Дорога неровная

Ушел Смирнов из дежурки уже под утро. А Павла сидела на месте администратора и все думала о нем: странный он какой-то, вроде не договаривает чего. Перевелся зачем-то из большого города. Но до чего же красивый этот Смирнов, до чего интересный человек. И вообще… Чего — «вообще», Павла додумывать не стала, покраснев от неожиданно возникшей мысли.

Через два дня, когда вновь наступила ночная смена заболевшей работницы, Павла уже не стала искать ей замену, а сразу осталась дежурить сама, чем немало удивила Ефимовну:

— Смотри, девка, добегаешься опять, — погрозила она дочери пальцем. — Мало тебе одной Шурки? — мать не поверила, что Павла и в самом деле дежурит в гостинице.

— Да что ты, мама, глупости говоришь? — возмутилась Павла, но сама-то понимала, что хотелось увидеть Смирнова.

А тот словно все знал. Ровно в полночь спустился в фойе — красивый, элегантный, при галстуке, в отглаженной одежде и благоухающий одеколоном. На приглашение подняться к нему в номер Павла опять ответила отказом, и они вновь пили чай в дежурной комнате, однако, разговаривая о пустяках, приглядывались друг к другу. Смирнов ушел, а Павла опять задумчиво смотрела ему вслед, боясь признаться самой себе, что Смирнов ей понравился: он так непохож на других мужчин, которых она знала прежде, так интересно рассказывал о тех краях, где бывал, но, главное, она почувствовала к себе интерес и Смирнова.

— Однако, — подумала она, не замечая, что говорит вслух, — встречи эти становятся опасными для меня. Больше мне встречаться с ним не следует, ведь он женат, — а с женатыми мужчинами Павла не амурничала.

На следующий день ей позвонили из горкома партии и сообщили, что ее желает видеть первый секретарь Иван Григорьевич Потоков. Павла вздохнула: «Опять, наверное, перевести хотят».

Потоков жил в Тавде недавно, не более года. На последней отчетно-выборной партийной конференции его представил делегатам инструктор обкома партии. Потоков был не стар, выглядел внешне спокойным и порядочным человеком. То, что он молод, никого не смутило: если его рекомендует обком, значит, достоин того, и все, в том числе и Павла, проголосовали за него. И никому в голову даже не пришло избрать секретарем тавдинца — в обкоме, мол, лучше знают, кому возглавить их партийную организацию, уж, наверное, если люди работают в обкоме, то — умнее. Лишь много лет спустя Павла поняла, что руководитель не всегда бывает умнее подчиненного, что часто на руководящих должностях оказываются карьеристы, которые способны прийти к своей цели «по головам». Или же коллектив просто «вытеснит» из себя такого человека простым способом: девать бестолкового некуда, пускай едет на учебу, например, в политшколу, если он — коммунист. А тот, вернувшись, идет на повышение, и с «высоты» своей должности потом чванливо посматривает на своих бывших товарищей.

С прежними секретарями райкома партии, Смолиным и сменившим его Медведевым, Павла была хорошо знакома, между ними были дружеские, уважительные отношения. С новым она еще не встречалась. И с интересом ожидала первой встречи: какой он, Потоков, и зачем вызвал ее к себе? Но почему-то в душе вдруг зазвенела тревожная струна. Павла всегда доверяла своим предчувствиям, они ее не обманывали, вот, правда, она чаще предчувствовала неприятности: хорошего в ее жизни было мало.

Она пришла в горком ровно к назначенному часу, поэтому ее в приемной сразу же пропустили в кабинет Потокова.

Первый секретарь сидел за столом, не поднимая взгляда от лежащих перед ним бумаг, и Павла, глядя на его светловолосую макушку, нерешительно остановилась у двери, не зная, как поступить: стоять или присесть, не дожидаясь приглашения. Потоков поднял голову, пристально посмотрел на Павлу и сказал, криво усмехаясь:

— Да… С первого взгляда ничего такого и не заподозришь.

Павла почувствовала себя неуютно под его взглядом серых водянистых глаз.

— Я вас не понимаю, о чем вы?

— О вашем поведении, о чем же еще? — скривил губы Потоков, дескать, иначе бы я и не вызывал такую «мелочь».

— Я ничего предосудительного не вижу в своем поведении, — пожала плечами Павла, совершенно растерявшись.

— Да? Ничего? — язвительно рассмеялся Потоков. — А то, что вы устроили в гостинице публичный дом, это как называется? Вас для чего назначили директором? Чтобы за государственный счет любовников содержать?

— Каких любовников? О чем вы? — пролепетала сбитая с толку Павла, продолжая стоять у дверей, потому что Потоков не предложил ей сесть.

— У вас в гостинице проживает некто Смирнов?

— Да. Он работает экономистом в Белояровском учреждении. У нас договор с руководством учреждения: пока их новым работникам не дадут квартиру, они живут у нас.

— А почему этот субъект не платит за проживание более месяца?

— Из-за отсутствия денег, — ответила тихо Павла.

— Ну, так выселите его! Сообщите об этом в учреждение, пусть ему найдут жилье, а задолженность за проживание в гостинице вычтите с него через суд. Гостиница — не частный постоялый двор! Вам еще несколько дней назад сигнализировали о том, что Смирнов не платит за номер, а вы не приняли никаких мер, и он до сих пор живет в гостинице бесплатно. Как вы это объясните?

Его надменный прокурорский тон возмутил Павлу, и она довольно резко сказала:

— Очень просто. Человек попал в беду. Он всю зарплату и подъемные отослал жене, надеясь, что получит квартиру и выпишется из гостиницы. А квартиру не дали. Через неделю получит зарплату и погасит долг.

— И вы поверили? — Потоков иронично усмехался.

— А почему бы и нет? — вскинула голову Павла. — Я — коммунист, он — коммунист, неужели между нами не может быть доверия?

— Да? А товарищ Иванова, что сообщила нам о безобразиях в гостинице, указывает иную причину, почему вы так снисходительны к Смирнову.

— Какую — иную? Да и нет в гостинице никакой Ивановой, — недоуменно пожала Павла плечами.

— Что вы — его любовница.

— Это неправда! — воскликнула Павла, клятвенно прижимая руки к груди. — Это неправда!

— Тогда чем объяснить ваши ночные дежурства в гостинице, хотя это не входит в ваши должностные обязанности?

— ?! — онемев, Павла уставилась на Потокова, но не успела объяснить, почему дежурила две ночи в гостинице, как Потоков, глядя куда-то в пространство поверх ее головы, продолжил:

— Что же вы молчите? Товарищ Иванова пишет, что Смирнов к тому же и пьет целыми днями. Как же можно еще объяснить вашу снисходительность к его безобразным оргиям, если не участием в них?

Павла почувствовала, что еще немного, и она упадет. Сердце сжимала жесткая знакомая когтистая лапа.

— Воды… — прошептала она, опускаясь на ближайший стул.

— Ого, да вы — прекрасная актриса, — саркастически улыбнулся Потоков. — Я слышал, вы до войны играли в любительских спектаклях, и дар ваш к сценическому притворству, вижу, не пропал: вы прекрасно симулируете сердечный приступ, — но тут он с удивлением увидел, что Дружникова бессильно привалилась к стене, мертвенно-бледное лицо говорило о беспамятстве, в которое неожиданно провалилась женщина.

— Воды! — закричал Потоков, — Оля, скорее воды! Товарищу Дружниковой плохо! Может, «скорую» вызвать, товарищ Дружникова? — он склонился над Павлой, и теперь лицо его выражало заботливость и участие.