Домик в деревне
Шрифт:
— Лер… Все хорошо, все уже хорошо, — целуя и обнимая дочь дрожащими руками, бормотала Юля. — Ты посиди немножко в машине, я сейчас, ладно? Я только за телефоном и документами сбегаю, и вернусь, хорошо? Я быстро, дочь. Ты только не бойся и никуда не выходи, ладно, солнышко? — приглаживая руками растрепанные волосы девочки и держа ее лицо ладонями, торопливо говорила Юля. — Я быстро! — и выскочила из машины.
Добежав до дома, девушка, взявшись за ручку двери, замерла. Простояв статуей пару минут, она медленно обернулась и, словно сомнамбула, пошла к углу дома. Завернув за угол, она увидела абсолютно целый и зеленый дуб. Даже намека на то, что он пылал пару минут назад, не было. Под
Юля, не понимая, что вообще происходит, крепко зажмурила глаза и замотала головой. Открыла — девочки под дубом нет. Снова зажмурилась. Открыв глаза, опять уставилась на дуб. Медленно подошла, коснулась рукой шершавой коры… Живой, не обожжённой. Посмотрела себе под ноги — трава не примята, роса ровным слоем покрывает всю траву возле дерева. Ошарашенная девушка развернулась и, едва переставляя ноги, поплелась к машине.
Возле форда, кутаясь в шаль, в ночной рубашке стояла баб Шура и явно ждала ее. Увидев плетущуюся по дороге девушку, она не выдержала и пошла ей навстречу.
— Девк, чего случилось-то? Ты зачем ворота-то снесла? — глядя на Юлю круглыми глазами, затараторила баб Шура. — А я сплю, а тут грохот такой! Подскочила, думала, случилось чего, гляжу — твоя машина-то под забором стоит. Пошла глянуть. Прихожу — а в машине Лерочка сидит испуганная… А чего случилось-то?
— Еще б я знала, баб Шур… — растерянно проговорила Юля. — Сперва пожар почудился… Приснилось, что-ли? — потерла девушка руками лицо. — Не знаю я… Пожар, девчонка под дубом… Вообще ничего не понимаю…
— Девчонка? Черненькая? — ахнула баб Шура. — Это что ж, к тебе сама Аринка пришла что ль? Ох, батюшки… — запричитала соседка, прижав ладонь к щеке и качая головой.
— Да какая Аринка, баб Шур? Ну что Вы ерунду-то говорите? Померла девчонка больше века назад, а вы все не угомонитесь никак! — в сердцах вскричала Юля. — Трупы, между прочим, только в кино бегают, зомби называются! Тьфу, господи, с вами во что только верить не начнешь! — окончательно разозлилась девушка. — Достали уже ваши сказочки! Так достали, что всякая чертовщина мерещиться начинает! — Юля в сердцах распахнула водительскую дверь машины. — Идите уже спать, баб Шур! И мы пойдем. Спокойной ночи.
— Погоди, девк! — баб Шура вцепилась в водительскую дверку, не давая ее закрыть. — Не ходи туда, не надоть. Пошли ко мне. У меня поспите с Лерочкой. А днем и пойдешь, когда солнце будет. Неча лихо-то дразнить!
— Баб Шур! Я то «лихо» ваше уж год, как Вы говорите, дразню! И ничего, пока все живы и здоровы! — сердито пробурчала Юля.
— Ага, ага… — закивала головой баб Шура. — И в колодец никто не падал… — ядовито продолжила она. — Ты, девк, гордость-то свою мне не показывай, мне уж не интересно, старая я. Пошли, чайку горячего налью, коль спать-то не желаешь. Гляди, светает уже. Лерочку положим, пускай дите спит, а ты чайку попьешь, а? Пошли, пошли, неча тут стоять-то. Пускай там Аринка чуть похозяйничает, глядишь, и успокоится маленько… Пошли, пошли…
Юля, вздохнув, выбралась из машины, взяла на руки Лерку и пошла к баб Шуре. Уложив девочку на диван, она вышла во двор вымыть ноги — неудобно грязными ногами по дому шлепать, соседке работы добавлять. Против воли взгляд метнулся к ее дому. На садовых качелях возле дома, лицом к ней, на коленях стояла черноволосая девочка и смотрела на нее. Встретившись глазами с Юлей, девочка улыбнулась и… исчезла. Только качели продолжали слегка раскачиваться в утреннем сумраке, словно от ветра.
Тряхнув головой, точно отгоняя назойливого комара, Юля выплеснула воду и вернулась в дом.Баб Шура уж налила чаю и достала пирогов, да конфет в вазочку насыпала.
— Варенье-то мое попробуешь, ась? Хорошее варенье в этом году получилось, густое, как прям желе, аж стоит в ложке. Будешь?
— Нет, баб Шур, спасибо, — обхватывая двумя руками кружку, задумчиво произнесла Юля. — Можно, я просто чай попью?
— Пей, девк, пей! Вот пирожки бери, — затараторила соседка. — Замерзла, поди? Сейчас! — метнулась она в комнату и принесла халат. — На-кось вот, одень. Большой он тебе, ну да ничего, теплее будет.
Юля одела предложенный халат, запахнулась. Снова уселась, уставилась в чашку. Напряжение начинало отпускать. Постепенно проходила дрожь, дыхание выравнивалось. Соседка погладила девушку по голове.
— Сколько седых волос-то у тебя, девк… Не рано ль? — покачала она головой.
— Потом покрашусь. Неважно это, баб Шур… — вздохнув, улыбнулась Юля. — Прорвемся. Главное, что все живы.
— Так-то оно так… Ох, девка… И занесло же тебя… — горестно оперевшись подбородком в ладонь, проговорила женщина.
— Нормально меня занесло. Все будет прекрасно, вот увидите! — широко улыбнулась Юля. Правда, улыбка получилась совсем не веселой. — Вы лучше расскажите, что с тем братом, с Петром, стало? Отвез он сестру в монастырь, а сам?
— Ну а сам что? Жить они с Нюркой стали. Настька-то спилась совсем, — обходя стол и усаживаясь на свое место, со вздохом начала баб Шура. — А после ее балкой пришибло насмерть. Прямо острым краем ей в спину вошла, насилу вынули потом.
Петька-то в отца, видать, пошел — ладный парень был, рукастый. Только как ни бился он, как ни старался — все хиной пролетало. За что ни возьмется — вечно что-то случится. Лошадь умудрился у барина выпросить заместо платы — та ногу сломала, в яму попав, даже до дому не довел. Пришлось прирезать. Пошел на базар мясо с нее продать — вроде и наторговал хорошо, да подстерегли его босяки, отколошматили, да всего обобрали. Еле живым домой дополз, все лето отлеживался. А много Нюрка одна-то сделает?
Так они ту зиму еле-еле и пережили. Еще соседи кто что даст — жалели их, видели, что стараются обои, бьются изо всех сил, а толку нет. Нюрка-то все покорно принимала — жила и жила себе. Трудно — да, но сама ж виновата, кивать не на кого. Да с Аринкой нет-нет, да беседы вела, рассказывала ей все. Вроде бы как и с ума сошла, а нет — нормально у ней с головой-то все было. Скрывалась, конечно, от людей, что с Аринкой-то знается, да разве то скроешь?
А Петка — тот ярился. Жениться — и то не мог. К тому времени слава-то про Игнатовых уж далече пошла, так ни одна девка за него замуж идти не соглашалась. Вдовы — и те не шли. Злился Петька, а что сделаешь? Да и Нюрке женихов тож не было. Не забыли ей детскую дружбу с Аринкой, да и то, что сейчас с колдовкой общалась, да и проклятье то еще… Так и жили вдвоем, покамест Петька не разбился.
Тогда уж Нюрке лет двадцать пять было. Война началась, так стали по деревням молодых мужиков в солдаты забирать. Вот Петька пошел да сам напросился — мол, поеду германца бить. Ну, Нюрка поплакала, да стала собирать его. Только попросила крышу починить — потекла крыша-то. Уедет Петька на войну — кто ей ее делать-то станет?
Полез Петька на крышу. Уж доделал почти, по мелочи осталось: где неровно, где чуть топорщится, где понадежней прибить надо. Вот оседлал он крышу, доделывает, молоточком постукивает. Вдруг глядь — а перед ним Аринка так же на крыше сидит, молоточком сосредоточенно так постукивает, поправляет.