаги Мацухито, которая привычно разводит камин, не слышны. Дому не удалось подобрать для нее голос. Впрочем, это и не нужно, у дома есть иные способы.

Скрежет железа — Мацухито сдвигает решетку.

Она соскребает остатки залы с каменных внутренностей, и работает спокойно, видно, что дело ей привычно. Дом ждет.

…стук входной двери.

Это уже исиго, он сперва проверяет защиту, которую повесил на забор, и только тогда возвращается на кухню. Он берет ведра и направляется к колодцу. Возвращается.

И вновь идет.

Его никто не просил о помощи. Сама мысль эта внушает моим женщинам первобытный ужас, но… он приносит воду, не выливать же ее?

…сперва они хотели. И мне пришлось выйти, осадить Шину, которая сквозь зубы пыталась убедить Мацухито, что колдовскую воду пользовать не стоит.

Вода — она только вода…

Я попробовала ее, ледяную, слегка отдающую камнем — по утрам чувства обострялись — и осталась собой. Не превратилась ни в духа-тэнгу, ни в призрака, не упала к ногам бездыханным телом…

…Шину это не слишком убедило. Я знаю, что она не просто долго кипятила воду — куда дольше, чем нужно было — но и опускала в нее ветку омелы. Похлебке омела не мешала, а что до остального — пускай…

— Доброе утро, — я присаживалась рядом.

— Доброе, — отвечал исиго.

И ветерок трогал цветные перышки в темных его волосах. Узор из перьев всякий раз был иным.

Мы пили чай.

Утренний. Заваренный — о ужас и попирание древних традиций — мною же и на скорую руку. Мы пили его молча, разглядывая террасу и думая каждый о своем.

— Сегодня она мне улыбнулась, — исиго держал чашку в щепоти, и это тоже было неправильно, но никто в доме, даже Кэед, не рисковал указать ему на нарушение правил.

Боялись?

Или понимали, что он прекрасно осведомлен о всех этапах церемонии, просто… не считает нужным соблюдать чужие правила? Или вообще устал от правил?

— Юкико? У нее ведь срок скоро… вас не смущает?

— Дитя будет одаренным, — колдун подогревал свой чай прямо в ладони, а у меня так не получалось. — Это хорошо… я бы принял его в свой дом… не факт, что у меня появятся собственные дети, а тут…

…целый уже готовый к использованию младенец.

— Скажите ей… и подарите что-нибудь для ребенка, а то ведь…

…мы все здесь старательно обходим тему грядущих родов. Несчастное дитя рискует начать жизнь прямо на циновке.

Исиго кивнул.

И отставил чашку.

— Сосредоточьтесь, — попросил он. — Сегодня должно получиться.

Он говорил это каждый день, а я делала вид, что верю.

Почему бы и нет?

Сила… на что это похоже? На поиски истины в черном кубе. Только куб внутри себя самой, а истина ускользает. Главное, что я продолжаю ощущать силу, я знаю, что она есть, где-то там, но… она проходит, что песок сквозь пальцы.

Или вода.

Вода журчит. Мой пруд не замерзает, да и тепло… относительно. Не стоит отвлекаться… сила, она не любит делиться моим вниманием. Ну же…

— Ты пытаешься ее подчинить, — колдун спокоен. Он держит на ладони серебристый лист клена, который постепенно покрывается корочкой льда. И лед этот рождается на кончиках смуглых пальцев. — А надо просто почувствовать. Поверить… она есть.

Есть.

Знаю.

Только… не получается. Снова. И я злюсь. Злость — разноцветные искры, из которых разгораются клубки пламени. Но оно упрямо держится во мне, не спеша переродиться в искру. И толстая свеча, что уже который день подряд стоит на медном подсвечнике, так и остается незажженной.

— Меньше мыслей, — колдун закрывает глаза. — Не думай, а чувствуй… для женщины ты вообще как-то слишком много думаешь.

И это было отнюдь не комплиментом.

…как ни странно, но именно я первой ощутила перемену.

Будто… камень в ледяную воду бросили, в ту, что уже начала сгущаться, стянутая незримыми нитями рождающегося льда, но еще не обрела настоящую крепость. И камень она проглотила легко, не породив при том тревожной волны.

Он ушел.

Исчез.

И все-таки… я вздрогнула.

Как-то…

— Что-то не то, — задумчиво произнес колдун, поднимаясь. Как у него получалось так? Вот сидел, и вот уже плавно перетек на ноги. И обындевевший лист вспыхнул, а серые хлопья пепла подхватил ветер.

…камень — не камень.

Что-то иное, что увязло, пусть не в воде, но в ограде. И это иное не привыкло к препятствиям. Его ярость полыхала так ярко, что я вдруг увидела ее.

Его.

Зверя?

Пожалуй или… нет, все-таки зверь, пусть и было в искореженной его фигуре что-то донельзя человекоподобное.