Домой хочу! Или как выжить?
Шрифт:
Муська, как верный пес, ни на шаг не отходила от деток, а где-то возле леса нет-нет, да и выглядывала та полла, что прибегала за мной.
Вечером все трое лежали на большой кровати и слушали кота, рассказывающего мультики в лицах, да так и уснули все вместе, а кот растянулся вдоль ножек, тревожить не стала, так и проспали до утра, дружненько.
Утром Стёпка, как бы между делом, сказал:
– Вот, заноза тебе и жених!
– Нет, - серьезно ответила дочка, - мой жених другой...
– Если шрам, то да, - кивнул кот.
– Ты сам, когда с блуду приходишь, говоришь, что шрамы украшают мужчину!
– на что кот растерянно промолчал.
– Стёп, ну хоть чему-то правильному ты их учишь, или только дури?
– Жизни я их учу!
– Оно и заметно, ведь нарвешься!
Детки побежали на озеро, Лисик в воде был как дельфиненок, нырял, быстро плавал, мои же глядя на него, учились нырять.
Довольные, уставшие, поднялись на поляну и замерли - к дому летели огромные кошки, Лисик у меня на руках пискнул, и задние развернувшись, быстрее помчались к нам,
– Дети, быстро ко мне за спину!
С оскаленной пастью на меня летел зверюга, от озера летел прыжками Драган, а через мою голову с жутким мявом прыгнул Стёпа и, оскалившись, зашипел, защищая нас:
– УРРРОЮ ВСССЯКОГО!
Первый зверюга притормозил от удивления, видно, за ним приостановились и три других, а сзади выскочила, видимо, самка, поменьше, и продолжала лететь на меня. Сбоку вывернулся ещё один и преградил дорогу самке, которая с ревом откинула мешавшего ей котищщу.
И тут раздался разбойничий свист, и из-за спины выскочила возмущенная Любава, в три шага она подлетела к кошке и стукнула ту по носу:
– Гадская кошка, не смей обижать нас!
Затормозивший за самкой, самый большой зверюга, шумно втянул воздух и, распластавшись по земле, пошел рябью, через минуту перед нами стоял огромный мужчина и с удивлением смотрел на мою крошечную, по сравнению с ним, дочку, трясущую кулачками.
Лисик радостно завозился и закричал:
– Мамочка, батюшка, они меня спасли!!
Вместо кошки появилась женщина, которая зажимала нос рукой, а спустя мгновение перед нами стояли остальные крупные, мощные воины.
Старший из них, поклонившись, сказал:
– Приветствую тебя, княгиня, прости нас, не поняли мы в горячке, что ты не враг сыну нашему. Прими мою благодарность!
– Лихославушка!
– это уже женщина протягивала руки к сыну - тот с удовольствием перебрался к ней и заурчал.
Любава же подошла к отдельно стоящему рослому, мощному мужчине, который отворачивал правую сторону лица.
– Какой ты красивый!
– она подняла вверх руки, - подними меня!
Тот, первый, что летел на меня, оскалившись, ухмыльнулся
и сказал:– Он же урод, ты лучше на меня посмотри, я же красивее!
Лучик, внимательно смотревший на всех, поморщился. Это означало, что молодец с гнильцой. Мальчик мой каким-то чутьем распознавал внутреннюю сущность, и если морщился, то человек или не очень человек, был нехорошим.
Любава меж тем гладила изуродованную ожогами щеку и приговаривала:
– Ты самый красивый и храбрый!
– и, повернувшись ко мне, выдала: - Мамочка, я нашла своего жениха!! Я за него замуж пойду!!
Этот, что хамил, некрасиво заржал, его поддержали два рядом стоящих. Какая-то неправильность была в них, как бы и крепкие, и сильные, но весьма напомнили наших перекачанных мачо, не воины, а показушники какие-то.
Сзади раздался вкрадчивый, какой-то не похожий на обычный, голос Пола:
– Позволь узнать, Венцеслав, сын Станимиров, с каких это пор твои крысы хозяйничать стали в моих владениях? И почему всякая гниль и гниды позволяют себе говорить вперед вожака? Или ты совсем стар и слеп стал и не видишь у себя под носом дерьмо?
Медленно, по дуге, обходя поворачивающих за ним головы, Пол подошел к нам, вид его внушал суеверный страх, сейчас это был настоящий местный леший, с какими-то угрожающими сучками, шипами, торчащими вместо привычных рук и ног, заросший до глаз, со стоящими дыбом зарослями мха или пакли на голове.
– Я спрашиваю, кто из вас, мерзавцев, - он указал шипом на трех, стоящих впереди, - осмелился испоганить мои владения мерзкой ловушкой?
Два сразу же упали на колени, а третий, нагло ухмыльнувшись, сказал:
– И что ты мне сделаешь, палка с глазами, когда за моей спиной все барсовые, я только свистну и...
– из руки-сучка Пола вылетела небольшая молния, и этот наглец обратился в статую. Драган и Младен моментально скрутили двух других, на поляну посыпались лиардские воины во главе с Виликом.
В момент произвели зачистку, как выразился Стёпка. Венцеслав с оборотнями тоже отправились в Унгар, скорректировать совместные действия по наведению порядка. Любавин жених, с заметно побледневшими шрамами, после её поглаживаний, и нежно поцеловавший свою 'невесту', тоже ушел.
– Мамочка, ты такая несерьёзная стала!
– Чем же, доченька?
– Вот, - она забавно развела руками, - ни одного нарядного платья не взяла, мне не в чем жениху показаться!
У нас дружно отвалились челюсти...
Потом, Пол, откашлявшись и улыбнувшись, сказал:
– Похоже, не отвертеться Мстидару от невесты, тут все круто! Внучушка, ты платья теперь носить будешь, или как с моим подарком будет? (Было дело, когда подаренное им платье в порыве большой обиды - мечталось лук со стрелами - изрезано на клочки. Пол в глубокой печали две седмицы не появлялся, и мы сначала слушали рыдания по поводу не того подарка, а потом - потому, что деда пропал.)