Дорога перемен

Но я не убираю руку. Я продолжаю прижимать пальцы к его рту, когда он приоткрывает его, чтобы их поцеловать. Я нежно касаюсь век Сэма, чувствую, как подрагивают под ними его глаза. Касаюсь ресниц, переносицы. Я изучаю его, как будто раньше ничего подобного не видела.

Он не шевелится, пока я провожу ладонью по его плечам, рукам, по углублениям, где соединяются мышцы, по впадине на внутренней стороне локтя. Он позволяет мне коснуться сухожилий на его сильных руках, поворачивает ладони вверх, чтобы я нащупала мозоли и порезы. Помогает мне снять через голову футболку. Я бросаю ее на тумбочку.

Если я буду продолжать вот так его исследовать, мне нечего бояться. Если только не перейду на другой уровень, к интимным ласкам, тогда — берегись! Секс никогда не был для меня тайной. Земля не уходила из-под ног, и ангелов я не слышала, никаких звоночков и тому подобных вещей. Я всегда была немного самоуверенна. С моими скелетами в шкафу нельзя ожидать от занятий любовью какого-то волшебства. Как по мне, я поступила смело: вытеснила из памяти ужасные воспоминания. Первый раз был самым трудным, и, преодолев этот барьер с Оливером, я никогда не думала, что вновь столкнусь с подобной проблемой.

Но когда я почувствовала, как Сэм обнимает меня за талию, нежно проводит пальцами по груди… Я чувствую, как его возбужденная плоть прижимается к моему бедру, и начинаю плакать.

— Что? В чем дело? — Сэм прижимает меня к себе. — Я сделал что-то не так?!

— Нет.

Я пытаюсь справиться с истерикой. Я не могу ему рассказать. Я никому этого не рассказывала. Но неожиданно я больше не в силах носить это в себе, как Атлас свою ношу.

— В детстве…

Я слышу, как шепчу ему в кожу. Я говорю каким-то не своим голосом, словно опять, как тогда, в детстве, подслушиваю кого-то другого, но чем дольше я рассказываю, тем больше становлюсь собой.

Сэм отстраняется на расстояние вытянутой руки, и я поражена: он озадаченно смотрит на меня, ожидая, когда я расскажу ему об отце, но когда я прямо смотрю ему в глаза, то чувствую по его взгляду, что ему уже не нужно ничего объяснять.

— Я знаю, — произносит он, удивляясь собственным словам. — Я знаю о твоем отце. Не знаю откуда, но я могу сказать, в чем ты собираешься признаться. — Он тяжело сглатывает.

— Откуда? — беззвучно, одними губами спрашиваю я.

— Я… не знаю, как объяснить, — отвечает Сэм, — просто вижу это в тебе. — Он морщится и вздрагивает, как от удара. — Ты была еще ребенком, — шепчет он.

Он крепко обнимает меня, я отвечаю на его объятия. Он дрожит, обнаружив те частички меня, которых не хватало, обнаружив те части себя, о существовании которых он и не знал. Все это время я рыдаю так, как никогда не рыдала раньше, выплакиваю те слезы, которые не выплакала, когда мне было девять и папа приходил ко мне в спальню, слезы, которые не пролила на его похоронах. Сэм расстегивает мою шелковую ночную сорочку, и она соскальзывает с моих плеч. Он кладет мои руки на выпуклость на своих трусах. Наша кожа переливается в темноте. Сэм запускает руку мне между ног. Я накрываю его руку своей, тороплю его. Не сводя глаз с моего лица, он вводит внутрь меня, влажной и распустившейся, палец. Можно? И нащупывает мою главную точку. Сэм поцелуями осушает мои слезы, а потом целует меня в губы. Я чувствую на его губах соленый привкус — мою боль, мой стыд.

59 Сэм

Она так прекрасна, когда лежит здесь, на моей кровати. И так печальна. Она все время отворачивается, пытаясь спрятать лицо в подушку. Но я не позволяю ей это сделать, не узнав того, что знаю сейчас. Я веду Джейн за собой.

Я закрываю глаза и целую ее шею, грудь, изгиб бедра. Легонько давлю ей между ног, зная, что она это почувствует. Тогда она берет мою руку и направляет внутрь себя. Я не свожу взгляда с ее лица. Спрашиваю ее, не против ли она. Она хватает меня за запястье, и я вхожу так нежно, как только могу. Внутри все горит и пульсирует. Я чувствую, как возбуждаюсь, и трусь о ее ногу. Когда мне кажется, что я перестаю соображать, я отстраняюсь от нее и провожу языком по ее соскам. Ее глаза открыты, но она смотрит куда-то в пустоту. Джейн не издает ни звука. Иногда мне кажется, что она забывает даже дышать.

Потом она садится и тянется ко мне. Скользит руками вверх-вниз. Ее прикосновения легкие, как перышки, дразнящие. Я больше не могу сдерживаться, падаю на кровать, грубо хватаю ее и начинаю целовать. Ее губы вкуса мяты и меда. Однажды начав, остановиться я уже не в силах. Я набрасываюсь на ее рот, целуя до боли. Она отталкивает меня, чтобы передохнуть, и снова целует. Джейн прижимается ко мне, обхватывает мои бедра ногами. Я ее никогда не отпущу. Я выпиваю ее до дна, каждую клеточку, до которой могу дотронуться, и вижу, как ее спина выгибается от удовольствия.

Мы становимся переплетением рук и ног. Я не сразу понимаю, что она двигается, опускаясь все ниже, пробегая пальцами по моему телу, как будто прокладывает шов на швейной машинке. Потом замирает, смотрит на меня и обхватывает мой пенис губами.

Меня как будто обернули теплой губкой, она двигается вверх-вниз, и самое удивительное — я не чувствую ее зубов, только язык. Я пытаюсь дотянуться до нее, сделать что-то, чтобы она почувствовала себя так же волшебно, как и я сейчас, но достаю лишь до ее плеч. Я закрываю глаза, двигаю бедрами в такт ее движениям. Сейчас… Сейчас… Но я хочу большего. Задыхаясь, я тяну ее к себе за руки и тут вижу кольцо.

Оно всегда там было, просто я его не замечал. Тонкое золотое колечко. Похоже, оно приросло к пальцу. Джейн следит за моим взглядом.

— Выброшу его, — шепчет она, — мне плевать!

Она скатывается с меня и срывает кольцо — оно кружится на прикроватной тумбочке. Она потирает палец, как будто пытается стереть воспоминания. Но на пальце остается тоненькая белая полоска незагорелой кожи.

Этой же рукой она убирает волосы с лица. Этого я уже вынести не в силах и морщусь от боли — опять меня одолевают мысли. Она наклоняется и целует меня в грудь, а потом зарывается лицом в одеяло.

— Я просто хочу быть твоей, — признается она.

Я поворачиваюсь к ней лицом, и мы начинаем целоваться, вздыхая, касаться друг друга. На этот раз наши глаза открыты, потому что мы ничего не хотим пропустить. Я чувствую на бедрах ее руки, требовательно опускающие меня ниже. Она обхватывает меня ногами и впускает внутрь — вот тогда я понимаю, что означает чувствовать себя единым целым.

Она, словно мягкая гортань, смыкается вокруг меня. Значит, вот что такое любовь. Значит, вот как складываются все кусочки мозаики. Кровь приливает к бедрам и пульсирует в такт. Ближе прижаться уже невозможно, но я все равно пытаюсь. Хочу раствориться без остатка, пронзить ее насквозь. Мы цепляемся друг за друга, наши тела так и пышут жаром.

Я чувствую, как требовательно напрягается мой пенис. Она широко открывает глаза, с удивлением глядя на меня. Это последнее, что я вижу, когда глубоко вхожу в нее, и чувствую, как она все крепче сжимает меня изнутри…

Потом мы долго лежим так. Говорить не хочется. Я целую ее в лоб. Она смотрит на меня с восхищением. И я, вероятно, с таким же восхищением смотрю на нее. Когда она начинает ерзать под моим телом, я отодвигаюсь, морщась с сожалением, что нам пришлось оторваться друг от друга. Совсем по-другому себя чувствуешь. Теперь, когда я знаю, что такое ощущать себя единым целым, одному оставаться не хочется.