Донный лед
Шрифт:
И замолчал. И долго еще молчал, ничего не говорил, курил, заплевал сигарету, поискал глазами пепельницу, не нашел, сжал окурок в кулаке, засунул кулак в карман, но так и ни слова не произнес, только голову опустил, думал о чем-то.
Сене стало не по себе от этого молчаливого присутствия, потому что разглядывать человека, когда он погружен в переживания, было неловко, отвернуться же и не смотреть на него тоже было как-то нехорошо, и, не зная, что делать и куда деваться, Сеня лег. Он лег на
Наконец Арсланов поднял голову и проговорил с горечью:
– Где у людей благодарность, слушай, а?
Что можно было ответить на такой общий вопрос?
Ничего нельзя было ответить, Сеня ничего и не ответил, он молча разглядывал потолок.
– Нет, - с силой сказал Арслан Арсланов, - нет у людей благодарности! Нет!
Тут Сеня решил - будь что будет! - высказать Арслану Арсланову все, что он думает по этому поводу, а думал он, что Нина сделала правильно, что положение ее при Арсланове было унизительным, что Арслан Арсланов никогда не задумывался о Нининой судьбе, что жизнь ее была безрадостной и бесперспективной, и поэтому нечего считать себя благодетелем, когда ты обыкновенный эгоист.
Он так и начал говорить, произнес зазвеневшим по-юношески голосом:
– Я лично считаю, что Нина сделала правильно...
Слова застревали у него в горле, потому что он волновался.
Но Арслан Арсланов совершенно неожиданно махнул рукой:
– Ай, при чем здесь Нина, понимаешь? Женщина пришла, женщина ушла - о чем говорить!
– А кто же при чем? - изумился Сеня. - Если Нина ни при чем, кто же при чем?
– Зудин при чем, - пояснил Арслан Арсланов и добавил: - Козел, понимаешь!
– Не понимаю, - сказал Сеня, потому что он действительно ничего не понимал.
– Выговор мне объявил, - с большой обидой сказал Арслан Арсланов, - в приказе! Ночей, понимаешь, не сплю, себя не жалею - и выговор! Два года был хорошим, а тут сразу за один день, понимаешь, никудышным!
Сеня молчал. Но Арслану Арсланову и не нужно было, чтобы он поддакивал. Он так уверен был в своей правоте и в черной неблагодарности Зудина, что все это не требовало подтверждения.
Ему просто нужно было высказаться, и он высказывался.
– Ну, не повезло, - продолжал он, - мост поломали, но экскаватор удержали, в исправности - все нормально.
Он закашлялся. Кашель был глухой и жесткий - такой кашель бывает в самом начале простудного заболевания.
– Вот, - откашлявшись, проговорил, почти простонал Арслан Арсланов, здоровье отдаю, понимаешь...
– А что случилось-то? - поинтересовался Сеня.
– Ай, ерунда случилась, - серьезно сказал Арслан Арсланов. - Мост через Ухту знаешь? По мосту поехали, мост
немножко не выдержал... Я все сделал: взял экскаватор на оттяжку, второй бульдозер раздобыл, спас, понимаешь, технику... А мне - выговор. И знаешь почему? У него гордость заело. Какая-то зараза сказала: "Мост имени Арсланова". И пошло: один, другой, третий. Зам. управляющего звонит: когда, говорит, мост имени Арсланова отремонтируете? Ну, он чего-то отвечает, а сам побледнел, как... Заело его. И выговор врезал, понимаешь...Арсланов опять закашлялся, покраснел. Глаза у него тоже покраснели и заслезились. Вообще вид у него был неважный, Сеня встал, подошел к Арсланову, потрогал лоб.
– Да у тебя температура!
– Вот видишь, - сказал Арслан Арсланов с каким-то даже торжеством. Вот видишь! Нет, ты скажи, где у людей благодарность?
– Ладно, - сказал Сеня, - пойдем, лечить тебя буду.
– Как еще лечить? - засопротивлялся Арслан Арсланов. - Не надо. Ночь перемучаюсь, завтра в поликлинику пойду.
Но Сеня уже одевался.
– Горчица есть и чистая бумага?
– Не надо, понимаешь, горчицу, - сказал Арслан Арсланов, - у меня настоящие горчичники есть. Только горчичников тоже не надо.
– Боишься, что ли? - улыбнулся Сеня.
Если бы Сеня спросил поделикатней, Арслан Арсланов, может быть, и признался бы, что боится горчичников. Но, заметив Сенину улыбочку, насторожился: он не терпел, чтобы над ним смеялись. И поэтому возразил:
– Кто боится, слушай! Просто не хочется затруднять.
– Ладно, пошли, - проворчал Сеня, доставая из тумбочки аспирин и кальцекс. - Затруднять - придумаешь тоже...
Арслан Арсланов вздохнул и повиновался.
На другой день Зудин спросил Сеню:
– Правда, что Нина уехала от Арсланова?
Сеня подтвердил.
– Как смотришь, если я тебя к нему переселю? Мне вагончик нужен для одной семьи...
Сеня ничего не ответил. У него с ответом не получалось. Он несколько раз открывал рот, но слова застревали в горле, их было никак не протолкнуть. И Сеня от этого покраснел.
– Не желаешь? - усмехнулся Зудин. - А я думал, ты с Арслановым ничего живешь. Ну, неволить не буду. Что-нибудь схимичим еще. Может, Генку Спицына уплотним...
Тогда Сеня выдавил наконец:
– Не в том дело. Я и так освобожу вагончик. Я... к Варе переберусь.
Зудин высоко поднял брови, но тут же опустил. Все-таки он был мужчина, сибиряк, а не девица какая-нибудь, чтобы ахать, да охать, да расспрашивать, как и что. Поэтому он просто помолчал минуты три, переваривая эту новость, а потом сказал просто:
– Ну добро. С Нового года открываем сад-ясли. Так что вам полегче будет.