Домашний арест

Но…

Представляет ли это Кэсси? Ей страшно сейчас, конечно. Она сказала Кори, что не хочет замуж. И уж тем более она не пойдет за меня по залету. Я и сам не хочу. Черта с два. Хватит с меня. Одного брака без любви достаточно даже для такого тупого копа, как я. Мне нужна Кэсси. Моя Кэсси. Та, что любит меня.

— Алан, она не сделает аборт, — проговорила мама.

Видимо, я хреново скрывал свои чувства.

— Я даже думать об этом не хочу.

— Вот и не думай, — подытожила она.

В десять вернулся отец, и мне пришлось пересказать всю историю заново.

Саймон тоже не думал об аборте. Он был на все сто уверен, что Кэсси не из тех, кто запросто может отказаться от радости материнства в угоду своему эгоизму или под давлением обстоятельств. Они успокоили меня. Частично. Меня волновали мамины внимательные взгляды и оброненное, словно невзначай:

«Держи меня завтра в курсе. Если что, я быстро ее образумлю». Вот что она имела в виду? Определенно, я не хочу, чтобы Лорен подвела меня к Кэсси за руку и отчитала последнюю, какая она плохая, что обижает ее сынулю.

Я обнял родителей и поплелся к себе. Что-то мне подсказывало, что эти двое Картеров будут полночи строить козни. И я оказался чертовски прав.

Кэсси

Я распахнула глаза, уставившись в потолок. Тоскливый интерьер палаты уже успел набить оскомину. Взглянув на часы, я поняла, что придется встречать Алана в сорочке. Что за черт! С этим вывихом я даже одеться сама не могу. Не говоря уж о том, чтобы накраситься. Умыться и почистить зубы — уже счастье.

Мама уехала вчера вечером. Она должна была собрать мои вещи. Я поморщилась от перспективы вернуться в Сан-Диего. Нет, не то чтобы мне там было плохо. Просто я уже разучилась жить с мамой. У нее своя жизнь, муж, работа. А я ненавижу путаться под ногами. Но, видимо, придется. Хотя бы пока шину не снимут. Потом арендую квартирку где-нибудь в пригороде. Денег от продажи дома вполне хватит на первое время. Хотя, честно сказать, меня тупо ограбили. Недвижимость в Сэнди стоит сущие копейки.

Сэнди…

Алан…

Я не хочу навязываться. Конечно, было бы проще с наглой рожей вернуться туда, но… Я даже не знаю, хочет ли он. Хочу ли я? Я хочу, если он хочет. А если нет? Все равно хочу. Только он не узнает. Мы никогда не говорили об этом. Да чего уж там! Мы вообще не говорили о каких-либо перспективах. Тем более о детях. Он злится, хоть и щадит сейчас мои чувства после произошедшего. И бравировать беременностью, чтобы вернуть его себе, — низко.

Вообще, я редкая сука. Сбежала от него. Игнорировала его отчаянное люблю в ту ночь. А он… Он чертовски порядочен, чтобы игнорировать мое состояние. Его работа — расхлебывать мое дерьмо. И я не собираюсь еще и вешать на него ярмо в виде беременной идиотки.

Корчась, я поплелась к умывальнику, заставляя себя не думать об этом. Мне хватило вчерашней маминой трескотни. Она так воодушевилась от мысли, что станет бабушкой. Даже не особо пытала меня насчет Алана. Хотя несколько раз все же начинала причитать: «Он такой внимательный. Интересный. Красивый.

Кэсси, ты прямо как я, запала на копа. Но он, конечно, не Алекс, упокой Господь его душу». У мамы, наверное, от обилия полученной информации перегорели предохранители, и все ее последующее внимание было посвящено моему интересному положению. Она ничего не спрашивала о Форде и моем о нем молчании. Просто была рада за меня. Рада, что я жива и беременна.

— Кэсси, — услышала я встревоженный голос Алана.

— Я тут, — я поспешила выйти и, конечно, не вписавшись в косяк, чуть не потеряла равновесие и врезалась в дверь уборной.

— Проклятье, Форман! — рыкнул он, увидев меня. — Тебе противопоказано ходить и говорить одновременно.

Алан в момент оценил ситуацию, увидев мою скорченную от боли физиономию и шаткое положение, подхватил на руки и отнес в кровать.

— Привет, — я почему-то заулыбалась, даже не найдя для ответа вредных слов.

— Привет-привет, — буркнул он, ероша волосы.

Нервничает.

— Как спалось?

— Нормально, — я пожала плечами, пытаясь напустить на себя безразличный вид.

Не стоит ему знать, что всю ночь меня мучили ужастики. Он жалостливый. Не хочу жалости. Хватит.

Мы неловко молчали. Я комкала одеяло. Алан изучал свои ботинки. Даже не присел рядом.

— Ты хочешь? — выпалила я, не в силах больше выносить эту напряженную тишину.

Он поднял голову, уставившись на меня своими пронзительными синими глазами.

— А ты? — вопросом на вопрос.

— А ты?

— А ты?

— Черт, Картер, я первая спросила!

— Вот и ответь первая, — уперся он.

Я хмыкнула и снова замолчала.

— Да, — смело сказала я, послав к черту все свои надуманные решения.

Уголок его рта пополз вверх, вырисовывая фирменную, кривую Картеровскую ухмылку. Сапфиры потеплели, согревая меня нежностью весеннего неба. Алан присел на край кровати, мягко коснувшись ладонью моей щеки.

— Ия хочу, — выдохнул он… облегченно? — Очень хочу.

Я часто задышала, пытаясь унять зашкалившее сердцебиение. Он хочет…

Очень! Моя щека автоматически прижалась к его руке. Алан подался вперед.

Господи, он что, сейчас обнимет? Мне не суждено было это узнать. У него зазвонил мобильный. Алан отдернул руку, достал трубку, ругнулся, сбросил звонок. Не успел он снова взглянуть на меня, как тренькнула смска.

— Да что ж такое, — буркнул он, поднимаясь с кровати, и сам набрал. — Прости. Я лучше перезвоню.

Я кивнула. У него был такой странный голос. Словно случилось что-то, с чем он не может справиться. Алан Картер стал похож на нассавшего в тапки котенка, которого вот-вот натычут носом в изгаженное место. Что-то новенькое. Но мне нравится. Такой смешной.

— Да… Все нормально. Нет. Не стоит… Просто нет, мам! — стальной голос, но видок.

Я захихикала. Видимо, не зря Картер не спешил посвятить родителей в наши отношения. Блаженный папа и боевая мама. Мне бы напрячься, а я ржу.

Алан обернулся, видимо, услышав мои невнятные булькающие звуки. Я сжимала губы, стараясь не расхохотаться. Картер приставил палец к виску и три раза спустил воображаемый курок, как бы вышибая себе мозги. Я уткнулась в подушку, хохоча.