Домашний арест
Шрифт:
— Эм… да… я думала об этом. Не оставаться же мне в ЛА.
— У тебя здесь работа…
— Издеваешься? Работа по блату от Форда.
— Понимаю… — протянул он. — Кэсси, я хочу, чтобы ты поехала со мной.
— Что? — я опешила. — Сегодня? Но…
— Нет, не сегодня. Я вернусь через неделю. Твоя рука как раз заживет.
Пожалуйста, подумай об этом. Я понимаю, Сэнди — не самое приятное место.
И… ты уехала. Это эгоистично, знаю, но я даже представить не могу, что мой ребенок будет так далеко от меня. Я смогу о вас позаботиться, обещаю.
Наверное,
Столько всего в его словах.
Он хочет, чтобы я вернулась. Он хочет ребенка. И, кажется, он не особо хочет меня. Только в виде инкубатора. Видимо, я так качественно растоптала его чувства, что теперь для Алана важна лишь моя беременность.
— Хотя бы подумай. Пожалуйста.
— Я… — горло сжали невидимые ремни, но я выдавила: — да… подумаю.
Алан
Неделя показалась мне годом. Я просто уехал, оставив ее наедине с моим предложением. Когда узнал, что Кэсси хочет вернуться в Сан-Диего, меня перекосило. Я чертовски перепугался, что она снова сбежит от меня. С моим ребенком! И тогда я точно никогда не верну ее. Меня разбирало тихое бешенство каждый раз, когда я смотрел на Кэсси. Поэтому я пытался избегать ее до самого отъезда. Только мама успокоила. Немного. Узнав, что мне нужно возвращаться в Сэнди, она пообещала, что хорошенько промоет Кэсси мозги. Конечно, я знал о ее способностях великого убеждения, но все равно чертовски трусил. И злился.
Я готовился к худшему. Это же Форман. Что бы мама ей ни наговорила, она сделает по-своему и, скорее всего, назло. Мне. Себе. Всему миру. Знаю я ее.
Поэтому в моей голове крутилось так много всего: аргументы, угрозы, даже план похищения. И лишь на задворках отчаяния маячила слабая надежда. Если она согласится… Если…
Тогда я смогу позволить себе другой план. Она будет моей. Я заставлю ее полюбить. Я доведу ее до белого каления. Хватит с меня вечно удирающей Кэсси. И плевать, сколько времени это займет — буду работать на результат «и жили они долго и счастливо».
Я решил поехать в ЛА на ауди. Наверное, чтобы еще раз обо всем подумать.
Чтобы дать Кэсси лишние два дня. И, чем черт не шутит, если она согласится, поездка до Сэнди — первый пункт моего гребаного плана.
Я добрался до Моники уже к ночи. Мама, зевая, чмокнула меня в щеку и ушла наверх. Отец был на дежурстве. Кэсси спала. Хорошо. Лорен звонила, жаловалась, что у нее кошмары. Пусть спит. Утром поговорим.
Я был вымотан дорогой, но знал, что не усну. Уничтожив разогретый мамой ужин, долго стоял на террасе. Курил. Думал. А потом ноги сами понесли меня в музыкальную гостиную. Сто лет не играл. Я включил лампу, и комната озарилась приятным тусклым светом. Никогда не любил играть днем. Вообще не любил играть, когда кто-то мог услышать. Я коснулся клавиш рояля. Как на велике кататься. Мелодия сама потекла из-под пальцев. Приятно, когда мама не стоит над душой. Просто для себя. Успокаивает.
Звонкое апчхи за спиной заставило меня вздрогнуть. Я обернулся. Кэсси стояла в дверях со стаканом воды, неловко переминаясь с ноги на ногу. На ней была моя майка, которая доходила ей почти до колен. В таком виде я не дал бы ей и восемнадцати.
— Прости, я не хотела мешать, — проговорила
она тихо, поворачиваясь, чтобы уйти.— Ты не мешаешь, — я не смог подавить улыбку. Дико соскучился по ней.
Кэсси сделала два шага ко мне и нерешительно остановилась.
— Можно?
— Конечно, — я кивнул, приглашая ее присесть рядом со мной на скамейку. Не могу себе отказать в ее близости. — Я разбудил тебя?
— Нет, я спустилась попить, — она примостилась рядом, и я еле сдержался, чтобы не усадить ее к себе на колени.
— Дурной сон?
Она кивнула.
— Не знала, что ты играешь.
— Не знал, что ты воруешь, — я ухмыляясь дернул ее за майку.
Даже в полумраке я разглядел ее пунцовый румянец.
— Жмот, — насупилась Кэсси.
Я тихо засмеялся.
— Поиграй еще.
Я послушно вернул руки на клавиши. Кэсси тихо сидела рядом, периодически поглядывая на меня. Украдкой. Как только я поворачивал голову, чтобы встретить ее взгляд, она опять опускала глаза, таращась на мои бегающие по клавишам пальцы.
Минут через десять я уже мечтал почесать щеку — так меня жгли ее шпионские взгляды. Я резко прервал мелодию, запустил руку в волосы. Нет смысла тянуть.
Хотя… Я все-таки великий трус.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил я, повернувшись к ней.
— Нормально. Шину сняли два дня назад. Уже не болит, — отчиталась она.
— А… — я вдруг потерял способность управлять своими руками, моя ладонь легла на ее живот. — А тут чувствуешь что-нибудь?
Кэсси подняла на меня теплые карие глазища. Прежде чем я успел отдернуть руку, оправдываясь, она накрыла ее своей.
— Еще рано, конечно. Глупость ляпнул… — все-таки промямлил я себе под нос, наслаждаясь теплом ее пальцев.
— Вот сейчас чувствую, — проговорила она. — Чувствую, что ты — часть меня.
Очень важная часть.
— Ох, детка… — я сгреб ее к себе на колени, покрывая поцелуями любимое лицо.
— Ты вернешься со мной домой? Пожалуйста, скажи, что вернешься.
— Да, — выдохнула Кэсси, обвивая руками мою шею.
Я крепче стиснул ее в объятьях, зарывшись носом в мягкий изгиб шеи. Ее запах тут же опалил мои легкие. Я пил этот аромат и не мог насытиться.
Будет очень сложно держать при себе мою чертову ненасытность. Но игра стоит свеч. Я буду хоть до пенсии блюсти воздержание, если потребуется. Я буду терпеливым и заботливым. Я буду другом, но не более. Пока она не скажет, что любит меня.
Бонус к 27 главе
Кэсси
Глаза… Мои любимые глаза. Такие синие, такие родные и… пустые. Почти прозрачные. В них стояли слезы.
Глаза… Ужасные, выцветшие, почти белые… Вспыхивают яростным триумфом, подсвечивая и без того ужасный взгляд опенком бургунди.
Экран. Огромный, как в кинотеатре. Только на экране не кино. Там… я… На коленях. Кусаю губу. Не плачу. Я хочу крикнуть ему! Нет! Не смотри! Не надо! Но боюсь, что, открыв рот, уже не смогу удержать рыданий.
Он не увидит моих слез. Я не доставлю ему такого удовольствия.
И я нашла в себе силы закричать, не расплакавшись:
— Нет! Нет! Нет! Не смотри! Нет!..