Дорога к призванию. История русской студентки, которая мечтала увидеть Америку

В поезде из Воронежа в Москву я все-таки предприняла отчаянную попытку расставить все точки над i. Позвонила Владу на сотовый, хотела сказать ему о своих чувствах. Набрала его номер, но абонент был недоступен. Я набирала еще и еще, но все так же безуспешно.

IV. ЖИЗНЬ В «ОЛИВЬЕ»

Сцена 28. БЕЗДОМНАЯ КРЫСА

Ветер дул так, что весь мусор, которым были укрыты улицы Брайтон-Бич, поднимался на дыбы и нервно мчался куда глаза глядят. Вернее, он даже ничего не видел перед собой, а просто бешено несся вперед. Иногда задевая людей, идущих навстречу. Таким способом он как бы вымещал на них свою злость за то, что его потревожили.

Над головой промчался громко рычащий поезд метро. Сильный ветер не мог сбить его с пути. Тяжелый поезд уверенно двигался четко по расписанию и в строго указанном направлении.

Дорогу перебежала крыса в поисках еды, которой здесь было предостаточно. Она, наверное, выбирала, что хочет съесть сегодня на ужин. Сначала ее заинтересовали остатки пончиков. Их местный владелец кафе оставлял на углу для бомжей. Однажды он и у меня спросил, не хочу ли я взять себе парочку штук перед тем, как он положит их на землю. Я не отказалась.

«Или подойти к пиццерии? – размышляла крыса. – Там тоже не скупились на отходы. Одна беда, там на все это еще претендовал рой больших зеленых мух… Хорошо моим сестрам-мышам. Они живут в тепле в Брайтоновском общежитии и таскают из пакетов постояльцев всякие вкусности».

Я уже постучалась в двери нескольких таких общежитий, но свободных мест не оказалось. И я, как эта крыса, пока только бегала по улицам в надежде что-то найти. Она – еду, я – крышу над головой. Хотя о еде мне тоже стоило бы подумать. Из съедобного у меня остался только чай. Счастливое Флоридское время, когда меня окружали друзья, была работа, и не нужно было беспокоиться о том, что завтра негде будет ночевать, бесследно прошло. Теперь я волею судьбы оказалась в Нью-Йорке. Он встретил меня совсем не так, как Флорида. Вместо распростертых объятий я получала только пинки, подножки и пощечины. Падала, катилась вниз…, вставала, получала новый удар, опять падала…

Хозяйка комнаты, которую я снимала в начале своего пребывания в Нью-Йорке, выставила меня на улицу, так как денег на оплату полного следующего месяца проживания у меня не осталось, а предложение платить по дням ее не устроило.

Я позвонила знакомой, которая жила здесь уже год, и попросилась переночевать у нее пару дней, пока в общежитии не освободится место. Мне кажется, она даже не успела меня дослушать. После слова «переночевать» у нее резко стала пропадать связь. «Алло, алло… тебя не слышно…, ты куда-то исчезаешь…» – стала судорожно выкрикивать она. Через несколько секунд связь совсем прервалась.

И теперь у меня оставался последний вариант…

Сцена 29. НУ, ПОГОДИ!

– О! Мой любимый размер! – произнес высокий черноволосый мужчина в длинном грязном халате, открывая дверь квартиры, в которую мне посоветовал обратиться знакомый моей флоридской приятельницы.

Даже здесь мне помогали флоридские друзья. Когда у тебя нет денег, и ты очень не хочешь ночевать под мостом, стеснение обращаться за помощью ко всем и каждому забивается далеко под лавку и не думает оттуда даже нос высунуть.

Мужчина дернул меня за руку, потянул к себе и грубо обнял. Я никак не ожидала такого «радушного» приема, но бороться не стала.

– Виктор, здравствуйте, я от Игоря… Вы сдаете комнату? – протараторила я.

– Да че уж там, давай сразу на ты. Не намного я старше тебя. Проходи, – без малейшего стеснения глядя мне не в глаза, а немножко ниже, произнес он.

На вид ему было лет 35.

В квартире царил полумрак. С правой стороны от двери, по-видимому, была кухня, так как там стоял стол, покрытый горой грязной посуды. Судя по запаху и свободно ползающим тараканам, она находилась в таком состоянии уже не первый день. Рядом со столом стояла газовая плита, на которой сиротливо гнездился маленький ковшик с длинной ручкой, наверное, в роли чайника.

– Я вообще-то не сдаю. Но если ты хочешь, можешь пожить у меня.

– Я очень хотела бы пожить! – обнадежилась я. – Но я сейчас пока заплатить не смогу. Я только несколько дней назад начала работать в одной газете, и зарплата будет лишь в конце следующей недели, – сбивчиво старалась объяснить я свою нынешнюю ситуацию.

– Да я понял. Игорь мне говорил, что ты недавно приехала. Свежее мясо, как говорится, – ковыряясь зубочисткой у себя в зубах и причмокивая, он смотрел на меня, как волк из «Ну, погоди!» смотрит на зайца. – Но только не знаю, как ты сможешь разместиться в этой комнате. Я никогда ее не сдавал. Держу там свое барахло. Если подвинешь все в сторону, можешь оставаться.

– Ага, конечно, подвину, – закивала головой я.

– Ну, если так…, – загадочно улыбнувшись и окинув меня взглядом с головы до ног еще раз, Виктор толкнул дверь в мою будущую комнату.

Я чихнула.

Это была не совсем комната, а просто угол квартиры, отгороженный плотным картоном. Причем не до самого потолка, а всего метра на полтора от пола. То есть эта перегородка была даже ниже моего роста. Сам угол тоже был небольшой. Половину его занимало нечто, похожее на кровать, заваленную книгами и одеждой. Все в пыли. Еще там стояло черное пианино, также под слоем грязи.

– О, ты играешь на пианино? – поинтересовалась я.

– Играл когда-то… Прошли те времена. Теперь это просто подставка для барахла, – резко произнес мужчина. – Так ты остаешься или нет? – он нахмурился, и на лбу показались морщины.

– Да, если можно, – несмело промолвила я.

– Можно, можно. Затаскивай свой чемодан в комнату, чтобы он не маячил на проходе.

Я без лишних слов повиновалась этому приказу.

– Все, спокойной ночи! – Виктор закрыл дверь комнаты так же резко, как дернул меня за руку при встрече.

– Спокойной ночи. Спасибо, – прокричала я ему вдогонку. «Пожалуйста» не последовало.

Из кармана я достала сотовый телефон. Использовать по назначению его было сейчас невозможно: несколько дней назад его отключили за неуплату. А с ролью фонарика он очень даже хорошо справлялся. В комнате было темно, и такая помощь была как нельзя кстати.

Посветив вокруг фонариком-телефоном, я обнаружила бежевый ажурный светильник, очень похожий на тот, который в детстве стоял в моей спальне на тумбочке возле кровати. Несмотря на то, что в комнате все казалось старым и сломанным, светильник все же включился. Из сумки я достала белый носок и стала тереть пианино. Импровизированная тряпка быстро почернела, но поверхность инструмента стала заметно чище.

У меня дома в селе тоже было пианино. Я окончила музыкальную школу как раз в тот год, когда умер отец, и с тех пор к инструменту почти не подходила.

Единственным музыкальным произведением, которое прочно засело в мышечной памяти моих пальцев, был «Меланхолический вальс» Даргомыжского. Его я могла сыграть в любой момент без предварительных репетиций, но желание помузицировать возникало нечасто.

Дома я вот так же протирала пыль с пианино, но ставить на него никому ничего не разрешала. Инструмент – это святое.