Донецко-Криворожская республика: расстрелянная мечта

Так, активный деятель «Пролетария» Эрде 10 января 1918 г. сообщил о выходе из редколлегии «Донецкого пролетария» – видимо, из-за этого и не горел желанием рассказывать о данной газете спустя полстолетия. Сам он ненадолго обосновался в «Вестнике УНР», издававшемся большевистским ЦИК Украины [202] .

В условиях растущей популярности большевиков в целом по стране, на волне успехов ленинцев в столице «Донецкий пролетарий» развивался стремительными темпами. Уйдя от академизма, редакция в первом же номере обратилась к рабочим из всех регионов Донкривбасса: «Товарищи! Не стыдитесь формой ваших заметок и корреспонденций. Пусть они будут не достаточно грамотными и стилистически недоработанными. Для того и существует редакция, чтобы их “править”. Помните, что только при вашей непосредственной поддержке газета будет отвечать своему предназначению – быть зеркалом ваших мыслей и чувств» [203] .

202

Там же, с. 543.

203

Михайлин, с. 336–337.

В итоге этих призывов в газете возник баланс между перепечатками из Питера и эксклюзивными (причем довольно оперативными даже по нынешним меркам) репортажами из регионов области. В этой связи удивительно слышать в наши дни критику «ДП» из уст современных исследователей истории харьковской прессы как раз за эту эксклюзивность: «Газета паразитировала на рабочих заметках и корреспонденциях с мест» [204] . Ей ставят в вину, что примерно из 700 статей, опубликованных в 114 номерах, около 500 составляли корреспонденции с мест! До сих пор считалось, что столь высокий показатель репортажности прессы – явный плюс. Собственно, тем «Донецкий пролетарий» выгодно отличался от своего предшественника и выделялся на фоне региональных изданий других партий.

204

Михайлин, с. 337.

Когда сравниваешь региональные газеты того периода, сразу бросается в глаза еще одно отличие «Донецкого пролетария» от конкурентов (в первую очередь идейных, поскольку конкуренция на медиарынке большевиков явно не интересовала). Многие харьковские газеты, гонясь за рекламой и объявлениями, отодвигали на задний план новости и тем более агитацию. Первые полосы газет, издававшихся на хорошей бумаге, забиты рекламными сообщениями, чего вы не найдете в «Донецком пролетарии» – тот на первые страницы, строго соответствуя правилам нынешних таблоидов, выносил крупные, броские заголовки, наполненные откровенно пропагандистским смыслом. Изначально большевистская пресса «к штыку приравняла перо» и рассматривала себя как агитационный отдел РСДРП(б), а не как средство заработка. Жертвуя грамотностью текстов, качеством бумаги, возможными рекламными заработками, она сделала упор на броскости, понятности лозунгов, оперативности подачи информации, непримиримости в отношении оппонентов. Неудивительно, что как только большевики пришли к власти в Донецко-Криворожской республике, они фактически запретили газетную рекламу.

Даже нынешние критики руководителей ДКР вынуждены констатировать: «Оценивая в целом большевистскую прессу Харькова 1917 г., необходимо признать, что при всем ее примитивном уровне, потребительском содержании и однобокой информационной деятельности, она исполнила свою пропагандистскую роль, была тем самым коллективным агитатором и организатором, каким и надлежало быть, согласно концепции В. И. Ленина, партийному органу. Другие партийные организации Харькова не придавали такого решающего значения своей прессе. Их издания были не продолжительными, не позиционировали себя решительно политически» [205] .

205

Там же, с. 342.

Это обстоятельство не в последнюю очередь сыграло роль в том, что уже на заседании Генерального секретариата Центральной Рады 15 декабря 1917 г. Петлюра вынужден был назвать Харьков «оплотом большевизма» [206] . А ведь с момента появления в Харькове Руднева и Артема прошло всего-то 5–6 месяцев!

Как справедливо писал В. Винниченко: «Это была война влиянием… Наше влияние было меньшим… И, разумеется, при таких условиях мы не могли победить» [207] . Можно долго спорить о том, кто в те смутные годы был хуже, а кто лучше, кто хотел добра, а кто зла, но непреложным фактом остается, что «войну влияний», пропагандистскую войну выиграли в итоге большевики.

206

Савченко, Двенадцать войн за Украину, с. 23.

207

Винниченко, т. 2, с. 215–216.

«…А Николаев примкнул к Донецкой области»

При этом нельзя не заметить, что большевики большевикам – рознь. И особенно наглядно это проявилось именно в Харькове, именно в борьбе идей относительно будущего тех земель, которые ныне называются одним словом – Украина. Когда речь заходит о создании Донецко-Криворожской республики, многие современные исследователи говорят о кознях большевиков («опыт дезинтеграции Украины, совершенной российскими большевиками при поддержке их местных сторонников» [208] ). При этом чаще всего забывают упомянуть, что противостояли данной идее опять-таки большевики. И в конечном итоге решение о принадлежности Донецко-Криворожского бассейна Украине было принято большевистским ЦК. Поэтому говоря о позиции ленинской партии относительно Украины и ДКР нельзя игнорировать тот факт, что довольно долго в ней конкурировали прямо противоположные идеи.

208

Поплавський, Авторефереат дисертації, с. 3.

Причем первоначально петроградское руководство РСДРП(б) склонялось к мнению о том, что Украину стоит рассматривать примерно в тех же границах, которые определяло Временное правительство – то есть без Донецко-Криворожского региона и, возможно, без Одессы и Новороссии. Эту позицию и ее эволюцию довольно важно уяснить, прежде чем перейти к описанию деятельности ДКР.

Киевские большевики с самых первых дней 1917 г. не оставляли намерений создать партийную организацию Украины, в которую должны были войти и промышленные регионы Донбасса. С одной стороны, РСДРП(б) опиралась на пролетариат, а с другой, киевляне понимали: «Киев – не пролетарский центр, – самые крупные предприятия насчитывают не более 1,5–2 тыс. рабочих, но и таких немного, большинство рабочих занято в мелких предприятиях и мастерских, последние носят еще характер ремесленных предприятий» [209] . То есть социальная база киевских большевиков была довольно слабой, чего не скажешь о Харькове или Донбассе.

209

Бош, с. 29.

Поэтому идея объединить крестьянскую Украину с пролетарскими регионами Юга постоянно муссировалась на различных конференциях, которые киевские большевики регулярно устраивали, дабы создать единый координирующий орган. В конечном итоге эта идея стала чуть ли не определяющей для формирования Украины в ее современных границах.

Еще в апреле 1917 г. Киевский партком разослал приглашения большевистским организациям семи южнорусских губерний (Киевская, Черниговская, Подольская, Волынская, Полтавская, Херсонская и Екатеринославская) с предложением собраться и организовать единую парторганизацию Юго-Западного края – об Украине речь еще не шла. На мероприятие, которое состоялось в Киеве 15–17 апреля, прибыли лишь представители первых четырех из перечисленных губерний. Остальные, включая Екатеринославскую, эту идею проигнорировали.

О Харькове, как можно видеть из данного перечня, в Киеве пока и не мечтали.

На данной конференции особо бурные дебаты развернулись вокруг того, «какие губернии должна в себя включать Юго-Западная область». И решение было следующим: «Признать необходимым создание Юго-Западного областного объединения, включая Киевскую, Черниговскую, Подольскую, Волынскую, Полтавскую и Херсонскую губернии». Таким образом, попытка № 1 включить в состав Юго-Запада хотя бы некоторые промышленные регионы не увенчалась успехом [210] .

210

Там же, с. 43.

1 июля 1917 г. киевляне вновь созвали коллег из других регионов, пригласив представителей пяти украинских губерний и при этом отдельно позвав представителей Одессы, Харькова, Николаева и Екатеринослава. На эту конференцию, названную Южно-Русской, харьковцы делегировали Артема. Состоялась она в Киеве 10–12 июля с довольно большим представительством – было представлено 7297 членов партии (при этом приглашенные «из-за границы» вроде Артема не учитывались). Конференция определила, что в состав Юго-Западного края входят Каменец-Подольская, Волынская, Черниговская, Киевская, Полтавская, Херсонская губернии и даже часть Могилевской губернии, а именно Гомельский район – то есть киевские большевики тоже пошли по пути харьковских, решив не привязываться к официальному административно-территориальному делению. При этом стоит заметить, что большевики обширной Херсонской губернии, приняв это решение к сведению, в итоге все равно не признали себя подчиненными киевскому центру и заняли отдельную позицию [211] .

211

Большевистские организации Украины, с. 192, 203–204, 707.

Тогда же было принято решение об издании партийной литературы «на языках народностей, населяющих Юго-Западный край», и начаты внутрипартийные разговоры о том, чтобы называть этот край Украиной, а саму организацию – украинской. Заметим, Екатеринославская и Харьковская губернии к Украине еще никоим образом большевиками не относились.

В начале октября секретариат ЦК РСДРП(б) вынужден был констатировать, что партийный центр Юго-Западного края не может распространить свое влияние и на Юг: «Вы почти не связаны с Симферополем, Евпаторией, Севастополем, а Николаев примкнул к Донецкой области. Нам кажется, было бы вообще целесообразнее в вашу область включить губернии: Киевскую, Черниговскую, Полтавскую, Волынскую, Подольскую. Это и была бы Юго-Западная область. Губернии же Херсонскую и Таврическую с присоединением Кишиневской выделить в особую, Южную область» [212] .

212

Там же, с. 350.