Дорога к «Черным идолам»

— Нет, не езжай здесь, — повторил попутчик, — не езжай, Ванек, вот второй брод — тот мелкий, курица перейдет.

Он сумел придать голосу затаенную хитрость и ждал результата. Он, Эмик, не обманывает шофера, нет, второй съезд действительно безопасен, а первый глубок, потому что чуть ниже по течению льдины образовали затор и подняли воду. Веня Лисков несколько раз, захлебываясь в стылой воде, измерял глубины.

— Прекрасный брод — метров сто ниже, — еще раз ласково, слишком ласково повторил попутчик.

На коленях у него лежала двустволка, а за голенищем кирзового сапога был спрятан тонкий и длинный, хорошо отточенный нож. Но приезжий был стреляной птицей. Он прошел «добрую школу» у матерых рецидивистов и воспитал в себе профессиональную выдержку и хладнокровие. К ножу и ружью прибегать рано. Далеко не все средства из его богатого арсенала исчерпаны. Подозрительность заставит Ивана двинуть грузовик в воду вопреки предупреждению. Он застрянет посреди реки. И никакие пилоты уже не помогут ему.

Эмик рассмеялся. Он подбрасывал еще одну ветку в разгорающийся костер подозрения.

— Чудно ты смеешься, — сказал шофер и двинул машину вниз, ко второму съезду, как советовал Эмик.

Вода под ударом радиатора поднялась веером, залила стекло, но машина безостановочно шла через буруны. Стуча и скрипя, она выпрыгнула на спасительный берег.

— Правда, мелкий брод, — сказал Иван. — Спасибо!

Эмик сжал кулаки: «Эх ты, доверчивая дубина, с тобой невозможно вести игру… Но погоди. Я сумею справиться с тобой и выйти из тайги чистеньким-. До свинцового козыря дело еще не дошло».

Иван вывел грузовик на дорогу, пыхнули сжатым воздухом тормоза. Горы возвышались вокруг, как хребты уснувших доисторических ящеров.

Машина стояла на склоне, опустив нос, готовая ринуться под гору. Иван заглушил двигатель.

— Ну, скоро приедем, — сказал он, хлопнув попутчика по плечу. — Пойду сниму тряпку со свечей.

Эмик застыл на сиденье комком нервов. Он ждал. Пусть только этот рослый парень зазевается на миг!

Иван открыл капот и потянул ноздрями воздух, почуяв в маслянистом запахе двигателя легкую гарь. Из-за массивного чугунного блока поднималась струйка сизого дыма. Неужели подпалил сцепление? Взяв переноску, шофер полез под машину. Э, нет, ручной тормоз был перетянут.

Эмик привстал. Он трепетал от ожидания: вот он, тот случай, который не представится больше. Поди разберись потом, отчего тронулась машина и придавила беспечного водителя.

Иван лежал под колесом, из кабины были видны лишь кирзовые сапоги. Одним рывком передвинувшись на место водителя, Эмик нажал педаль сцепления и отпустил рычаг тормоза.

Машина беззвучно тронулась. Семь тонн металла поползли вниз.

Нина медленно брела по дороге, опираясь на свою малокалиберную винтовку, как на костыль. Нога распухла и онемела от боли. Еще километр-другой, казалось девушке, и она в бессилии упадет на камни.

Она была такой маленькой, такой беззащитной среди холодных каменных громад, Но ведь и ее Иван был один. И старателям, оставшимся в шахте, было не легче. Нина остановилась и прислушалась, ожидая чуда. Казалось, вот-вот раздастся далекое жужжание, и тогда она из последних сил бросится навстречу, и увидит за поворотом машину, и…

Но гольцы молчали. Откуда-то сверху доносился монотонный и ворчливый голос водопада. Мороз спускался с белых горных вершин, заполняя долины, тени сгущались.

Уже стемнело, когда девушка добрела до Змеиной речки. С трудом она различила внизу холодный блеск воды, белый дощатый настил моста и маленькое, прижавшееся к скале зимовье. «В зимовье есть печушка, — подумала Нина, — можно будет отдохнуть и согреться».

Подойдя к избушке, Нина толкнула дверь, висевшую на одной петле. Дверь ответила визгом, как отскочившая из-под ноги собака. Зимовье дохнуло сырым, гниловатым запахом давно брошенного жилья.

Вспыхнувшая спичка осветила железную, в пятнах ржавчины печушку, лавку и дощатый стол, на котором в консервной банке стоял свечной огарок.

Нина несмело вошла. Она поставила в угол малокалиберку и зажгла свечу. Но зловредный хиус ворвался в разбитое окно и погасил огонек. Девушка подошла к оконцу, чтобы завесить его платком, и тут ветер донес до нее звуки шагов. Она отодвинула обломок грязного стекла и осторожно выглянула.

Мост с дощатым свежим настилом был хорошо виден отсюда. По этому белому настилу двигалась темная фигура. Доски поскрипывали под тяжелыми шагами.

Видимо, человек нес какую-то поклажу. Издалека казалось, будто у него огромный горб.

Человек повернул к зимовью. Кто он — друг или враг? Незнакомец свалил поклажу и огляделся по сторонам, словно опасаясь кого-то, кто выслеживал его. Успокоившись, он чиркнул спичкой и закурил.

Короткой вспышки было достаточно, чтобы Нина узнала Лискова. Тот оставил свой груз на земле и, сняв с плеча ружье, быстро вскарабкался по камням, направляясь к избушке.

Нина заметалась по зимовью — нет, не спрячешься в этом тесном склепе, не затаишься. Она подняла глаза: у двери, в низком бревенчатом потолке, темнело квадратное отверстие, ход на чердак. Девушка придвинула стул, вскарабкалась на него, подтянувшись на руках, влезла в люк и распласталась на округлых и жестких бревнах, как на прутьях клетки. Между бревнами были довольно большие щели.

Дверь внизу распахнулась от сильного толчка.

— Есть кто? — спросил человек и наставил дуло в темноту жилья. Затем он зажег свечку и через минуту внес рюкзаки.

Но где же второй? Нина уже немного освоилась с обстановкой. Она видела, что Лисков и сам охвачен страхом. Он то и дело оглядывался, подбегал к окну.

Если неожиданно выпрыгнуть из люка и наставить на него малопульку — о, тогда он расскажет, что случилось со старателями.

Девушка протянула было руку, чтобы взять винтовку. Пальцы уткнулись в слежавшуюся пыль… Ей только показалось, что оружие лежит рядом. Впопыхах она оставила винтовку внизу!

К счастью, малопулька стояла за приоткрытой дверью, и Лисков не видел ее. Он, очевидно, решил прочно обосноваться в избушке. Растопил печку и присел перед ней на корточки, потирая руки.

— Начальнички! — бормотал он, жалуясь неизвестно кому. — Всюду находятся. Ходи в ледяной воде, вымеряй глубины. Кишки озябли…

Согревшись немного, Лисков принялся развязывать рюкзак.

«Он сошел с ума», — подумала Нина, глядя на человека, который, пританцовывая, рвал зубами узел, стянувший горловину рюкзака. Пламя свечи металось по зимовью, и худощавое, странно искривившееся лицо то исчезало в темноте, то вновь вспыхивало бледным пятном.