Дорога-Мандала

— Эй, подождите! — послышался за спиной голос мужчины. — Можно к вам обратиться с одной просьбой?

Асафуми обернулся, не сбавляя шаг. Чем дольше он смотрел на незнакомца, тем больше тот напоминал ему деда.

— Вчера я оказался втянут в небольшой конфликт в тамошней деревне, — пристроившись сбоку, начал мужчина скороговоркой. — Мне пришлось бросить там все мои вещи. Без моих рабочих принадлежностей я пропаду. Покажись я там ещё раз, неизвестно, чем это кончится. Не могли бы вы вместо меня сходить туда и забрать мои вещи? Я вас отблагодарю.

— А какие рабочие принадлежности?

Значит, у него здесь есть какая-то работа. Если он и правда оказался втянутым в конфликт, это объяснило бы, почему он бос. Подумав, что он, может быть, совершенно нормален, Асафуми замедлил шаг.

— Корзины с лекарствами. Я торговец лекарствами. Впервые обхожу здешние места.

Мужчина, так похожий на деда, к тому же, как и дед, оказался торговцем лекарствами! Асафуми охватило странное чувство, будто его затягивает в водоворот. Мужчина, видимо, решивший по выражению лица Асафуми, что тот не верит его истории, проникновенно сказал:

— Не сомневайтесь! Я Нонэдзава Рэнтаро, у меня фармакологическое дело в Тибаси.

В изумлении раскрыв рот, Асафуми таращился на мужчину. Он думал, что вскрикнет от удивления, но только сдавленно пискнул горлом.

«Он смеётся надо мной? Но откуда незнакомцу знать имя моего деда?»

— Я… я знал человека по имени Нонэдзава Рэнтаро, — медленно выговорил Асафуми. — Он… родился в эпоху Мэйдзи, некоторое время пробыл на Малайском полуострове.

Лицо Рэнтаро расплылось в улыбке:

— В Малайе? Так это я! Мы с вами где-то встречались?

— Но этот человек уже умер! — чуть не закричал Асафуми.

Рэнтаро был ошеломлён его словами, но вскоре на его заросших щетиной щеках проступила горькая улыбка.

— Это досужие сплетни. Конечно, после войны ходят разные разговоры. Уж не подумали ли и обо мне, что я погиб при авианалете во время разъездов?

— Вовсе нет! Нонэдзава Рэнтаро умер в восемьдесят пять лет.

Рэнтаро покачал головой:

— Ну, тогда это другой человек. Наверное, в Малайю ездил мой тёзка. Странно. Видно, он, как и я, родился в эпоху Мэйдзи, но сразу после реставрации. [51]

51

Реставрация Мэйдзи — события 1868 г., когда был свергнут сёгунат Токугава и восстановлена императорская власть. В более широком смысле понимается как серия последовавших после реставрации политических, экономических и социальных реформ.

— А в каком году вы родились? — спросил Асафуми.

— Я? Я родился в тридцать третьем году Мэйдзи, [52] сейчас мне сорок семь лет!

Асафуми быстро подсчитал. Он смутно вспомнил, сколько длились эпохи Мэйдзи [53] и Тайсе, [54] если ему сейчас сорок семь лет, значит, этот мужчина считает, что сейчас первая половина эпохи Сева. [55]

— Простите за странный вопрос… Какой сейчас год Сёва?

52

33-й год Мэйдзи — 1900 г.

53

Эпоха Мэйдзи — 1868–1912 гг.

54

Эпоха Тайсё — 1912–1926 гг.

55

Эпоха Сёва — 1926–1989 гг.

Рэнтаро подозрительно посмотрел на Асафуми:

— Ну, разумеется, двадцать второй! [56]

Точно, сумасшедший! Непонятно каким образом ему удалось присвоить имя деда, во всяком случае он действительно думает, что сейчас двадцать второй год Сёва. Асафуми не улыбалось оказаться наедине с сумасшедшим на заброшенной лесной дороге в горах.

— Простите, я тороплюсь.

Рэнтаро схватил Асафуми за руку:

— Не говорите так, помогите мне. Это здесь, в деревне поселенцев.

56

То есть 1947 г.

Асафуми высвободил руку.

— Мне жаль, но… — начал Асафуми.

И тут заросли вдоль дороги зашевелились, и показались три силуэта. «Обезьяны», — в первое мгновение подумал Асафуми. Но фигуры были гораздо крупнее — это были люди. Волосы у них были всклокочены, лица, руки и ноги перепачканы, бёдра обёрнуты лишь рваными кусками ткани. Это были мужчины. В их глазах не было ни намёка на интеллект. Они были босы, в руках сжимали дубинки.

Дикари зарычали как звери, и один из них бросился вперёд. Возможно, это послужило сигналом, и двое других последовали за ним.

Увернувшись, Рэнтаро бросился бежать. Запоздав на мгновение, Асафуми тоже побежал за ним следом. Через несколько шагов его резко дёрнули назад. Один из мужчин ухватился за сумку, что была у Асафуми в руке. Асафуми изо всех сил рванул её обеими руками, но мужчина тоже дёрнул со страшной силой и завладел добычей. «В сумке ключи от машины, кошелёк, кредитные карточки, тетрадь с реестром», — мгновенно пронеслось У Асафуми в голове. Он машинально протянул руки к сумке и краем глаза заметил мелькнувшую в воздухе Длинную тень. Почти в то же мгновение ему на голову обрушилась ужасная боль. Асафуми рухнул на землю.

28

Добираясь в Тибаси на велосипеде, Сидзука даже взмокла от пота. Заплутав в городе, она наконец-то добралась до ворот дома Нонэдзава.

Переводя дух, она позвонила. В дверях показалась Такико. На ней было красивое трикотажное платье с узорами голубого, жёлтого и зелёного цветов, она была накрашена и даже надела серьги. Видимо, куда-то собиралась.

— Простите, я заблудилась и опоздала, — извинилась Сидзука, приехавшая много позже назначенных трёх часов.

Подходящего по времени автобуса не оказалось, и она приняла опрометчивое решение поехать на велосипеде и заодно размяться. Дорога среди рисовых полей, по которой она думала срезать путь, вывела не туда. Перепутав направление, она исколесила почти весь город.

— Не переживай. Я свободна до пяти. У нас ещё есть время, — спокойно сказала Такико.

Прошло уже два дня, как от Асафуми, отправившегося по Дороге-Мандала, не было никаких вестей. Обеспокоенная Сидзука позвонила его родителям в Тибаси, и Такико пригласила её, чтобы посоветоваться.

Сидзука вошла в прихожую с начищенными до блеска полами.

— Добро пожаловать, Сидзука, — появилась из коридора Михару.

Похоже, она только что вернулась с работы и всё ещё искрилась оживлением.

— От Асафуми никаких вестей? — спросила она, снимая джемпер.

Сидзука отрицательно покачала головой. Такико пригласила их обеих на кухню. Сидзука села за огромный обеденный стол, и Михару принялась заваривать чай в фарфоровом чайнике. Просторная кухня была залита лучами послеполуденного солнца. И расставленные на полках белоснежные тарелки, и чашки, и кофейник, и виниловая скатерть на столе отражали мягкий солнечный свет. За две недели, прошедшие с тех пор, как Кикуо с Коитиро отправились в торговую поездку, дом, в котором остались только женщины, успел пропитаться женской мягкостью.