Дом Ветра

Безусловно, она была ему не нужна, он ясно дал понять, что, когда она оправится, они будут пытаться зачать сына, но Нэлл лишь криво улыбалась, думая про себя, что не допустит этого. Как хорошо, что ни Эдит, ни Онор не знали, что в их семье есть ирландские штучки. Роды для нее были тяжелыми, Энди сказала, что в один момент ее чуть не потеряли. Именно поэтому Нэлли хотела остаться в Англии, чтобы рядом с ней находилась Энди.

Виктор был горд и написал отцу письмо в Антрим. Из Холстон-Холла пришел ехидный ответ, что в этой семье могут рождаться только девочки. Виктор был зол и ответил, что ему все равно, что он думает. Все равно у Руфуса только два сына да двое внуков. Шарлотта, ровесница Бетти, да Патрик, ровесник Гарри, но до него доходили слухи о натуре Патрика, хотя это могли быть домыслы о его психическом расстройстве. Но все же радовало, что его внуков звали на лето в Ирландию. Диана попросила подождать его, пока не подрастет Бетти, чтобы они поехали всей командой. Похоже, Эдвард готов был примириться с тем, что у Виктора другая жизнь, что Виктор добился всего, о чем они в Ирландии могли только мечтать. Эдвард еще не признавал поражения, но осознал, что проиграл прежде всего не Виктору, а времени, самому лучшему другу и самому худшему врагу.

Викторию крестили в апреле. Нэлл очень сильно переживала, что Елена не смогла стать крестной ее дочери: Эдит была против, а Элеонора — слишком слаба, чтобы сопротивляться. Поэтому Эдит стала крестной собственной внучки к ужасу окружающих. Нэлли впала в депрессию, что понимала Диана, она слышала безразличие в голосе на другой стороне провода, слышала боль и попытку самобичевания. Диана умоляла Эдит: Нэлли должна быть дома, дома ей станет легче, дома она расцветет, но Эдит была непреклонна. Если Элеонора будет в Англии, то Виктория должна остаться в Дюсаллье; как любящая мать, Нэлл не могла этого допустить. Диана пришла в отчаяние, как и Виктор, привычный мир их семьи постепенно рушился. Ветер перемен дул все сильнее, напоминая, что ничто не будет прежним для Английских Лейтонов.

Глава 41

Если выбросить из жизни все чувства, боль исчезнет вместе с ними, и я стану неуязвим.

Жаклин Сьюзан. «Машина любви»

Лето—осень 1957.

Два года брака с Робертом прошли как сказка. Он был щедр во всем, заваливал ее и Бетти подарками и цветами, они купались в его любви и обожании. По утрам он всегда оставлял на их кроватях по розе или георгину, а по вечерам были обязательные скромные букетики цветов. В постели он был безудержен в страсти и фантазиях. Флер сама удивлялась собственному поведению. Он любил ее, и это — неоспоримый факт. Она совсем не думала о жизни с Ришаром, да и не хотела: у нее было все, о чем она не могла даже мечтать.

Гарден-Дейлиас стал ей родным домом; Роберт не особенно позволял, но ей нравилось подстраивать дом под свою семью. Да, она любила Роберта, этого зверя, и с каждым днем все влюблялась в него больше. Флер хотелось его радовать и одаривать его ласками и нежностями, открывать вместе их мир.

Джейсон радовался за своих дочерей, худшего будущего он и не мог им дать. Он выполнил данное Каталине обещание. Флер неистово рисовала, она все больше и больше продавала свои картины, а Джулия — фотоснимки. В июле Флер поняла, что снова ждет ребенка, она пошла к Энди, и та с улыбкой подтвердила эту новость. Несколько минут она злилась на Роберта: он так неутомим в постели, так нескромен в желаниях, что просто удивительно, почему она в течение этих двух лет не забеременела. Но потом пришла радость: все же сейчас она стала взрослей и больше готова к рождению ребенка, нежели когда ждала Бетти и от незнания впадала в панику, порой доводя пустяк до слез.

В тот вечер она попросила приготовить Глорию праздничный ужин — любимого Робертом запеченного кролика. Супруг пришел поздно, наверное, задержался с Арманом, подумала Флер. Ей не нравился Арман, она старалась не разговаривать с ним, да и не смотреть — что-то пугающее было в нем, только она не смогла еще понять, что так отталкивает ее. Роберт поцеловал любимую в щеку, протянув ей букетик ромашек, а Бетти — астр. Он втянул в легкие аромат крольчатины и овощей, непонимающе смотря на Флер.

— У нас праздник? — женщина улыбнулась, притягивая любимого к себе.

— Да, — прошептала она ему в ухо. — О Роберт, я так счастлива с тобой!

— Флер, что случилось? — он ласково погладил ее по светлым волосам.

— У нас будет ребенок! — он подхватил ее на руки, кружа по столовой, она стала стучать кулачками в его грудь.

— Роберт…

— О, прости, милая моя, как я счастлив, просто бесконечно счастлив! Глория, наливай вина, а Бетти дай домашних конфет. Я так люблю тебя, — прошептал на ухо Флер Роберт. — Не покидай меня…

— Я всегда буду с тобой и сердцем, и телом, — ответила она, стирая выступившие слезы на его глазах.

***

Но, помимо счастья, пришло и несчастье. Это произошло в ноябре. Элеонора все больше разочаровывалась в браке, она любила гулять по винограднику и размышлять и общаться со смотрителем Пьером; они просто беседовали, но на душе было так тоскливо: муж все больше и больше вставал на сторону матери, даже в вопросах воспитания.

Во время прогулки в одно из таких утр ее поцеловал Пьер, когда-то именно это нравилось ей в отношениях с мужчинами — простота. Они будили ее чувственный мир, но не будили желание плоти. Так произошло с Пьером. Ей не хотелось, как девке, лечь на землю и отдаться. Только с годами Элеонора поймет, что настоящая любовь пробуждает жажду физического обладания. Онор же оказался в постели необуздан. До свадьбы мужчина был нежен и внимателен, шептал после близости милые слова, но после крещения Виктории накинулся на жену, как зверь на добычу, хотя, помимо нее, были у него и любовницы. Онор терзал ее по ночам до наступления рассвета, а она хотела нежной любви, мечтала, чтобы ее боготворили. Но она терпела ради Виктории и жалела, что так поспешно вышла замуж.

Она пришла после того поцелуя домой ошеломленная нежностью и терпением этого человека. Ниоткуда появилась Эдит, ее глаза гневно сияли:

— Ах, ты, дрянь! — четко произнесла она, выделяя последнее слово.

— Не смейте меня оскорблять! — Элеонора сама бросила свекрови вызов.

— Что?! — протянула та. — Ты замужняя женщина, а ведешь себя, как шлюха.

— Я-то хоть просто шлюха, а вы нацистская подстилка, — вот она и оскорбила больнее.

— Да как ты смеешь, лондонская проститутка!

— Смею, потому что я — леди Холстон, а вы — никто! — Эдит дала ей тяжелую пощечину, Нэлли покачнулась и упала, ударившись животом об угол стола, на пол. Нэлл тихо застонала, ощущая, как кровь стекает мелкими струйками у нее между ног.

Как выяснилось потом, она была опять беременна и потеряла ребенка из-за Эдит. Бросив дочь, мужа, не сказав ничего никому, она уехала в Лондон, поселившись у Роберта. Нужно было как-то залечивать раны, Элеонора вернулась в клинику, в работе она собиралась забыть себя. Флер понимала ее, они, две подруги, проводили много времени вместе.

— Он приедет за мной, как ты думаешь? — этот вопрос она задала Флер через месяц своего пребывания в Гарден-Дейлиас.

— Если любит, то вернет, — ответила Флер.

— А если я не хочу? — она спрятала руки в маленьких ладонях невестки.

— Оставайся у нас, нам не тесно, тем более мне нужен будет кто-то, когда родится ребенок, — Нэлл погладила ее живот.

— А Глория что, не справляется?

— Бетти — непоседа, и дом большой. Ничего, все еще наладится.

— Я хочу в это верить, — она зажмурила глаза, думая о муже и дочери, о потерянном ребенке.

Виктор позвонил Эдит и попросил расторжение брака. Но Эдит обещала подпорченную репутацию его дочери, а это в то время еще имело значение, это через двадцать лет одна девушка из его семьи наплюет на все и будет жить, как нравится ей, а не как хочется всем.

Тогда решили брак не расторгать, пусть они хоть иногда будут встречаться на любой территории. Но простить Элеонора уже не могла, отношения супругов стали похожи на натянутую струну. Эта холодная французская блондинка, похоже, победила его, Виктора Лейтона, стального человека. Но ничего, он когда-нибудь нанесет удар этой подстилке.