Дорога из трупов
Шрифт:
Чтобы эльфы согласились сотрудничать с низшими расами?
Чтобы гномы взяли в помощники всяких безбородых?
Чтобы «Чистый Город» пошел на союз с топливом для костров?
Чтобы тролли выслушали тех, на кого нужно наступить и раздавить в лепешку?
Никогда.
Все замерло в неустойчивом равновесии.
Воздух пылал от полных ненависти взглядов, дрожал от приглушенных проклятий. Но предводители всех четырех отрядов медлили отдать приказ о наступлении. Они очень хорошо понимали, что стоит их воинству сделать шаг вперед, как оно станет целью атаки трех других.
А уж разобравшись с наглецами, победители
Остальная толпа, состоявшая из обычных горожан, сначала испуганно притихла, но затем, поняв, что особого кровопролития не ожидается, осмелела. Начались разговоры и смешки, возобновили бизнес лоточники и карманники, которых скопление народа влечет, как сахарница – ос.
А затем каким-то хитрым образом, точно по волшебству, в толпе объявились те, кого в политкорректном обществе называют «гражданскими лидерами». Но в Ква-Ква обычно использовали более жизненный термин – зажравшиеся богатые сволочи.
Мелькнуло круглое лицо Тощего Брыка, за время кризиса похудевшего на сотню килограммов.
Появился Вейл Фукотан, считавшийся главой аристократической партии.
Выполз откуда-то Толстый Маззи, содержавший таверну для представителей тех рас, которые мало похожи на обычных антропоидов, и поэтому имеющий право говорить от их имени.
Постукивая посохом, пришел Глав Рыбс, ректор Магического Университета.
Возникли злобно поглядывавшие друг на друга жрецы главных божеств – Бевса-Патера, Одной Бабы, Мили-Пили-Хлопса, Толстого Хрю, Свауха…
Одни собирались свергнуть существующую власть и занять ее место, но боялись конкурентов. Вторые пришли присмотреть за тем, чтобы их собственной власти не убыло. Третьи явились поглазеть и развлечься, а при случае – немного помародерствовать.
Ситуация была из тех, которые называют патовой.
Примерно через час ожидания напряжение сгустилось до такой степени, что, когда жрец Бевса-Патера кашлянул, вздрогнула вся огромная площадь. Эльфы натянули луки, а гномы вскинули топоры.
– Э… извините, – сказал жрец, и на него обрушился настоящий водопад разгневанных взглядов.
Окажись под ним человек, не обладающий профессиональной толстошкуростью священнослужителя, ему бы пришлось несладко. А так жрец лишь улыбнулся и сделал вид, что все к вящей славе божьей.
А затем ворота дворца с негромким скрипом приоткрылись.
И из них вышел Мосик Лужа. Причем «вышел» – не совсем верное слово, скорее он вылетел, словно ему дали хорошего пинка под зад. Пробежал несколько шагов и ошалело заморгал.
Впервые за долгое время мэр видел тех, кем вроде бы управлял, и его одолело подозрение, что его тут не сильно любят.
– Э… ой, – сказал Мосик Лужа.
Толпа зачарованно наблюдала за ним, точно парочка удавов за шлепнувшимся прямо им на нос кроликом. Стояла такая тишина, что можно было услышать, как какой-то вор тащит из кармана зеваки кошелек.
– Я не виноват, правда, – пробормотал Мосик Лужа. – Это все гномы, ихнее эхо… и я ничего не обещал…
А потом он побежал в сторону, вдоль стены дворца.
Это оказалось ошибкой. Змея может не напасть, если вы останетесь неподвижны, но она обязательно атакует то, что шевелится. Толпа с гневным рокотом сдвинулась с места, вору в суматохе чуть не вывихнули всунутую в чужой карман руку. Враги забыли о взаимной ненависти, обнаружив,
что заветная цель прямо перед глазами…Толпа сомкнулась, прозвучал хруст, точно ботинок размером с дом раздавил таракана с телегу.
Толпа разомкнулась, и на мостовой осталось мокрое пятно.
Словно кто-то пролил красную краску.
– Тиран убит! – завопил кто-то, и этот крик породил самое мощное в истории эхо.
– Тиран убит! Тиран убит! Убит! Убит… – повторили тысячи глоток, и новость эта вызвала бурю ликования.
Хотя самые дальновидные начали задумываться, а чего, собственно говоря, они радуются? Ну, убили Мосика Лужу, но ведь обратившееся в рыжую пыль золото после этого не вернется. И власть над городом не свалится на макушку, словно переспелое яблоко.
Задумчивость волнами потела над толпой, почти видимая, густая, как сметана. Вопли затихли, им на смену пришла напряженная тишина, заполненная постукиванием мыслительных механизмов.
Главы собравшихся на Коронной площади фракций отчаянно пытались придумать, как обернуть ситуацию себе на пользу. Ну а народ попроще гадал – не пора ли пограбить дворец?
А то когда еще будет такой шанс.
И в этот самый момент каузальной неустойчивости вмешался тот, кто спланировал и гибель мэра, и этот самый момент. Ворота скрипнули, и из них вышел тощий и бледный человек в доспехах стражника.
Его никто не знал, но на голове Торопливого сверкал золоченый шлем МЕНТа.
Этот шлем был известен многим, только вот ассоциировался с другим лицом, много более круглым и красным.
И все это означало, что старый добрый Игг Мухомор тем или иным способом отправился в отставку. А на его место пришел никому не известный выскочка. Кстати, откуда он взялся во дворце?
– Добрый день, – заявил Форн Фекалин, – хотя, честно говоря, можно сказать: добрый вечер. Большинство из вас не знает меня, но так уж получилось, что в данный момент я командую городской стражей. И сейчас, как я понимаю, наступил момент, – он бросил взгляд туда, где на мостовой осталось красное пятно, – избрать нового главу городской власти.
Стоя на виду у толпы, беседуя с ней, как с огромным, фантастически опасным хищником, Форн Фекалин испытывал невероятное, неописуемое наслаждение.
«Самое большое удовольствие, – подумал он, – это не когда ты мучаешь попавшего тебе в руки врага. Не когда ты убиваешь у него на глазах его детей и родичей, а потом его самого. Нет, величайшее удовольствие – когда ты вертишь им как хочешь, дергаешь нити, на которых он подвешен, а сам враг об этом и не подозревает».
Эту сцену он продумал до последнего слова, предугадал действия и реакцию всех ее участников. Осталось несколько изящных шагов, цель будет достигнута, и тогда миру придется смириться с тем, что в нем сохранились змееморфы.
И что они достойны занять в нем видное место.
– Так уж вышло, – сказал Форн Фекалин, – что я хорошо знаю законы Ква-Ква. Согласно Акту Пьяной Улитки от девятнадцать тысяч восемьсот пятьдесят третьего года, ситуация может быть классифицирована как экстремальная…
Толпа пялилась на него тысячами глаз и пыталась сообразить – при чем тут древние законы? И что такое законы вообще? Она удивлялась и понемногу теряла кровожадный настрой.
Момент, когда массы отведали насилия и были готовы хлебать его дальше полной ложкой, прошел.