Донбасский декамерон

Я объяснила им, живущим в государстве, далеком от битв с фашизмом, что мы приехали оттуда, где бомбы разрушают города и села, где льется кровь, где погибают ни в чем не повинные люди, и моя родная страна переживает тяжелые испытания.

– Меткая пуля – всего лишь ответ злобному врагу. Мой муж погиб в Севастополе, у меня на глазах, и человек, которого я вижу в окуляр оптического прицела, – это тот, кто убил его…

Элеонора смутилась.

Она поспешно отвела взгляд и сказала, что не хотела меня обидеть, однако этот разговор кажется ей весьма актуальным, и мы продолжим его в более подходящей обстановке, а сейчас ей, к сожалению, пора уходить. Первая леди поднялась из-за стола и, торопливо попрощавшись с нами, покинула малую столовую.

– Ты чего ей сейчас наговорила? – Николай Красавченко сдвинул брови и на правах руководителя воззрился на меня очень сурово.

– Ничего особенного. – Я отмахнулась от него. – Пусть не лезут напролом, наглые америкосы…»

Впрочем, справедливости ради надо заметить, что позже, в поездке по стране, и в особенности после недели, проведенной русскими снайперами в поместье Рузвельтов, жена президента исправилась, стала лучше понимать своих гостей. Между ними и вправду возникли теплые чувства. Вот что значит вовремя расставить акценты.

Бывших снайперов не бывает.

По возвращении из США Людмила Павличенко была оставлена в школе подготовки снайперов. Через год с лишним получила звание Героя Советского Союза.

В 1944 году вернулась в Киев и завершила образование, получив диплом учителя истории. Но на всю оставшуюся жизнь в ней засела любовь к армии, военной службе, снайперскому делу. Поэтому и после войны Людмила Михайловна продолжила службу на флоте, занимаясь подготовкой кадров.

Свою матчасть она знала безукоризненно. Читая ее мемуары, поражаешься тому, как глубоко она толкует особенности разных видов оружия, не только снайперского, как понимает суть очень сложной работы снайперов в армии.

Недаром в 1961 году, когда она уже по инвалидности была уволена в запас, в Севастополе предложили проводить стрелковые состязания на приз Людмилы Павличенко. Проводят их и сейчас в городе-герое, одну из улиц которого, в самом центре, назвали ее именем после того, как она умерла в 1974 году. Ей было всего 58 лет.

* * *

– Такая простая и поучительная советская история, – сказала Донна, – но у меня для вас есть и история в совсем ином духе – полная загадок, недомолвок, домыслов, предположений и слухов. Раз пошла такая пьянка, поведаю и ее. Предупреждаю, ни одного подтверждения этим предположениям нет.

История о донецком следе в судьбе Анны Павловой

Нет, фея русской балетной школы не танцевала, к сожалению, в краю степей и терриконов. Даже если бы захотела, сделать это было бы затруднительно. Донбасс задел ее по касательной. Вернее, она его.

В 1870 году, когда британский предприниматель Джон Юз начал по заданию своих хозяев, акционеров «Новороссийского общества» (НРО), в дикой донецкой степи строить металлургический и рельсопрокатный завод и поселок, ныне известный всему миру под именем Донецк, совсем рядом, в сорока верстах северней, русский инженер Петр Горлов по заданию своего хозяина, «железнодорожного короля» Самуила Полякова, строил металлургический завод и железную дорогу. Кстати, Поляков пытался за пару лет до этого конкурировать с НРО за право строить дорогу от Харькова на юг, к богатым залежам угля на стыке Екатеринославской губернии и Области Войска Донского.

Помощником у Самуила Соломоновича в исполнении южных контрактов был младший брат Лазарь, который после пятилетней «стажировки» у невероятно пробивного и ухватистого братца (кстати, почти не умевшего читать, как и его конкурент по Донбассу Юз), решил оставить практику подрядов на железных дорогах империи и переключиться на их финансирование. К 1880 году Лазарь Поляков стал одним из самых значительных банкиров Российской империи, известный масштабной благотворительностью. Еще через десять лет вес его в жизни государства Российского был так велик, что он мог надеть на свой генеральский мундир тайного советника семь российских и пять иностранных орденов. На балах он любил радовать публику такой шуткой: «Вам должно быть тяжело выговаривать Лазарь Самуилович, Лазарь Самуилович? Называйте меня просто – ваше превосходительство».

Судьба, однако, распорядилась так, что в десятых годах XX века светская молва стала приписывать Лазарю Полякову отцовство ставшей уже всемирно знаменитой русской балерины Анны Павловой. Похоже, эта молва не была чем-то слишком уж секретным. Современный биограф Павловой пишет:

«Однажды, когда Анна уже стала знаменитой, сын богатого петербургского банкира Полякова говорил, что она его сводная сестра. Потом стало известно, что примерно в 1880 году Любовь Федоровна (мать Павловой) была в услужении у семьи Поляковых. Внезапно она исчезла, почему – точно неизвестно, но можно предположить, что это было связано с ее беременностью. Биологическим отцом Анны, вероятно, является богатый банкир Лазарь Поляков».

Тут мы вспоминаем о караиме из Евпатории Шебетае, он же – законный отец Анны Павловой Матвей Павлов. Мог ли иудей Поляков попросить об услуге почти единоверца Шебетая? С оплатой хлопот, разумеется. Почему бы и нет? Но доказательств всему этому нет.

Хотя есть нестыковки. Почему Анна Павловна не была Анной Матвеевной? Рассказы о том, что отчество Павловна стало «сценическим именем», не выдерживает ни малейшей критики. Кроме того, кто устроил девятилетнюю девочку из нищей семьи (это если верить официальной биографии балерины) в престижное хореографическое училище? Кто оплачивал скромный, но достойный домик Любови Федоровны и Ани, в котором они жили все ее детство?

Вопросов, конечно, много, но ответов на них, похоже, не будет. И задаем мы их исключительно из жгучего интереса к жизни Павловой, которая была жизнью-подвигом.

Люди высокородные и богатые в имперские времена могли себе позволить многое, кроме открытого нарушения неписаных правил сословного общества. Только царям и его родственникам (да и то не всем) прощались вольности интимного свойства. Известно, что все русские монархи, за исключением Александра III, открыто жили с любовницами и даже приживали от них детей. Банкир Поляков тоже мог позволить себе кое-что в этом плане, но куда меньше монархов. Кроме общественного мнения ему пришлось бы объясняться с иудейской общиной, для которой он много сделал, но все-таки.

Да и вообще – если даже представить себе, что Поляков согрешил со своей прислугой, оно ему надо было светить эту интрижку?

Что касается самой Анны, пока она шла в гору, завоевывала имя, ей разговоры о происхождении были ни к чему. Антисемитизм в империи останавливался только на пороге банка. Танцовщице надо было с этим считаться. В ту эпоху в этом не было ничего необычного. Чарли Чаплин, например, тоже с этим считался, да и многие другие звезды сцены. Причем не всегда речь шла о еврейской крови.

Вот, скажем, звезда американского и британского кино 1930-х годов Мерл Оберон официально родилась и выросла на Тасмании, оттуда переехала в Лондон, а уже оттуда – в США. Благодаря особенностям черно-белого кинематографа и обильному использованию косметики Оберон могла выдавать себя за уроженку Австралии. Но на самом деле она родилась не на Тасмании, а в Бомбее и принадлежала к небольшой общине англо-индийских метисов. Выдумывать новую биографию Оберон пришлось при переезде в Голливуд – среди ее предков были ирландцы, французы, индийцы и даже маори. «Белой» она считаться не могла, а соответственно ей не могли доставаться роли романтических героинь, ведь действовавший в то время «кодекс Хейса» запрещал показ в кино межрасовых любовных связей.