Дом у озера Мистик

Глаза Иззи защипало от слез, и вскоре из-за них она уже ничего не видела. Она заморгала, стряхивая слезы. Туман уплывал от нее. Она побежала за ним, вслед за бледным облаком к краю озера.

Мама, не уходи, в этот раз я буду хорошей, обещаю… я буду хорошей. Я приберусь в своей комнате, буду чистить зубы и ложиться в постель без звука… мама, ну, пожалуйста…

Но вот на поверхность воды упал солнечный свет, прорезал туман, и вот уже от него ничего не осталось. Иззи опустилась на колени на холодный галечный берег и заплакала.

Ник, тяжело ступая, вышел из спальни. На то, чтобы надеть форму, у него ушла целая вечность, а застегнуть воротник оказалось просто невозможно. Опираясь для надежности одной рукой о стену, он двинулся по коридору. Потом стал спускаться по лестнице, цепляясь за гладкие перила, каждый шаг давался ему с трудом. Казалось, его тело стало хрупким, как лист зимой. По его лбу и спине стекал холодный пот. То, что ему удалось спуститься до последней ступеньки и при этом он не упал, можно было считать чудом. Все еще держась мертвой хваткой за перила, он помедлил, втягивая воздух и пытаясь справиться с подступающей тошнотой. От усилия у него даже слезы на глазах выступили. Он заморгал, тошноту удалось побороть.

Когда Ник снова открыл глаза, он заметил, какие перемены произошли в его доме. В камине из серого речного камня плясал огонь, два кожаных кресла блестели, начищенные, теперь они стояли напротив дивана, между ними радовал глаз теплым красновато-коричневым цветом дерева кофейный столик. На столе в кувшине для воды стояли белые цветы в обрамлении листьев папоротника.

Ник часто мечтал о такой вот комнате, только еще наполненной смехом, а не мрачным молчанием и внезапными вспышками раздражения, как это было у Кэти. Тяжело вздохнув, он отошел от лестницы.

И тут он увидел Иззи. Она стояла у широкого окна, выходящего на озеро, солнечный свет создавал ореол вокруг ее головки. В одно мгновение время словно отмоталось обратно, Иззи предстала перед ним такой, какой она была когда-то, — фарфоровой куколкой в красивой одежде с атласными лентами в косичках. Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Привет, Иззи! — Ник попытался улыбнуться. — Классно выглядишь.

Она заморгала и не двинулась с места.

Ник облизнул сухие губы, по его виску скатилась капелька пота. В эту минуту из кухни деловито вышла Энни с дымящимся кофейником и блюдом, накрытым крышкой. Увидев Ника, она остановилась.

— Ник! Как чудесно, что ты можешь позавтракать вместе с нами!

При мысли о завтраке его желудок взбунтовался.

— Иззи, проводи своего папу в солнечную комнату, я накрыла стол там. Пойду поставлю еще один прибор.

По-видимому, Энни не догадывалась, как ему плохо. Она продолжала сновать между кухней и солнечной комнатой и все говорила и говорила, о чем — Ник понятия не имел. Ее щебет вился вокруг его головы, как мошкара.

— Энни, я не…

— Иззи, — Энни его не слушала, — пойди и помоги своему папе. Он не очень хорошо себя чувствует.

И она снова исчезла в комнате. Когда Ник и Иззи остались одни, Иззи неуверенно посмотрела на отца широко раскрытыми глазами.

— Иззи, мне не нужна помощь, — сказал он. — Со мной все хорошо, правда.

Она продолжала молча смотреть на Ника, потом медленно двинулась к нему. Ник думал, что она пройдет мимо него, но в последнюю секунду она остановилась и снова посмотрела на него снизу вверх. Ему было невыносимо видеть в ее глазах страх, а чертова черная перчатка на ее руке его просто убивала. Энни была права, он должен быть хорошим отцом. Хватит пить, чтобы притупить воспоминания и горечь собственных неудач, он должен заботиться о своей малышке. Чувствуя себя неловко и неуверенно, Ник улыбнулся дочери:

— Пошли, Иззи-медвежонок.

Он осторожно взял ее за руку, которая была без перчатки, своей большой рукой. Вместе они пошли в солнечную комнату, Ник постарался подстроиться под шаг ребенка. Между ними висело печальное молчание дочери, которая больше не говорит, и отца, который не знает, что сказать.

Когда они вошли, Энни удовлетворенно кивнула. Солнечная комната была похожа на картинку в женском журнале. Голубая скатерть на столе и в центре — зеленые ветки кизила в керамической вазе. На тарелках лежала яичница-болтунья и оладьи, рядом стояли стаканы с молоком и апельсиновым соком.

— Садитесь завтракать, — сказала Энни. Она помогла Иззи сесть и подвинула ее стул к столу.

Ник сел, стараясь не шевелить головой, в которой гремели барабаны, и проговорил:

— Мне только кофе. Я себя хре… — Он покосился на Иззи. — Я себя неважно чувствую, голова болит.

Взглянув на Иззи, Ник понял, что она все знает про папины «головные боли». На него накатило острое чувство вины перед дочерью. Он потянулся к стакану с апельсиновым соком, но задел рукой вазу и опрокинул ее. Вода брызнула во все стороны, зеленые ветки упали в яичницу, ваза с громким стуком рухнула на пол.

— Дерьмо! — простонал Ник, зажмурившись, и обхватил голову руками.

— Да ну, не стоит из-за этого переживать, неприятности случаются со всеми, правда, Иззи?

Энни взяла тряпку и стала вытирать лужи. Ник повернулся к Энни, уже собираясь сказать, что ему надо убираться отсюда к чертовой матери, но ее взгляд его остановил. Она смотрела на него с такой надеждой, что он просто не мог ее разочаровать. Энни ободряюще улыбнулась ему и положила на свою тарелку яичницу и такую гору оладий, что даже для лесоруба это было бы многовато. Ник, пытаясь скрыть неловкость и стараясь не думать о головной боли, спросил Энни:

— И ты собираешься все это съесть?

Энни засмеялась:

— Я же из Калифорнии, я пятнадцать лет не ела яиц, а в последнее время у меня волчий аппетит, я все время хочу есть.

Она полила гору оладий сиропом и начала есть, при этом она не переставала разговаривать.

Ник обхватил большую кружку с кофе трясущимися руками. Когда дрожь унялась, он поднес кружку ко рту и с удовольствием отпил. Горячий кофе немного взбодрил его и слегка притупил головную боль. Он откинулся на спинку стула и расслабился под успокаивающий звук голоса Энни. Через некоторое время он приступил к еде. А Энни продолжала что-то рассказывать, смеялась, будто они были семьей, которая привычно завтракает по утрам на кухне. Хотя за столом сидела молчаливая исчезающая девочка и ее страдающий от похмелья отец, Энни вела себя так, будто в этой семье никаких проблем не было.

Ник не мог отвести глаз от Энни. Каждый раз, когда она смеялась, его пронзало желание, а потом он вдруг попытался вспомнить, когда же он сам смеялся или когда смеялась Иззи и когда в последний раз у них была причина для смеха и для радости.

— Я подумала, хорошо бы нам сегодня всем вместе пойти в магазин и купить кое-что для сада, — бодро проговорила Энни. — Сегодня подходящий день для того, чтобы заняться садом и цветами. Если мы возьмемся за дело втроем, то успеем сделать многое.