Дорога на космодром

Примерно через двадцать лет новый межпланетный круиз предпринимает шведский философ-мистик Эммануил Сведенборг, у которого астрономические сведения переплетаются с идеалистическими толкованиями самостоятельного существования человеческого «духа»: по планетам мечется только «душа» Сведенборга, а «тело» преспокойно наслаждается комфортом старого уютного дома в Стокгольме.

Однако в погоне за межпланетными летунами мы сами забежали несколько вперед. Вернемся в век XVII, время величайших открытий в истории астрономии. Не раз, наверное, приходилось вам читать о великой революции в физике, случившейся на границе XIX и XX веков и простирающейся вплоть до времени овладения энергией атома. Имена Рентгена, Беккереля, Кюри, Планка, Эйнштейна, Де Бройля, Бора, Резерфорда, Ферми, Курчатова и многих других определили лицо целой эпохи в истории мировой науки. Тот же период невероятного расцвета пережила астрономия в XVII веке.

Век начался трагично – в треске и пламени костра, на котором погибал несгибаемый Джордано Бруно: 17 февраля 1600 года после восьмилетнего заключения великий мыслитель был заживо сожжен «во славу господню» на площади Цветов в Риме. Через два года Тихо Браге создает свою ущербную систему мира, стремясь примирить Птолемея и Коперника, отыскать возможности сосуществования церковного мракобесия и материализма науки. Система Тихо Браге – это уже не Птолемей, но еще не Коперник. Проживет это дитя компромисса недолго, век ее отмерен, но система Браге заставляет думать, она, как питательный бульон, размножает убийственные для церковников бациллы сомнений.

Еще через год немецкий астроном Иоганн Байер выпускает первый атлас всех видимых звезд. В 1609 году Иоганн Кеплер, анализируя наблюдения Марса, открывает два закона движения планет, а Галилео Галилей конструирует свою зрительную трубу, положив начало астрономии телескопов. Он сообщает о горах на Луне, спутниках Юпитера и Сатурна, фазах Венеры. Это все события только первого десятилетия XVII века. А дальше – рождение и окончательное математическое оформление всех трех законов Кеплера, судилище над Галилеем, труды великого польского астронома Яна Гевелия, которого по праву считают первым селенологом, специалистом по Селене – так называли Луну. Дальше – классические труды голландца Христиана Гюйгенса о кольцах Сатурна и строительство им огромных телескопов. И как венец, обрамляющий все эти открытия и изобретения, выход в 1687 году великого творения Исаака Ньютона «Математические начала натуральной философии» (основы всей классической механики), где Ньютон излагает три закона движения и закон всемирного тяготения – те самые простые и великие формулы, которые войдут во все школьные учебники. (Трудно даже представить себе, что же надо сделать сегодня, чтобы навсегда войти в школьный учебник!)

Таков был век XVII в астрономии. Математик и механик Кардане (кардан в автомобиле – это его подарок нам с вами), перечисляя в своей автобиографии великие изобретения своего времени, заключает: «Теперь остается только, чтобы мы заняли небеса…»

Быстрые перечисления грандиозных открытий могут представить перед вами век XVII чуть не как «золотой век» науки. У науки не было «золотого века» и вряд ли будет: истина всегда добывается в мучениях и трудах. Пример тому – жизнь одного из ярчайших героев XVII века, великого немецкого астронома Иоганна Кеплера. Его бронзовый горельеф украшает стену Государственного музея космонавтики в Калуге не случайно. Не только потому, что на трех открытых им законах построено все здание планетарной астрономии. Не только потому, что бессмертная мысль его бьется в электронных мозгах вычислительных машин, прокладывающих траектории для полетов к Марсу и Юпитеру. Но и потому, что он умел мечтать, что ему принадлежат пророческие слова: «Если найдутся корабли или паруса, приспособленные для небесных ветров, найдутся те, кто не побоится даже такого простора. Поэтому давайте заложим основы астрономии для тех людей, которые появятся со дня на день, чтобы предпринять это путешествие».

Иоганн КЕПЛЕР (1571-1630) - выдающийся немецкий астроном, открывший на основе учения великого польского ученого Николая Коперника законы движения планет. Кеплеру принадлежат пророческие слова: «Если найдутся корабли или паруса, приспособленные для небесных ветров, найдутся и те, кто не побоится даже такого простора. Поэтому давайте заложим основы астрономии для тех людей, которые появятся со дня на день, чтобы предпринять это путешествие».

Вся жизнь этого противоречивого, путаного и несчастного человека словно протестовала против того, чтобы он стал ученым, ни в каком начинании судьба не благоприятствовала ему. Недоносок, обреченный на гибель в день своего появления на свет, чудом выжил. Шестилетний мальчик, брошенный родителями в бреду оспы, снова победил свою слабую плоть. В 13 лет он умирал в третий раз и опять не умер: не мог он умереть, не совершив в этом мире предначертанного ему. Его родители словно специально вытравляли из него пытливость живого ума. Отец, этот почитавший себя дворянином грубиян, наемник, без славы пропавший под турецким ятаганом, все-таки успел вытащить семилетнего сына из школы и сделать служкой грязного кабака. Мать, темная женщина, нищее детство которой прошло у тетки, сожженной за колдовство, не умевшая ни читать, ни писать, хозяйка мокрой стойки в липком от дешевого вина фартуке, – что она могла дать этому нелюбимому болезненному существу?

Дом Кеплера – это придорожный кабак, где разврат был перемешан с молитвами, его земля – унылые швабские поля, его любовь – цепь несчастий, его семья – потные флорины в кулаке, трижды отмеренные и рассчитанные. Всю жизнь сосала его мозг гнусная мысль: «Как достать денег?» Всю жизнь словно шептала ему злая судьба: «Исчезни, утони в вине, налети на пьяный нож, умри», а он шел, полз, продирался вперед, яростно вколачивая соленые от слез и скользкие от пота булыжники своих трудов, – строил дорогу на космодром.

«Он умер, – писал один из его биографов, – от истомления, печали и бедности 58 лет, в Регенсбурге, в 1630 году». Его многочисленные дети получили наследство: 22 флорина, 2 рубашки, 57 экземпляров «Эфемерид» и 16 экземпляров «Рудольфовских таблиц».

Среди бумаг покойного отца сын Кеплера отыскал рукопись, которую больной астроном писал в редкие минуты отдыха и, увы, гораздо более частые часы недомоганий. Это очень замысловатое по форме сочинение, некий гибрид юмористических мемуаров и астрономических фантазий. Он пишет о межпланетном полете. Однако полет Кеплера – это уже не колесница мифического Фаэтона, кони которого бьют копытами по облакам. Кеплер понимает, что попасть на Луну и жить там можно лишь при условии сходства атмосфер двух небесных тел.

Французский оптик Пена утверждал в 1557 году, что так оно и есть на самом деле. Он писал, что все «пространство, через которое искусно движутся планеты… есть животворный дух, распространенный во всей природе, которым мы дышим и который никак не отличается от воздуха».

– Нет! – категорически возражал Кеплер, – этого не может быть! Атмосфера простирается лишь чуть выше самых высоких гор. Если атмосфера распространяется беспредельно, значит, неизбежно трение небесных тел при движении, а значит – торможение, остановка небесной круговерти. Но остановки нет, значит, между атмосферами Земли и Луны – пустота, а следовательно, полет на Луну, как полет в воздухе, с научной точки зрения невозможен.

Он не хочет изобретать ирреальных кораблей – он попадает на Луну во сне. Предвидения Кеплера, имеющие самое прямое отношение к космонавтике сегодняшнего дня, поразительны. Он пишет: «Первое ощущение от полета человеком переносится с трудом, потому что он искривляется и выворачивается наизнанку, как бы выстреленный из пушки… Поэтому его предварительно нужно усыпить наркотиками и удобно расположить для того, чтобы удар распределился равномерно по всему телу…». Таким образом, Кеплер рекомендует космонавту при перегрузке воспринимать ее в направлении грудь – спина, это одна из аксиом современной космической медицины. Он замечает: «Затем появляются новые трудности: ужасный холод и проблема дыхания». Из века XVII ставит он инженерам века XX задачу: требуется создать нечто, что сегодня в космической документации называется сокращенно СЖО – системой жизнеобеспечения.

Еще в 1619 году Кеплер высказывает мысль о давлении света, которым совершенно правильно пытался объяснить направление кометных хвостов, обращенных от Солнца. И будет справедливо одну из фотонных ракет будущего назвать «Иоганн Кеплер».

Силой своего воображения великий немецкий астроном словно переносит нас в ту самую идеальную для астрономических наблюдений лунную обсерваторию, о создании которой стали говорить, едва появился над Землей первый искусственный спутник. «Хотя в Левании, – так называет Кеплер лунное государство, – видны те же самые неподвижные звезды, что и у нас, тем не менее движения и размеры планет там совершенно иные, и, значит, вся система астрономии должна быть совершенно отлична от нашей. Левания состоит из двух полушарий: одно обращено к Земле, другое – в противоположную сторону. С первого всегда видна Земля, со второго Землю увидеть невозможно… В Левании, как и у нас, происходит смена дней и ночей… Жителям Левании кажется, что она неподвижна, а звезды вращаются вокруг нее, точно так Земля кажется нам неподвижной. Ночь и день вместе равны одному нашему месяцу».

Ну какой же это «сон»?! Это просто беллетризованное изложение основных особенностей природы Луны. Это не фантазия, это – наука. Необычная по форме, удивительная по содержанию рукопись Кеплера в списках расходится по всей Европе. Он ждет отклика коллег: как оценят ее ученые. Никто не обратил на «Сны» никакого внимания. Зато враги Кеплера распустили слух, что все это не фантазии, а правда: он действительно летал на Луну и в этом богопротивном деле помогала ему мать – колдунья. В XVII веке, который чуть было не показался нам «золотым веком» науки, это было тяжкое обвинение. Матери Кеплера грозит костер. Именно за эту, пророческую книгу – костер! И Кеплер несколько лет хлопочет, и сует взятки, и пишет лицемерные письма. Он так и не успел опубликовать свои «Сны»: книга вышла через четыре года после его смерти…