Доминик

– О, мне очень жаль слышать это... погоди, ты только что назвал меня прекрасной?

– Возможно, - невинно отозвался он.
– В конце концов, моя мать учила меня всегда говорить правду.

Смешок Софии оказался легким и неожиданным. Она изумленно прижала ладонь ко рту и покачала головой.

– Ты ходячая проблема, - выдавила она, и Доминик с усмешкой вскинул бровь.

– Иногда, - признался он, - но поверь мне, я никогда не стану чинить проблемы тебе. Я не хочу усложнять тебе жизнь, и клянусь, что не думал ни о чем другом, кроме как доставить тебя домой и осмотреть твою лодыжку. Пусть мне пришлось врезать засранцу, я разговариваю с очаровательной женщиной и наслаждаюсь компанией дружелюбной кошки. Кажется, моя ночь проходит прекрасно, и все остальное может стать лишь приятным бонусом.

– Приятным бонусом, - нарочито задумчиво протянула София.
– Что ты думаешь о гамбургерах?

– Обожаю их, - немедленно ответил Доминик.
– Лучшее изобретение американской кухни за весь двадцатый век.

– Лучшее?

– Я... может быть, немного преувеличиваю, но правда обожаю их.

– Хорошо. Если все остальное - это бонус, как ты говоришь, то как насчет такого - я даю тебе двадцать долларов, а ты сбегаешь вниз в соседнее здание?

– В... странный магазинчик с разбитой витриной?

– В один из самых тщательно охраняемых секретов этого города, - сказала София с широкой улыбкой.
– Закажи два бизон-бургера, лимончелло и что тебе самому захочется попить. Тебе понравится.

Глава 4

Когда Доминик вернулся в квартиру Софии с двумя лимончелло и пакетом, полным вкусных запахов, он был под впечатлением и в то же время слегка насторожился.

– Как ты вообще вошла туда в первый раз?
– спросил он, выставляя еду на кофейный столик.

Она расставила тарелки и в данный момент удобно устроилась на одноместной кровати, положив ногу отдыхать на пуфике. Она была невысокой и фигуристой, и в своем кардигане с юбкой выглядела очаровательным сорванцом. Зора понюхала еду и запрыгнула на кресло, очевидно, выражая презрение к человеческой пище, и Доминик сел рядом с Софией.

– О, Роберто доставил тебе беспокойство?
– спросила она, и он выгнул бровь.

– Роберто - это тот парень за прилавком, у которого нет одного глаза и повязки тоже нет, или это тот, который подметает и размерами вдвое крупнее меня?

– Ни тот, ни другой. Это тот парень, который управляет закусочной, и иногда делает исключения для... постоянных посетителей, наверное.

– В столовой сбоку свалены сломанные столы. Все это место освещается голыми лампочками, и единственный знак, подсказавший мне, что это ресторан, а не место, где вот-вот случится операция по изъятию наркотиков - это доска с надписью "блюдо дня". И там было написано просто "картошка фри".

– Это само воплощение "дешево и сердито", - согласилась София, разворачивая бургеры. Она положила один на его тарелку, другой - на свою. И как только она достала еду, воздух наполнился вкуснейшим пикантным ароматом, от которого у Доминика потекли слюни.

– Как, черт подери, они держатся на плаву?

– Откуси кусочек. Увидишь.

Доминик пробовал еду по всему миру, начиная от вьетнамских уличных прилавков и заканчивая самыми восхитительными, секретными, подземными ресторанами Парижа. Он откусил кусок, прожевал, проглотил, и затем, с расширившимися глазами откусил следующий.

– Значит, сделка с дьяволом?
– спросил он, проглотив.

Бургер был несомненно лучшим, что он когда-либо пробовал. Всего лишь мясо на подсушенной булочке, сдобренной беконом и сыром, но в нем присутствовало сложное богатство вкусов, противоречащее простому виду.

– Я тоже так думала, но потом однажды заговорила с Роберто. Джордж, тот парень с одним глазом - его отец владеет бизоньей фермой к северу отсюда. Они пекут весь хлеб, получают сыр из какого-то секретного места, о котором отказываются мне рассказывать, и собственноручно готовят все приправы.

– Иисусе.

– Знаю.

Какое-то время они ели в приятной тишине, и в этой трапезе Доминик нашел успокоение, которого давно не испытывал. Он чувствовал благодарность за то, что не ушел домой с одной из тех женщин, которых видел у реки. Они, возможно, были прекрасны и одаривали его манящими улыбками, но эта девушка была другой. Даже если из этой встречи он получит лишь один из самых потрясающих бургеров в своей жизни, этого будет достаточно.

Доминик закончил с едой раньше, чем София, и когда она заметила, что он наблюдает за тем, как она ест, она нервно отложила остатки бургера.

– Я... на что ты смотришь?
– спросила она.

Доминик покачал головой.

– На тебя. Ты... ты очаровательная, знаешь, да?

Она хихикнула.

– Горячий парень называет мою кошку красавицей, а я всего лишь очаровательна.

– Я также назвал тебя прекрасной, - напомнил он, и София покраснела.

Доминик не мог припомнить, когда в последний раз заставлял женщину покраснеть, и потому инстинктивно подался навстречу ей.

– Я мог бы назвать тебя многими словами, - тихо сказал он. Тон его дразнил, но в то же время ходил по грани совсем не игривого.

– Мог бы?

София подняла на него взгляд, и в этот самый момент Доминик поймал себя на том, что его дыхание учащается. У нее были большие темные глаза, и раньше он назвал бы их просто карими. Однако в такой близости к ней он видел, что они почти черные, но вокруг самого зрачка пролегала едва заметная бледно-голубая каемка, контрастирующая с темнотой.

– "Прекрасная" - это только начало, - пробормотал Доминик и вынужден был прочистить горло, потому что голос звучал хрипло и грубо.
– Я мог бы сказать, что у тебя глубокий взгляд, полный секретов, я мог бы сказать, что твое лицо заставило бы творцов Ренессанса рыдать от желания запечатлеть его.

Она издала такой звук, будто не поверила ему.

Он усмехнулся.

– Не веришь мне? Послушай того, кто знает. Если бы ты вышла со своей виллы, донна, они рухнули бы к твоим ногам, или к твоим башмакам, как сказали бы в то время. Они захотели бы вырезать твои бедра из мрамора, выточить изгиб твоего подбородка из дерева. Сам Тициан использовал бы дюжину оттенков коричневого, чтобы истинно передать цвет твоих волос.

– Некоторые мужчины замечают лишь грудь, - сказала она, и Доминик различил в ее голосе дрожь - старые раны, возможно, или нечто темнее и глубже.

– Грудь замечательная, не думай, что я не заметил, - ободряюще подхватил он, - но и остальное в тебе, ну... Я всегда был из тех мужчин, которые предпочитают, чтобы все было на месте. И донна, у тебя все на месте.

Ее вздох был тихим как летним бриз. Он медленно поднес руку к ее лицу. Когда она не отшатнулась, он провел костяшками пальцев по ее щеке. Ее глаза расширились, она задрожала от его прикосновения.