Дом с привидениями

— Теперь?

— Че-рез! — ответили все хором.

— Вот и нарисуйте в тетрадях в клеточку все, что мы сейчас выяснили, — предложила Кира Викторовна.

— А Оля Николаева почему не рисует?

Оля пожала плечами, она сидела перед пустым столом.

— Где твоя тетрадка?

Дюймовочкины подружки насторожились, а вслед за ними насторожился и весь класс. Но Оля молчала.

— Где твоя тетрадка? — Кира Викторовна открыла крышку Олиной парты. Ящик был пуст, портфеля в нем не было.

— А где портфель?

Оля снова молча пожала плечами.

— Отвечай мне словами, а не плечами, — строго сказала Кира Викторовна. — Я же отлично помню, что ты была с портфелем. Да?

— Да, — сказала Оля.

— Где же он?

— Не знаю, — Оля говорила все так же безо всякого выражения.

— Где ты его могла оставить?

— Не знаю.

— На физкультуре?

— Нет, он был в классе.

— Но у него же нет ног?

— Нету, — тихо согласилась Оля.

— Может, его кто-нибудь взял?

— Нет, не может, — твердо сказала Оля. — Правда, девочки?

Дюймовочкина гвардия с удивлением переглянулась.

— Конечно, — пропела Дюймовочка, — чей портфель, тот за ним и должен смотреть. Да, Кира Викторовна?

— Ты всегда такая рассеянная? — спросила учительница Николаеву.

— Нет, не всегда.

— Ну, чтобы это было в последний раз. Дети, помогите Оле найти ее портфель, конечно, во время перемены. Кстати, кто дежурный?

Мальчик с красной повязкой и мокрым носом исправно вскочил и, не мигая, уставился на Киру Викторовну.

— Костов Анжел, ты был в классе на перемене?

— Ну?

— Больше сюда никто не заходил?

— Ну?

— Ну и что ты можешь сказать, кроме «ну»?

— Видите ли, — неожиданной скороговоркой зачастил Костов, — сюда никто не заходил, потому что я дверь запер на стул, вот так. — Он стремительно метнулся к двери и засунул стул ножкой в дверную ручку. — А то знаете, сколько бы здесь толкалось?..

В этот миг в дверь застучали.

— Открыть? — спросил Костов.

— Конечно, открой, — сказала Кира Викторовна.

Костов стал вытягивать ножку стула из ручки двери, но дверь снаружи дергали, и стул не вынимался. Дверь дергали все сильнее, и Костов дергал стул все сильнее, но безрезультатно.

— Отпусти стул, — приказала Кира Викторовна, — и отойди от двери.

Костов послушно отскочил на шаг, и стул сам вывалился из дверной ручки и грохнулся об пол.

— Автомат! — крикнул Марягин. — Самовывал!

— Что-что? — спросила Кира Викторовна.

— Самовывал, — отрапортовал Марягин, — значит, сам вываливается.

— Ну, знаешь ли! — воскликнула Кира Викторовна и засмеялась, и все засмеялись вслед за ней.

В класс, тяжело дыша от единоборства с дверью, вбежал Брегвадзе и плюхнулся на свое место, а Костов продолжал как ни в чем не бывало:

— Значит, так, портфеля новенькой Николаевой я не видел в глаза, но, может быть, кто-нибудь все-таки видел, и кто-нибудь, может, все-таки заходил сюда, то есть в класс на переменке, потому что я должен был в туалет выйти. Не может же человек, даже если он дежурный, сидеть в классе и урок, и перемену, и еще урок, и еще перемену и…

— Хватит, — сказала Кира Викторовна, и у всех создалось впечатление, что она просто выключила звук у Костова, который продолжал стоять и беззвучно шевелить губами. — Садись, дежурный Костов.

Костов сел.

— Во сила! — с завистью произнес Рябоконь. — Так и чешет подряд, а у меня на столько слов не хватает.

— Может, ему на переменке по шее дать? — спросил Марягин.

— За что? — подняла на него глаза его соседка, худенькая девочка с мешками под глазами.

— Просто так, — ответил Стасик.

— Только не сильно, чуть-чуть, — согласно кивнула худенькая.

— А я чуть-чуть не умею, — стал вдруг хвастать Марягин. — Я знаешь, как?.. Раз-два!.. — И он так размахался, что сшиб на пол тетрадку худенькой девочки.

— С ума сошел! — гневно крикнула Кира Викторовна и с такой силой шлепнула ладошкой по крышке учительского столика, что из него почему-то выскочил ящики в нем… — Смотрите! — воскликнула Кира Викторовна и вынула оттуда чешский портфель с лямкой.

— Ой! — воскликнула Николаева.

— Твой? — спросила в рифму Кира Викторовна. — Как ты сказал, Стасик, — самовывал? Сам вывалился?

Но почему-то никто не засмеялся.

— Кто же его сюда положил? — Кира Викторовна обвела взглядом класс. — А?

Тридцать пять пар невинных глаз доверчиво глядели на учительницу.

— Кира Викторовна! — снова поднял руку Брегвадзе.

— Что, Сандрик, опять? — спросила учительница.

— Опять нэт! — твердо ответил Брегвадзе. — Только мы, наверное, не пойдем кормить бегемота!

— Почему? — класс от ужаса прямо застыл.

— Почему, Сандрик?

— Кира Викторовна, — хрипло, волнуясь, — продолжал Брегвадзе. — У Марика-Марика украли собаку, и он теперь ее ищет.

— Кто тебе сказал? — Кира Викторовна подошла к его парте.

— Один какой-то большой, в туалэте, — почему-то прошептал Сандрик.

Даже непонятно, почему дом, в котором жила собака, вдруг, оставшись без нее, становится таким пустым и гулким. На крюке в передней висит запасной поводок с парфорсным ошейником. Лежит коврик, вытертый ее боками коврик, и пустая миска перед ним. Какие-то разноцветные кубики, смятые собачьими челюстями. Когда пес в доме, этих предметов не замечаешь, но когда его нет — они просто лезут в глаза.

— Ба! — закричал Марик, войдя в переднюю.

Никто не ответил, бабушки не было.

Марик обежал всю квартиру. Это была хорошая старая московская квартира, еще дореволюционная, в которой жили уже, наверно, четыре поколения Селищевых, если не пять. И белая эмалированная табличка на входной двери «Докторъ Маркъ ?едорович Селищевъ, д?тскiя болезни» с пожелтевшей, отбитой кое-где эмалью свидетельствовала об этом.

Марик обежал все закоулки и только одному ему известные уголки.

— Нави! Навичка! — кричал Марик, надеясь на чудо. Но чуда не свершилось. Собаки в доме не было, а была та самая пустота и гулкость, от которой хотелось плакать. Марик швырнул портфель на пол и как был в уличной куртке и школьной форме, так и упал ничком на свою постель и зарылся лицом в подушку. На кухне играло радио, в большой комнате тикали часы, голуби, громко переговариваясь, шумно топтались на подоконнике, но такого желанного стука собачьих когтей по паркету не было. Пережить это сил не хватало.