Доминика и Бовалле

Круса со всей силы бросился на нее.

— Скорее, дураки! — заорал он и услышал, как ключ поворачивается в замке. — Двое — в сад, под окно! — отрывисто приказал Круса. — Остальные — ломайте дверь!

Двое солдат сбежали по лестнице и обогнули дом, остальные налегли плечом на дверь. Замок поддался, дверь широко распахнулась, и они вошли.

Комната была пуста. У окна лежало опрокинутое кресло. Оконный переплет висел на петле, а портьера была разодрана от края до края.

Все как один последовали за Крусой к окну и вытянули шеи, пытаясь выглянуть. В это время из-за гобелена, висевшего за дверью, выскользнул сэр Николас, послал воздушный поцелуй в спину стражникам и неслышно прошел через зал верхнего этажа к лестнице.

Большими прыжками он спустился вниз, дошел до зала и, перешагнув через тело дона Диего, очутился у двери. Луч света, пробивавшийся в щелку, падал на стражника, стерегшего лошадей. Бовалле бросился к нему и ударил рукояткой шпаги в подбородок, не успел тот опомниться. Солдат упал на землю. Сэр Николас схватился за уздечку, вскочил в седло и привстал в стременах.

— Эй вы, собаки, вперед! — закричал он. — Следуйте за Бовалле, если посмеете, и помните его девиз: «Не вешать нос!»

Сэр Николас повернул коня, когда из-за угла дома выбежали два стражника, и во весь опор помчался по дороге, которой сюда приехал, на восток, к границе.

Глава 24

Лошадь, на которую вскочил Бовалле, была резвая гнедая, довольно легко подчинившаяся, когда он ударил ее каблуками в бока. Сэр Николас правил твердой рукой, слыша за собой топот лошадей, которых он освободил, внезапно напав на солдата, державшего поводья. Он пришпорил лошадь, и шум замер вдали. Теперь тишину нарушал только стук копыт гнедой по дороге.

Там, где дорога выходила к почтовому тракту, собралась толпа, глазевшая и жадно прислушивавшаяся. Новость о приезде стражи и о пирате, за которым она гналась, распространилась по всей деревне. Сейчас здесь собралось несколько крестьян, которые стояли разинув рот, и слуги из поместья Карвальо, вооруженные длинными палками. Фонари у них в руках покачивались и мигали, но, поскольку взошла луна, в них не было необходимости.

Сэр Николас понял, что его ожидает, и ворвался в эту небольшую толпу как удар молнии. Его попытались остановить, послышались взволнованные крики. Гнедую окружили. Царило смятение, некоторые бросались с дороги, чтобы не угодить под копыта, другие старались стукнуть всадника на обезумевшей лошади. Напуганная гнедая становилась на дыбы и фыркала, шарахалась в сторону, спасаясь от смертоносного удара дубинкой, пятилась прямо на крестьян, которые бросались врассыпную. Сжимая бока лошади коленями, сэр Николас молотил шпагой, как цепом. Он прокладывал себе дорогу, и люди разбегались от него, в спешке валясь один на другого и стремясь убраться подальше от этого дьявола. Наконец рука перестала натягивать уздечку, и гнедая лошадь, вырвавшись из толпы, поскакала на юг, к дороге, которая вела на восток, к границе.

На дороге тут и там встречались люди — те, кто отстал и спешил посмотреть, как схватят пирата. Они отскакивали в сторону, уступая дорогу безумной лошади, которая неслась прямо на них, закусив удила. В тусклом сером свете они видели выпрямившегося всадника с обнаженной шпагой в руке. Некоторые крестились, другие вскрикивали, но никто не пытался задержать Эль Бовалле.

Наконец сэр Николас увидел дорогу, которая вела на восток, и, придержав лошадь, свернул на нее. Судя по крикам, раздававшимся у него за спиной, можно было не сомневаться, что крестьяне покажут дорогу солдатам. Сэр Николас пустил лошадь легким галопом, проверяя дорогу. Она была довольно ровной, кое-где ее покрывал дерн. По обе стороны рос кустарник, среди которого попадались деревья.

За ними все яснее слышался приглушенный топот погони. Сэр Николас пришпорил лошадь и, съехав с дороги на гладкое пастбище, помчался галопом. Мягкая земля заглушала стук копыт гнедой. Умная лошадь слегка встряхнула красивой головой и, почуяв в воздухе опасность, закусила удила и понеслась вскачь.

Теперь деревья стали попадаться чаще — дубы, как заметил сэр Николас, — и вскоре впереди выросла черная стена леса. Дорога слегка изогнулась и свернула в дубовую рощу. Ветки, сплошь покрытые листвой, не пропускали лунный свет, и в лесу было совсем темно, только на дорогу кое-где падал серебряный луч.

Сэр Николас осадил лошадь и напряженно прислушался. Издалека донесся слабый стук копыт по дороге.

Он соскочил с седла, провел рукой по потной шее гнедой и повел ее в глубь леса.

Лошадь беспокойно переступала в волнении, но вскоре ласковая рука успокоила ее. Она опустила голову и стала подбирать опавшие листья.

Все яснее и яснее, как приближавшийся гром, слышался стук копыт лошадей, мчавшихся по дороге в отчаянной скачке. Гнедая подняла голову и навострила уши. Рука сэра Николаса скользнула к атласным губам лошади: звуки погони приближались, и длинные пальцы крепко сомкнулись, не давая лошади заржать.

Солдаты мчались мимо, они были так близко, что сэр Николас слышал тяжелое дыхание коней и скрип подпруг. Он зажимал морду гнедой и ждал, пока они проедут.

Солдаты ехали плотным строем, друг за другом, и через минуту уже промчались мимо. Вскоре замер последний звук. Они понеслись к границе, и невозможно было остановить их и отвлечь от цели, которая крепко засела у них в голове.

Сэр Николас отпустил голову лошади и рассмеялся.

— Да, безнадежные дураки! — сказал он. — Давайте, скачите вперед — вряд ли вам за это скажут спасибо.

Он снова вывел гнедую на дорогу, вскочил в седло и легким галопом направился по дороге в сторону Васконосы.

Доминика, сидевшая на лошади впереди Джошуа, ухватилась за седельную луку и хотела заговорить. Рука Джошуа властно зажала ей рот. Он шагом ехал через лес, направляясь на запад.

Наконец решив, что уже можно вернуться на дорогу, Джошуа выехал на нее примерно в четверти мили от охотничьего домика и пустил лошадь галопом.

Доминика попыталась заглянуть ему в лицо.

— Нет-нет, назад! Назад, я приказываю! Трус! О, низкий трус! Назад к нему, умоляю вас!

Джошуа, разрывавшийся от беспокойства и разозленный этим вынужденным бегством, не склонен был проявлять терпение.

— Успокойтесь, госпожа, мы должны ехать в Вильянову.

Она перегнулась вперед, чтобы дернуть за уздечку.

— Вы бросили его одного умирать! Вернитесь, вернитесь! Презренный трус, слюнтяй, подонок!

— Ха, какие изысканные выражения для дамы! — рассвирепел Джошуа. — Так знайте же, госпожа, что если бы не вы, я был бы сейчас возле сэра Николаса, и гораздо охотнее, чем здесь, видит Бог! Чтоб всем бабам пусто было! Разве я увожу вас ради собственного удовольствия? Стыдитесь, сеньорита! Так приказал хозяин, и лучше бы мне никогда не слышать таких приказов! Отпустите поводья, говорю вам!

Пальцы девушки погладили руку, державшую уздечку.

— Нет-нет, я не то хотела сказать, Джошуа! Ради всего святого, оставьте меня и возвращайтесь к нему! Я буду тихо сидеть и сделаю все, как вы скажете, только вернитесь, чтобы помочь сэру Николасу!

— И оказаться с проломленной башкой за все мои старания, — сказал Джошуа. — Моего хозяина опасно сердить, сеньорита. Нет-нет, те, кто плавает со Смеющимся Ником, должны подчиняться его приказам и в радости, и в горе. Не бойтесь, его планы хорошо продуманы, уверяю вас.