Домашний быт русских цариц в Xvi и Xvii столетиях

У пытки Дарья повинилась: «в том она перед государем и перед государынею виновата, что к бабе, к ворожее подругу свою Степаниду Арапку за Москву реку звала, а тое де бабу зовут Настасьицею, живет за Москвою рекою на всполье; а спознала ее с нею подруга ее золотная ж мастерица Авдотья Ярышкина, для того, что она людей приворачивает, а у мужей к женам сердце и ревность отымает; а наговаривает на соль и на мыло; да тое соль дают мужьям в естве и в питье, а мылом умываютца; да и над мужем де она, Авдотья, своим тож делала и у него к себе серцо и ум отняла: что она Авдотья ни делает, а он ей в том молчит. Да онаж Авдотья ворует с братьями своими двумя Соймоновыми и ею Дарьею братьям своим сводничает, тому ныне четвертый год. И била челом, чтоб поставить Авдотью с нею с очей на очи и расспросить, потому что она про то дело, что ей Дарье давала баба колдунья подлинно ведает. Да там баба давала, наговариваючи, золотной же мастерице Анне Тяпкине, чтоб муж ее Алексей Коробанов добр был до ее Анниных детей». — Стали пытать Дарью накрепко. С пытки она говорила, что ездила к той бабе и пыталась для мужа, чтоб ее муж любил желала только приворожить мужа и что колдунья в Светлицу к ней не приходила. Но когда велели пытать другую мастерицу, Марью Сновидову, утверждавшую противное, и как ее учали разболокать — мастерица Дарья стала просить чтоб ее не портить, присовокупив, что как сыщут тое бабу с которою она спозналась чрез Авдотью Ярышкину, — тут все объявитца, а она ту бабу укажет, и где живет она двор знает. Судьи тотчас послали за колдуньей. Привели жонку-колдунью. В роспросе она сказалась, зовут ее Настасьицею, Иванова дочь, родом Черниговка, а муж у ней Литвин, зовут его Янкою Павлов. На очной ставке ее все признали за ту именно бабу, которая приходила во дворец. Сама Дарья Ламанова сказала, что у ней та жонка в Светлице была и медом она ее потчивала. Но Настасьица во всем запиралась: мастериц она ни кого не знает и у них в Светлице не бывала. Судьи велели ее пытати накрепко и огнем жечь. И послыша то мастерица Дарья учела винитца и плакать, а той жонке Настке говорить, чтоб повинилась. «Помнишь ты сама, говорила она ей, как мне про тебя сказала мастерица Авдотья Ярышкина; и я по ее сказке к тебе пришла и ворот чорной своей рубашки, отодрав, к тебе принесла, да с тем же воротом принесла к тебе соль и мыло. И ты меня спросила, прямое ли имя Авдотья, и я сказала тебе, что прямое, и ты в те поры той моей рубашки ворот на ошостке у печи сожгла и на соль и на мыло наговорила, а как наговорила и ты велела мне тот пепел сыпать на государской след, куда государь и государыня царица и их царские дети и ближние люди ходят и тебе де в том от государя и от царицы кручины никакие не будет, а ближние люди учнут любити. А мылом велела ты мне умыватца с мужем; а соль велела давати емуж в питье и в естве, так де у мужа моего серцо и ревность отойдет и до меня будет добр. Да и не одна я у тебя была, продолжала Дарья; приходили после того со мноюж к тебе Васильева жена Колоднича, Семенова жена Суровцова, и ты им, наговоря, соль и мыло давала. Авдотья Ярышкина приходила к тебе с братьями своими Соймоновыми, да у тебя и ночевали.

Не смотря на улики, сопровождаемые пыткой, ворожея запиралась. Мастерица же говорила, что именно от нее получила пепел и сыпала на след государыни у Светлицы по крыльцу, где ходят на переходы, да у дверей проходной палаты, где ходят на теж переходы; а сыпала она тот пепел на царицын след, как государь пришел из рубцовского объезду (в конце августа). Стали пытать колдунью в другой раз и огнем жечь. Она не выдержала и повинилась, что мастерицам Дарье Ломанове и ее подругам, которых знает а иных и незнает, сжегши женских рубашек вороты, и наговоря соль и мыло, давала, и пепел велела сыпать на государской след, но не для лихова дела, а для того, как тот пепел государь и государыня перейдет, а чье в те поры будет челобитье и то дело сделается; да от того бывает государская милость и ближние люди к ним будут добры. А соль и мыло она велела мастерицам давать мужьям своим, чтоб до них были добры.

Но этого было недостаточно. Предложен был новый вопрос: сколь она давно тем промыслом промышляет и от Польского и от Литовского короля к мужу ее литвину Янке присылка или заказ, что ей государя или государыню испортить, был ли; и чем она и какими лихими делы их государей портила: и давноль она тому делу, что мужей приворачивать, научилась, и кто ее тому учил, и муж ее про то ведает ли? На пытке и на огне колдунья отвечала, что к мужу ее к литвину Янке и к ней из Литвы от короля для государские порчи приказу и иного никакого заказу небывало, и сама она их государей не порчивала. Только она дала мастерице Дарье ворота зженой рубашки пепел, а велела сыпать на государской след, чтоб государь и царица и ближние люди до нее были добры. А что она мужей приворачивает, и она только и наговорных слов говорит: как люди смотрятца в зеркало, так бы муж смотрел на жену да не насмотрелся; а мыло, сколь борзо смоетца, столь бы де скоро муж полюбил; а рубашка, какова на теле бела, столь бы де муж был светел; да и иные де она не лихия слова наговаривала, чтоб государь и государыня жаловали, а ближние люди любили: а муж ее про тот промысел не ведает. А учила ее тому на Москве жонка Манка, слывет Козлиха, а живет за Москвою рекою у Покрова.

Тотчас отыскали и Манку Козлиху и поставили их с очей на очи. Они, как и следовало, завели спор. Настасьица сказывала, что ее ворожить учила она Манка, а Манка отрекалась, говорила, что неучивала. Стали пытать. Почти тоже Манка сказала и с пытки: ворожить не учивала, ворожбы не знает, а только и знает, что малых детей смывает да жабы, у кого прилучитца, во рте уговаривает да горшки на брюха наметывает, а опричь того и ничего не знает. Между тем колдунья Настька не переставала ее уличать и доказывать, что она ворожить выучилась у ней. Стали Манку пытать в другой раз накрепко и огнем жечь. Но колдунья не сознавалась ни в чем. Настька, уличаючи ее, говорила, что она запирается, будто мастериц никого не знает, она де и портомой знает. Женился солдат у портомой, слывет Лидовской; и тот солдат с портомоею к ней Манке приходил. Та ответила, что приходил, но не для ворожбы.

В числе новых улик ворожея Настасьица сказала, что еще за год назад сын Манкин, приводил к ней Настьке мастерицу Дарью Ламанову, которая с тем детиною принесла к ней наговаривать соль да мыло. И она Настька ему сказала: для чего к ней с тою мастерицею мимо матери своей ходит; и тот ответил, что мать его спит пьяна; и она Настька, наговоря соль и мыло, для привороту, ей Дарье дала. А наговаривала ту соль, отнимаючи ревность у мужей. На очной ставке все это подтвердила и мастерица Дарья: но Манка Козлиха не сознавалась ни в чем и просила пытать Настьку, потому что она ее клеплет. Настька с пытки говорила прежния речи. Тогда велели пытать Манку в-третьи, накрепко и огнем жечь.

«И жонка Манка с пытки повинилась, а сказала, что она сама ворожит и Настасьицу ворожить учила. А ей Манке тое ворожбу оставила при смерти мать ее родная Оленка: а как матери ее настало, тому ныне семой год; а ворожа, она, в привороте, на соль и на мыло и на зеркало наговаривала: как смотрятца в зеркало да не насмотрятца, так бы муж на жену не насмотрелся; а соль: как тое соль люди в естве любят, так бы муж жену любил; а на мыло наговаривала: сколь скоро мыло с лица смоетца, столь бы скоро муж жену полюбил; а вороты рубашечные жегши приговаривала: какова бела рубашка на теле, таков бы муж до жены был; а жабу у еого прилучитца во рте уговаривает: святый ангел хранитель умири и исцели, у того имянем у кого прилучитца, болезнь сию. А инова она ничего лихова опричь того незнает и лихим словом не наговаривает. Да и не одна она тем ремеслом промышляет, есть на Москве и иные бабы, которые подлинно умеют ворожить. Одна живет за Арбацкими вороты, зовут ее Ульянкою, слепая; а две живут за Москвою рекою, одна в Лужниках, а другая, зовут Дунькою, в Стрелецкой слободе.

Таким образом явились еще ворожеи, баба Улька, Дунка, да Феклица, все слепыя. Судьи тотчас послали по тех баб. Когда их поставили к делу, с очей на очи с Козлихою, то в распросе они сказали, что Манки незнают и сами неворожат и с ворожеями незнаютца. Но та утверждала, что «они сами ворожат и ворожиться к ним изо многих дворов всякие люди ходят». Начали пытать накрепко жонку Ульку, повторяя все те вопросы, на которых главным образом сосредоточивалось все дело, т. е. не пыталась испортить государское здоровье и верховых постельниц и мастериц кого знает? С пытки она сказала, что «только и знает, что около малых детей ходит, кто поболит и она их смывает, и жабы во рте уговаривает да горшки на брюха наметывает, а наговорные слова у ней таковы: ангел хранитель утиши во младенце сем, у кого объявитца болезнь сия, да наговоря на воду, детей смывает. А жабы во рте давит да темжи словы наговаривает». Потом во время новой пытки и жжения огнем она прибавила, что «не одним тем промышляет, есть де за нею и иной промысл: у которых людей в торговле товар заляжет, и она тем торговым людям наговаривает на мед, а велит им тем медом умываться, а сама приговаривает: как пчелы ярые роятца да слетаютца, такбы к тем торговым людем для их товаров купцы сходились. И от того наговору у тех торговых людей на товары купцы бывают скорые. А как она мужей к женам приворачивала, и она наговаривала на хлеб с солью, да на мыло; а наговариваючи тот хлеб с солью, велела женам есть: как де хлеб да соль люди любят, так бы муж жену любил; а мылом велела умываться: сколько скоро мыло к лицу прильнет, стольбы скоро муж жену полюбил. А у кого лучитца сердечная болезнь или лихорадка или иная какая нутреная болезнь — и она тем людям, наговариваючи на вино да на чеснок да на уксус, давала; а в приговоре наговаривала; утиши сам Христос в том человеке болезнь сию, да Увар христов мученик, да Иван Креститель, да Михайло Архангел да Тихон святый и иные божественные слова, а не лихия, — и от того тем людям бывала легость. После новых пыток и жженья Улька ничего в речах не прибавила.

Другая ворожея Дунька слепая объяснила с пытки, что ворожбы и ведовства никакого незнает, а только знает, что малых детей от уроков смывает да жабы во рте уговаривает. Да онаж на бруха, у кого что пропадет, смотрят. А на кого скажут неверну и она, посмотря на серцо, узнает, потому что у него сердце трепещет.

Третья, Феклида, с пытки созналась только в том, что грыжи людем уговаривает, — а наговаривает на громовую стрелку да на медвежий ноготь да с тое стрелки и с ногтя дает пить воду, а приговариваючи, говорит: как де ей старой жонке детей нераживать, так бы, у кого та грыжа, и болезни небыли; да онаж, у кого случитца, на брюха горшки наметывает. Несмотря на жестокия пытки и сжение огнем, что повторялось несколько раз, все эти жонки колдуньи ничего более неоткрыли. Оставалось расспросить оговоренных мастериц. Авдотья Ярышкина ни в чем не созналась и сказала, что Дарья ее тем всем клеплет. Анна Тяпкина сказала, что в прошлом году Дарья привезла к ней в Светлицу, пьяная, вина да в бумажке соли и велела ей то вино пить, а не сказала, что оно наговорное. Она Анна, боясь, что от Дарьи чинится в Светлице пропажа, того вина не аила и его вылила, а соль рассымала на земле; колдуньи она незнает и ничем на государское здоровье у ней не пытывалась. Прасковья Суровцова сказала, что пыталась у колдуньи и наговореную соль брала, для того, чтоб зять ее добр был до ее дочери; а иным ничем не пытывалась. Прасковья Колоднича сказала, что пыталась у колдуньи, брала наговореную соль, по тому что муж ее до нее лих, и она ему давала ту соль, для того чтоб до нее был добр.

Дело по разным обстоятельствам приостановилось почти на четыре месяца. В течении этого времени, в январе 1639 года, после непродолжительной болезни, умер пятилетний царевич Иван Михайлович, а в конце марта новорожденный царевич Василий Михаилович (стр. 320). Эти несчастные для царицы события не остались без влияния и на ход рассматриваемого дела. 1 апреля, следовательно чрез несколько дней по смерти новорожденного царевича, государь указал снова распросить и пытать накрепко и мастерицу и ведунью женку Настьку.

Содержание новых допросов заключалось в том, что так как мастерица Дашка, к бабе ворожее, которая людей приворачивает и у мужей к женам серцо и ревность отымает, — ездила и пыталась у ней, чтоб баба сделала как бы до нее Дашки государь и государыня и их государские дети и ближние люди были добры; и колдунья Настька, зжегши ее Дашкин рубашечный ворот, велела ей сыпать на государской след: как де государь и государыня перейдет тот след, а чье в те поры будет челобитье и то дело сделается; и она Дашка на след царицы пепел сыпала, что все подтвердила с пытки и сама колдунья; и после того их воровства, как мастерица на след государыни сыпала ведовской рубашечный пепел, — государыня царица Евдокия Лукьяновна учала недомогать и быти печальна; да после тогож вскоре грех учинился, государя царевича Ивана Михаиловича не стало; а после тоеж скорби вскоре государыня царица родила государя царевича Василья Михаиловича больна, и после ее государских родин и того государя царевича Василия Михаиловича не стадо вскореж; и ныне государыня перед прежним скорбнаж и меж их государей в их государском здоровье и в любви стало не по прежнему. И то знатно, кабы с того времени, как она Дашка по ведовству жонки колдуньи Настьки Черниговки на след государыни сыпала пепел и от того времени и до сих мест меж их государей скорбь и в их государскож здоровье помешка. И онаб мастерица Дашка и ведунья жонка Настька сказали про то подлинно в правду, для чего она Дашка ведовской рубашечный пепел на след государыни царицы сыпала; а та ведунья Настька что подлинно над тем пепелом наговаривала и на государской след сыпать велела: над государем и над государынею и над их государскими детьми какое лихое дело неумышлялиль и их государей не портилиль и детей их государских у них государей не отнималиль и совет их государской меж их государей своею ведовскою рознью к развращенью не делалиль и детям их государским в их многолетном здоровье тем своим ведовским делом, порчею, лет не убавливалиль и иного какого зла им государям и их детям неумышлялиль и умысля что, не делалиль, про тоб про все сказали вправду.

При особенной пригрозе, при новых пытках и сжении огнем, и мастерица и колдунья говорили теж речи, что и наперед того сказывали: именно, что одна сыпала, а другая велела ей сыпать пепел на след государыни для того, чтоб царица ее Дарью жаловала, а не для лихова дела.

Затем истязания прекратились и колдуньи Настасьицы вскоре не стало — она умерла. Умерла также и другая колдунья Ульянка слепая; прочие подсудимые были розданы приставам под стражу, до окончания дела.

Спустя месяца четыре, в августе тогоже года, это дело опять было поднято пыткою и допросом оговоренных мастериц. На Авдотью Ярышкину несчастная Дарья Ламанова показывала, что она ее спознала с бабою ворожеею, которая людей приворачивает, а у мужей к женам сердце и ревность отнимает, что Авдотья тем ворожучи и мужа своего обошла, что хочет, то ворует, а муж ей в том молчит; что ворует она с братьями своими и ею Дашкою с ними сводничала. На новом распросе мастерица Ярышкина во всем запиралась и говорила, что Дарья все затеяла на нее по недружбе. Но с пытки во всем повинилась. К колдунье она ездить пыталась для того, что у ней на дочери была падучая болезнь и еще для того, чтоб ее любил муж и ни в чем не возбранял и подругою своею Дарьею сводничала; но на государей никакого зла неумышляла.