Донецко-Криворожская республика. Расстрелянная мечта
Шрифт:
Соответственно, в зависимости от центра принятия решений, от географической приближенности или удаленности от столицы ДКР, от охвата зоны боевых действий, блокировавших поступление информации из Харькова, а также от партийности тех или иных Советов, власть ДКР на местах где — то была довольно сильной, где — то не ощущалась вовсе. К примеру, 21 февраля (через три недели после провозглашения ДКР) некто Александров, один из руководителей большевиков Таганрога, телеграфировал Артему:
«Таганрогский Совет буквально изолирован от общей политической жизни. Не знает, кем он должен декретироваться, кто является Государственным органом власти в области. Сегодня, 21 февраля, ко мне обратились члены исполнительного комитета Таганрогского Совдепа с вопросом о вооружении деревень… Когда я сказал, что в области есть Совнарком Донецкой республики и им предложил обратиться с этим вопросом в совнарком Донецкой рабочей республики, они немало были удивлены. Для них было новостью образование донского рабочего правительства… Недавно закончился Окружной крестьянский съезд… И этот съезд не знал о существовании правительства Донской республики. Артем, немедленно сообщи мне подробно о положении дел у Вас» [423] .
423
ЦДАВО. Фонд 1822. Опись 1. Дело 4. Листы 13–14.
Критики правительства ДКР пытались доказать, что «их (Народных Комиссаров) влияние не выходило за пределы Харькова». На что официальный орган республики «Известия Юга» отвечал следующими аргументами: «Из всей области Донецкого и Криворожского Бассейнов обращаются в наш Совет Народных Комиссаров. Несколько примеров. Усть — белокалитвинский совет приветствовал создание Донецкой Республики. Таганрогский окружной съезд Советов также признал себя входящим в Донецкую республику. Из целого ряда мест (Бахмут, Луганск, Юзовка), лежащих за пределами Харьковской губернии, приезжали в Харьков за разъяснениями комиссары юстиции» [424] .
424
Известил Юга, 24 мата 1918 г.
Эсеровская «Земля и Воля» в ответ высмеивала подобные аргументы: «Конечно, мы не сомневаемся, что и из многих других мест обращались в Донецкую республику, но… разве это что — нибудь доказывает?.. Стоит лишь образоваться какой — нибудь завалящей власти, как к ней обращаются со всех сторон истомленные порядочной неразберихой властей… массы» [425] .
В принципе, резонные аргументы, но, что интересно, аргументы обеих сторон в этом споре использовались чуть ли не в том же самом виде и при спорах о территориальной распространенности власти Центральной Рады. Так, член Рады Д. Дорошенко утверждал, что ее власть ограничивалась пределами Киева, а документы носили скорее пропагандистский, чем рабочий характер [426] . А министр иностранных дел УНР А. Шульгин, обосновывая популярность Рады в регионах, писал: «Каждый день глава Рады принимал множество депутаций и получал сотни телеграмм и писем» [427] . Как видим, для Рады это могло служить доказательством своей поддержки на местах.
425
Земля и Воля, 25 марта 1918 г.
426
Поплавський, Дисертація, стр. 70.
427
Shoulguin, стр. 25.
СХЕМА УПРАВЛЕНИЯ ДОНЕЦКОЙ РЕСПУБЛИКИ
(Источники: Диссертации О. Поплавского и В. Ревегука)
В любой справочной информации о ДКР при описании ее границ следует ссылка на воззвание Совнаркома ДКР, обнародованное 7 апреля 1918 г., то есть за день до вступления в Харьков немцев. Оно гласило: «Что касается границ нашей Республики — они… должны быть известны Киевскому Правительству. Всего несколько месяцев тому назад Киевская Рада в договоре с князем Львовым и Терещенко установили восточные границы Украины как раз по линии, которая являлась и является западными границами нашей Республики. Западные границы Харьковской и Екатеринославской губерний, включая железнодорожную часть Криворожья Херсонской губернии и уезды Таврической губернии до перешейка всегда были и сейчас являются западными границами нашей Республики. Азовское море до Таганрога и границы угольных Советских Округов Донской области по линии железной дороги Ростов — Воронеж до станции Лихая, западные границы Воронежской и южные границы Курской губерний замыкают границы нашей Республики» [428] .
428
Известия Юга, 7 апреля 1918 г.
Поплавский в этой связи пишет: «Хотя границы определены довольно четко, в реальной жизни их делимитация и демаркация проведена не была и таких сурово очерченных границ республика не имела» [429] . Это действительно так. Хотя стоит заметить, что ни одна из республик, создававшихся на постимперском пространстве в ходе революций и гражданской войны, включая и саму Российскую Федерацию, и тем более такие государственные образования как УНР или ДКР, не занимались в те дни «делимитацией и демаркацией». Скажем, западные границы Украинской Народной Республики определялись немцами и австрийцами в Бресте, а северные и восточные так и не были официально определены, не говоря уж об их «демаркации».
429
Поплавський, Автореферат, стр. 2.
Например, чтобы понять, что собой представляла Украина в период ввода туда немецких войск, достаточно почитать красноречивый доклад сотрудника военного отделения Министерства иностранных
дел Германии Колина Росса, составленный в марте 1918 года: «Внутреннее положение Украины более всего напоминает состояние Мексики после падения Хуэрты. В стране нет никакой центральной власти, захватывающей более или менее значительную территорию. Вся страна разделена на целый ряд отдельных областей, ограничивающихся пределами уезда, города, а иногда даже отдельными селами и деревнями. Власть в таких областях принадлежит различным партиям, а также и отдельным политическим авантюристам, разбойникам и диктаторам. Можно встретить деревни, опоясанные окопами и ведущие друг с другом войну из — за помещичьей земли. Отдельные атаманы властвуют в областях, подчинения которых они добиваются с помощью своих приближенных и наемников» [430] .430
Росс, стр. 288.
Конечно, было бы совершенно неправильно говорить, что ситуация на местах в Донецко-Криворожской республике выглядела намного лучше. Если в крупных городах и рабочих поселках власть контролировали местные Советы, подчиненные Совнаркому ДКР, то в сельской местности, особенно в обширных степных районах Екатеринославской и Таврической губерний, ситуация была абсолютно идентичной той, которую описывает Росс. Именно в те времена и в тех местностях закладывались основы будущего махновского движения. Практически на каждом из первых заседаний обкома ДКР поднимался вопрос о преодолении многовластия и выстраивании единой вертикали управления.
Антонов — Овсеенко 23 февраля 1918 г. телеграфировал Совнаркому ДКР: «Дорогие товарищи, скорее установите единовластие в бассейне. К кому направлять требования на уголь и кому на подвижной состав, к кому — о продовольствии? Не хочется впутаться и увеличивать хаос, но ради революции действуйте скорее, /чтобы/ установить власть» [431] .
Вопрос о ликвидации многовластия в ДКР был чуть ли не основным на первых заседаниях обкома. Постепенно ликвидировались старые властные структуры, которые формально существовали при наличии Советов — так, в феврале 1918 г. были ликвидированы Харьковское губернское и уездное земства, а также волостные земские управы в Изюме, Старобельске, Золочеве, Мерефе и др. При этом надо заметить, что во многих случаях руководство местных органов ДКР, ликвидируя старые структуры власти, сохраняли их технический аппарат — к примеру, отдел Изюмской земской управы был преобразован в комиссариат исполкома Советов, а бывший глава управы был даже назначен комиссаром народного образования. Пришлось бороться и с «местным сепаратизмом» различных органов власти в лице различных ревкомов и комиссаров, поставленных либо Антоновым — Овсеенко, либо вообще неизвестно кем [432] .
431
ЦДАВО. Фонд 1822. Опись 1. Дело 4. Лист 7.
432
Ревегук, стр. 58–59; Наш Юг, 22 февраля 1918 г.
БЕНЕВОЛЕНСКИЕ И БЕНДЕРЫ ЭПОХИ
Ситуацию усугубляла некомпетентность всевозможных авантюристов, оказавшихся на высших постах в различных Советах или комитетах — чего — чего, а этого всегда достаточно в ходе любой революции или гражданской войны.
Даже Харьков на своей шкуре испытал все прелести такого авантюризма. Правда, еще до создания ДКР. Антонов — Овсеенко, переводя свой штаб в Донбасс, оставил Харькову «подарок» в лице военного комиссара товарища Войцеховского, приехавшего в обозе с Антоновым. Приказом о его назначении от 30 декабря 1917 г. Войцеховскому предоставлялось право «обыска, ареста контрреволюционеров, закрытия игорных и прочих притонов, издания обязательных постановлений» [433] . И своими полномочиями комиссар воспользовался сполна.
433
Земля и Воля, 14 января 1918 г.
Достоверные данные о его биографии обнаружить довольно сложно, поскольку его даже никогда не именовали по имени — прямо как мадам Грицацуева называла мужа «товарищ Бендер», так и военного комиссара Харькова именовали исключительно «тов. Войцеховским». Газета «Вечерний Харьков» утверждает, что он был матросом. Это выглядит правдоподобно, учитывая, что Войцеховский непосредственно после Октябрьской революции проявил себя в качестве командира бронепоезда под Петроградом. В прессе его описывали как «брюнета с бритым лицом и беспокойными глазами» [434] .
434
Зуб, Галерея к юбилею; Дроговоз, стр. 110; Возрождение, 20 марта 1918 г.
Указы Войцеховского, вполне сравнимые с творчеством градоначальника Глупова Беневоленского из салтыковской «Истории одного города», просто — таки вдохновляли местную прессу на зубоскальство по поводу комиссара. Вот, к примеру, что было написано в одном из первых его указов по Харькову: «Запасы продовольствия, имеющиеся у частных лиц, немедленно должны быть сданы… Домашние библиотеки считаются достоянием народа и должны быть переданы революционным организациям и учреждениям народного просвещения… Граждане, платящие до 600 рублей в год, и учащиеся освобождаются от платы на шесть месяцев. Дворников и швейцаров немедленно перевести из конурок и подвалов в помещение, пригодное для жилья… Парикмахерам и официантам предлагаю вступить немедленно в профессиональный союз и не унижать принятием чаевых достоинства рабочего. Газеты, помещающие на своих столбцах не проверенные сведения, будут прикрыты» [435] . И все это — в одном указе!
435
Земля и Воля, 14 января 1918 г.