Дом с привидениями
Шрифт:
— А песню знаете, — Марик нашел педагогический прием. — «Хлеба горбушку и ту пополам. Тебе половина и мне половина»? Молчите? То-то! Может, кто принес целую.
— Я принес, — сказал Марягин. — Только я ее срубал.
— Всю? — злорадно сказала Федулина. — Вот и не пойдешь!
— А… Не… Проявил волю! — Марягин был горд своим поступком.
— Кто ей даст? — спросил Марик-Марик.
— Я ей дам, — выступил Николаев.
— А сам?
— А сам в сторонку стану и буду глядеть!
— Молодец! — Марик произнес это слово с неподдельным восхищением.
— Ты настоящий друг. Посмотрите на него, ребята,
— А я знаю, как его зовут, — сказал Николаев.
— Как? Кого? — спросили разом Марягин и Рябоконь.
— Бегемота этого.
— Ну? — напрягся Марягин.
— Гиппопо — там.
— Где там? — переспросил Рябоконь.
— Что где? — не понял Николаев.
— Ну, что, — не знал, что ответить Рябоконь. — Как оно ги-по-по…
— А-а! Гиппопо!
— Гиппопо! Ура! — закричал Марягин. — Ну ты и умный, Николаев! Я тебе сейчас как в лоб дам!
Мариночка догнала Марика-Марика на лестнице.
— А ты, Марик-Марик, — сказала Мариночка, перегнувшись через перила, — на той переменке на задний двор иди, где пожарка…
— Зачем?
— Игорястик велел: «Пусть меня там дожидается».
— Так его же нету.
— Придет, так что и ты приходи.
Марик ничего не ответил. Он только сильно провел ладонью по щеке, словно снял налипшую паутинку.
Как только прозвенел звонок на перемену, Марик-Марик выскочил из класса и, увертываясь, словно футболист в атаке, проскользнул между мечущимися под ногами малышами и спустился вниз, во двор позади школы. Ну, конечно, они были именно там, между мусорными контейнерами и штабелями всякого школьного хлама, который уже вынесли во двор, но еще не увезли. Они играли в какую-то идиотскую игру: на подставке из кирпичей стояла консервная банка, сбоку три кучки пятачков, каждая кучка принадлежала одному из играющих: Игорястику Кондратенко, здоровенному Стасу и восьмикласснику Толоконникову, по кличке Толокно, имени которого так никто и не знал. По очереди они кидали пятак в банку, шагов, наверное, за пять-шесть, если кто попадал, остальные выдавали ему по пятаку, если промазывал, то он отдавал по пятаку остальным.
Марик-Марик не боялся этих ребят, но терпеть не мог ввязываться в их какие-то дурацкие разговоры, вялые и бессмысленные.
— Привет, — сказал он невесело, только чтоб обозначить свое появление.
— Привет, — ответили ему все трое и не спеша подошли. Потом началась церемония рукопожатий.
— Сам пришел или Маринка велела? — спросил Игорястик.
— А чего? — в свою очередь спросил Марик-Марик.
— А ничего, так, — Игорястик пристально глядел на Марика, а пальцами быстро перебирал недлинную колбаску пятаков. — Сказать?
— Ага, — кивнул Марик, и у него заныло в груди от предчувствия какой-то гадости.
— Дай двадцать копеек, тогда скажем, — и Стас протянул ладонь.
— У меня только на завтрак.
— А нам все равно.
— Ну, на, — Марик вытащил кошелечек, из него — единственный двугривенный и положил на ладошку Стаса.
— Говори, — сказал Стас Игорястику.
— Ты домой звонил? — спросил Игорястик нейтральным голосом.
— Зачем? — вскинулся от охватившей его тревоги Марик. — Зачем?
— Спокуха, — придвинулся к нему Стас. — И не пыли, понял?
— Ну что,
что?.. — Марик умоляюще глядел на Игорястика, на Стаса глядеть ему было противно.— Ты с собакой гулял? — спросил Стас.
Кровь отлила от щек Марика, он даже от растерянности пальцами губы прижал, чтобы они не кривились.
— Нет, — сказал он. — Я только вывел ее перед школой. Бабушка сказала, что пойдет с ней в «Гастроном».
— Точно, — сказал Стас. — Так она посадила ее у входа, так?
Марик-Марик передернул плечами, на Стаса он так и не мог поднять глаз.
— Мы всегда оставляем ее у входа. Она сидит и ждет.
— Ее увели, — сказал Стас.
— Да кому она нужна! — чуть не закричал Марик. — Она старенькая, она только нам и нужна. Она такая умная, только что не говорит…
— А ее не разговаривать взяли, — сказал вдруг басом Толокно, — а на шапку…
Марик-Марик остолбенел и резко повернулся к нему.
— На что?
— Шкуру содрать и шапку сшить.
— Ой! — не удержался Марик, и выкрик его прозвучал, как вопль отчаяния. — Врешь ты, гад!
— Я тебе, сявка, сейчас так врежу… — сказал Толокно и двинулся было к Марику-Марику, но Стас выставил свою здоровенную ножищу и, словно шлагбаумом, преградил ему путь.
А Игорястик все это время молча стоял и глядел то на одного, то на другого.
Вдруг на втором этаже приоткрылось окно, и тонкий Мариночкин голос прокричал:
— Игорясти-и-ик, звонок!
Игорястик, ни слова не сказав, повернулся и быстро пошел к двери черного хода. Марик кинулся за ним, но Стас сделал ему подножку. Марик-Марик заковылял, но чудом удержал равновесие и не растянулся на нечистом асфальте заднего двора. Стас и Толоконников загоготали. Марик догнал Игорястика и торопливо, глотая слова, заговорил:
— Слушай, Игорь, скажи, ну, кто ее взял? Ну, пожалуйста… Ведь ты знаешь… И я должен знать… Ну, кто? А?.. Ну, будь добр, скажи. Ну, подумай, как же я могу не знать, если ты знаешь?.. Ты же друг мне, а, Игорь?
Игорястик молча поднимался вверх, шагая через три ступеньки, Марик старался опередить его и заглянуть ему в лицо, но Игорь шел, мрачно наклонив голову.
— Слушай, Игорь, слушай, ну, что делать?.. Я даже не знаю, как жить без Нави… Просто невозможно… я даже не знаю, как сказать… она наша, понимаешь? Ну, как бабушка, как дядя Костя… Когда она схватила воспаление легких, мы все плакали… И у меня слезы сами лились, честно… Я бы тебе этого никогда не сказал, но я, правда, хочу, чтобы ты все понял, Игорь… Я не скажу, что мы все умрем, если ее не станет, но все заболеем, это точно… Скажи, где она, Игорь, скажи и проси, что хочешь. Скажи, Игорь… И что хочешь приказывай. Я все сделаю, будто я тебе американку проиграл… Вот чем хочешь поклянусь…
— Ладно, — как-то неохотно сказал Кондратенко. — Попробую тебе помочь.
Так они, задыхаясь, добежали до четвертого этажа и ворвались в класс, когда все уже расселись, а математик только-только раскрывал журнал.
— А вот и прекрасно, — сказал он, меняя очки с «дали» на «близь» и морщась, и щурясь при этом. — На ловца бежит овца… — Он перебирал картотечные карточки, на которых были написаны задачи, выбрал одну, протянул ее Марику-Марику. — Вот, обрати внимание, опоздали вы двое, а у доски ты один. О чем это говорит?