Дом в ноябре
Шрифт:
Мэллори и Стрэнг нашли выход из внутренней камеры, пробрались через мастерскую, в которой наткнулись на совершеннейшее столпотворение. Больше четырёх сотен мужчин и женщин, внезапно освобождённых от полного ментального контроля, действовавшего на них более трёх месяцев, ничего из них не помнившие, реагировали на произошедшее каждый по-своему. Некоторые сидели онемевшие и подавленные, другие лихорадочно пробирались к ближайшему выходу, некоторые впали в истерику, прочие нападали на нелюдей, без
Мэллори оглядел толпу и не нашёл ни Джилл, ни детей.
– Возможно, они ушли домой, – предположил Стрэнг.
Они покинули башню, не обратив на себя внимания измождённой, оборванной, безумной толпы, валившей прочь через вытоптанный двор, недоверчиво оглядываясь на башню, чудесным образом выросшую за одну ночь. На улице они услышали первые крики тех, кто начал осознавать масштаб обрушившейся катастрофы.
Мужчина в отрепьях серого делового костюма в оцепенении стоял перед развалинами, ещё недавно бывшими его только что расширенным универмагом; женщина сидела на ступеньках дома и, рыдая, сжимала в руках покрытую плесенью куклу. Подросток с потерянным выражением на лице брёл по улице, разговаривая сам с собой. Джилл лежала навзничь на дорожке, ведущей к крыльцу. Мэллори аккуратно перевернул её. Она дышала – но еле-еле.
– Нам бы лучше занести её внутрь, – сказал Стрэнг.
Голос его показался Мэллори звучащим очень далеко.
– Да, – ответил Мэллори.
Он поднял её, пронёс по ступенькам, через сумрак зашторенной гостиной и коридор, ведущий в спальню. Стрэнг проверил пульс.
– Ничего хорошего, – сообщил он. – Чёрт побери, нам нужен врач, Мэллори.
– Эверетт, – сказал Мэллори. – Приведи его.
Он коснулся разума своего товарища, перенеся туда информацию о том, что жилище Эверетта находится через три дома отсюда. Стрэнг был потрясён вторжением в свой разум. Он посмотрел на Мэллори с выражением смешанного со страхом изумления.
– Что… – начал он.
– Приведи его! – тихо скомандовал Мэллори.
Он обернулся к лежащей без сознания женщине, как можно более деликатно исследовал её разум и обнаружил, что он закрыт и отгорожен от его воздействия. Он стоял у окна и невидящим взглядом смотрел на улицу.
Он знал о перемещениях Стрэнга и на расстоянии, наблюдая, как тот натолкнулся на доктора, выходящего из дома с чемоданчиком в руке, прислушался к разговору.
– Доктор, там женщина – миссис Мэллори. Она в коме, пульс слабый, дыхание угнетено, на ощупь – холодная. Я думаю, она умирает…
– Потом, сэр. Как только – так сразу. Есть ещё парень – сильно порезался. Упал на стекло. Кровь хлещет как с зарезанного поросёнка. И Джон Бейте – со сломанной ногой, как я думаю, и, возможно, с повреждениями внутренних органов.
– Это всего в нескольких домах отсюда, доктор. Не могли бы вы…
– Как только, так сразу, сказано же! Мальчик умирает…
Мэллори потянулся через расстояние и передал приказ. Эверетт прервался на полуслове, повернулся и направился к дому Мэллори. Полминуты спустя он вошёл в комнату. Мельком взглянув на Мэллори, подошёл к Джилл и бегло её осмотрел.
– Она в тяжёлом состоянии, – сообщил он. Голос его дрожал.
– Вылечите её, – бесцветным голосом ответил Мэллори. – Она мне нужна.
– Конечно, я сделаю всё, что смогу.
В течение
нескольких минут Эверетт быстро подготовил и сделал два укола. Он послушал, как бьётся сердце и мрачно покачал головой.– Не буду врать тебе, Мэллори, – сказал он. – Боюсь, мы её потеряем. Эффекта нет. Она уходит.
Мэллори стоял возле кровати, он коснулся разума Джилл, отметив слабость свечения. Он пробрался глубже в её мозг и нашёл гаснущую искру, что была её жизнью. Она слегка шевельнулась в ответ. Он ощутил, что она его узнала.
– Джилл, ты не должна умереть, – сказал он.
– Я пыталась, Джефф, – отвечала она. – Ради тебя и ради детей, я пыталась продолжать быть. Но груз слишком тяжёл, я вынуждена отпустить…
– Живи! – Мэллори ударил её этой мыслью. – Живи!
– Мэллори, ты в порядке? – проскрежетал голос Стрэнга, он отбросил его в сторону, цепляясь за угасающий контакт с ускользающим сиянием разума.
– Вот, Мэллори, что ты… – начал Эверетт.
Мэллори закрылся от старика, всё его внимание сконцентрировалось на Джилл.
– Ты должна жить! – гремел он в её сознании. – Живи, Джилл!
Он ощутил её беззвучный крик боли, отдачу от силы психического воздействия.
– Нет… не надо больше… ты не… Джефф… Джеффа больше нет… ничего нет… ничего не осталось…
И больше не было ответа от серого места, подобного остывшему пеплу, что заняло точку, где мигнула и погасла последняя искра жизни Джилл.
Стрэнг и Эверетт смотрели на него во все глаза, когда он повернулся и, оттолкнув их, прошёл мимо. Два маленьких белолицых человечка встретили его в прихожей. Немало времени прошло, прежде чем он узнал Рэнди и Марию.
– Ваша мама умерла, – бесцветным голосом сказал он и, пройдя мимо них, вышел на улицу.
Он шёл, не замечая того, что идёт, солнце село, пали сумерки. Там и тут сквозь стёкла светили огоньки. Сила в конце концов проиграла. На тёмной улице дул ледяной ветер.
Он пришёл на незастроенное поле; лунный свет матово блестел на жухлой траве, на безлистных деревьях. Звёзды равнодушно сияли в чёрном небе. Внезапно, волна опустошения захлестнула его как прилив, выдавив воздух из лёгких.
– Один, – застонал он. – Совсем один, Господи…
Он почувствовал, что погружается во мрак, более страшный, чем даже перспектива смерти. Он упал на колени, мука пронзала его, как рыболовный крючок пронзает червяка.
Раздался тихий голос.
– Джефф, пожалуйста, Джефф…
Салли подошла к нему, встала на колени рядом, положила руки и притянула его к себе. Он оттолкнул её.
– Джефф, я имела в виду только…
– Думаешь, я плачу по Джилл?
Его мысли бушевали, невысказанные, невысказываемые.
– Ты ошибаешься. Это совсем не так. Я плачу не о человечестве – и не о человеке…
– Джефф, ты выглядишь так странно…
– Ты не знаешь, и не поймёшь никогда. Ни один человек на земле не поймёт. На один момент – крошечное мгновение, я держал Вселенную в руках – и глядя сквозь обширность пространства и времени… я лицезрел другой разум, равный мне. И что же я сделал? Я встретил его, присоединился к нему на уровне, недоступном человеческому разумению? Нет, нет. Он раскрылся мне – и я убил его. Я скорблю не о человечестве. А о Моуне.
Столп ослепительно чистого света, пришедший из тьмы, вонзился прямо в центр сознания Мэллори.