Дорога соли

— Я провожу тебя до шатра твоей тетушки.

— Зачем мне провожатый? Тут совсем близко, никто меня не украдет, — рассмеялась Мариата.

— Мало ли. — Он взял ее за локоть и повел прочь от костров. — Никому не говори про ту старуху, ни слова, ты меня слышишь?

— Да кто она такая? Почему ты боишься, что про нее узнают?

— Тебя это не касается.

У входа в шатер Дассин Мариата остановилась.

— Доброй ночи, Росси.

Выдернув у него руку, она нырнула в шатер, нащупала светильник, зажгла его и расправила постель. Девушка привезла с собой вышитое покрывало, сотканное на юге Марокко. Она очень любила его. По золотому полю один за другим шагали верблюды в виде красных геометрических фигурок, ничего не говорящих тому, кто не умеет читать эту абстрактную символику, а по краю шли стилизованные под звездочки цветы, как на мозаичных изразцах, которые Мариата видела как-то раз в алжирском городе Таманрассетте. Эти узоры напоминали ей о доме, покинутом в такой спешке.

— Возьми только то, что сможешь унести, — грубо приказал тогда отец. — У твоей тетушки Дассин есть все, что тебе понадобится, а я не хочу задерживать караван, которому придется тащить твое барахло через всю пустыню.

Она оставила целую дюжину прекрасных платьев, зимние сапожки, сандалии и пояса, украшенные драгоценными камнями, множество разноцветных платков и шалей, овечьих и козьих шкур, которые мать берегла, чтобы Мариата могла поставить собственный шатер, когда выйдет замуж. С собой она взяла лишь деревянный сундучок, стоявший возле кровати, с кое-какими украшениями, косметикой, небольшим ножом и еще одним платьем. То, что было надето на девушке, и это покрывало — вот и все ее имущество, во всяком случае здесь. Она провела ладонью по вышивке, ей стало тоскливо, одиноко и очень захотелось вновь оказаться дома.

— Довольно красиво.

Мариата обернулась, но не успела вскрикнуть, как чья-то рука, пахнущая бараньим жиром и костром, зажала ей рот.

— Так кого ты будешь звать на помощь? Твои отец и братья далеко в Сахаре, грузят верблюдов мешками с солью, как простые торговцы. Тетушку? Она терпеть тебя не может. Двоюродных сестер, Ану с Нофой? Обе уже не один год бегают за мной, строят мне глазки, но плевать я хотел на этих неповоротливых коров. Мужчины боятся моего дяди, а я — его наследник. Ты чужая в нашем племени, Мариата, а я — без пяти минут вождь. Никто и пальцем не пошевелит, чтобы помешать мне. Да и кому люди поверят, тебе или мне?

Росси резко толкнул ее на постель и навалился сверху всем весом. Мариата задыхалась, не могла ни закричать, ни позвать на помощь, даже дышала с трудом. Потом холодный воздух прошел по ее оголенным бедрам. Его рука попыталась раздвинуть ей ноги, острые ногти вонзились в самую чувствительную и нежную плоть.

— Не вздумай брыкаться, — дышал он ей в ухо. — Тебе самой понравится, девушкам всегда приятно, стоит только попробовать, сразу войдешь во вкус. Слышишь, не дергайся, черт бы тебя побрал!

Яростные крики Мариаты поглотила постель.

— Если забеременеешь, не беспокойся, все равно станешь моей женой. Позора не будет.

На мгновение его хватка ослабла. Мариата воспрянула духом, страстное желание отомстить наделило ее сверхъестественной силой. Взревев по-звериному, гортанно и дико, она рванулась, взбрыкнула, извернулась, освободила правую руку и нанесла сокрушительный удар локтем прямо Росси в зубы. Хватка его сразу ослабла, он отпустил девушку.

Мариата выпрямилась, одернула платье, прикрыла ноги, быстрым движением достала из сундучка нож и, тяжело дыша, выставила его перед собой, в любое мгновение готовая драться не на жизнь, а на смерть.

Росси, не ожидавший такого оборота событий, вытаращил на нее глаза, потом ощупал лицо и изумленно, как на чужую, уставился на окровавленную руку. Племянник вождя сплюнул. Из его рта выскочил сломанный зуб и оставил на покрывале красное пятно, которое никак не гармонировало с красивым узором. Не веря собственным глазам, Росси посмотрел на него, перевел ошарашенный взгляд на Мариату, вдруг жалобно заскулил, захныкали — вот тебе раз! — расплакался. Потом он вскочил на ноги и бросился вон.

Мариата мрачно посмотрела ему в спину и решила, что теперь надо быстро собрать вещи. Она принялась шарить по всем углам шатра, хватая все, что могло понадобиться.

Через час девушка уже была в деревне харатинов.

— Никому ни слова о том, что видели Рахму или меня, — приказала она старейшине. — Сообщи об этом каждому жителю деревни, даже детям. Если узнают, что вы помогали нам, вас накажут.

Она передала ему рис, муку и чай, которые стащила из шатра Дассин. Потом Мариата взяла Рахму за руку и повела ее туда, где в лучах еще не совсем полной луны смирно стояли два полностью нагруженных белых верблюда породы мехари. Еще недавно они принадлежали Росси, сыну Бахеди.

Глава 6

Сняла ли я амулет, когда отправилась спать этой ночью? Можно подумать, что забыть об этом не так-то просто, ведь он такой большой и тяжелый. Но, проснувшись на следующее утро, я обнаружила, что он на мне.

Я спустила ноги с кровати и ощутила странное чувство раздвоенности, будто находилась не только здесь, но и где-то совсем в другом месте. Я отдернула шторы. Лондонское солнце, лучи которого упали на меня, показалось таким же тусклым, как лампочка в двадцать пять ватт по сравнению с другой, в сто ватт. В метро по дороге на работу впервые за много лет мне вдруг пришло в голову, что на тоннель, по которому мы мчимся с неестественной скоростью, сверху давят миллионы тонн камня, земли, систем канализации и зданий. Пытаясь избавиться от этой не очень приятной мысли, я стала разглядывать стены вагона. В глаза бросилась реклама, предлагающая совершить турпоездку в Марокко: силуэты верблюдов на фоне песчаных дюн. Перелет до Марракеша стоил недорого. На станции Найтбридж в вагон вошла группа иностранок. Они стояли, покачиваясь в такт движениям поезда, и в щелях черной ткани никабов, [22] закрывающих лица, виднелись только глаза, подведенные сурьмой. Одна из них посмотрела на меня в упор, что-то сказала своим спутницам, и все повернули ко мне головы.

22

Никаб (араб. покрывало) — мусульманский женский головной убор, закрывающий лицо, с узкой прорезью для глаз.

Меня это очень смутило. Я схватила «Гардиан», оставленную кем-то на сиденье, и наугад открыла страницу. В глаза бросился абзац из новостей: «Четверо работников французской ядерной компании „Арева“ похищены и объявлены заложниками группой, называемой „Борцы за свободу туарегов“, отколовшейся от организации „Нигерийское движение за справедливость“».

«Туареги» — я глаз не могла оторвать от этого слова. Я встретила его в первый раз, для моего уха оно звучало чуждо, но тем не менее, как это ни странно, казалось мне знакомым. У меня было чувство, что где-то я уже его слышала, причем совсем недавно. Оно значило для меня что-то важное, но дырявая память никак не могла подсказать, с чем это связано. «Представитель группы заявил, что все четверо заложников находятся в добром здравии и содержатся в Аире, на территории Нигера, в самой зоне конфликта». Я вдруг отчетливо вспомнила, как моя мать рассказывала про огромные запасы урана, обнаруженные в Нигере, тогдашней французской колонии. Мол, именно это месторождение дало возможность Франции стать ядерной державой. Ах да, Нигер. В голове зазвучал ее вялый голос, произносящий два долгих незнакомых слога: «Нии-джаир». Мой дедушка по материнской линии большую часть своего огромного состояния заработал именно там, а также в других французских колониях. Он занимался добычей урана, или, как я однажды яростно бросила ему в лицо во время спора, когда была еще девочкой-подростком, «грабежом природных богатств Африки». Политический жар моего юного сердца совсем скоро уступил место внутренней, личной тоске и тревоге, а потом и пугливому, осторожному консерватизму, который привел меня к изучению бухгалтерского дела и к моей нынешней безмятежной карьере, положительной во всех отношениях. Я на мгновение почувствовала дрожь стыда и продолжила читать.

«Там, где когда-то наши племена гоняли стада крупного рогатого скота и пасли верблюдов, теперь не осталось ничего, лишь безбрежный индустриальный пустырь. Никто не спрашивал нашего позволения, никто не платил нам за это. У нас отняли наши земли, все средства к существованию, а наших детей лишили наследства. Наш народ живет в нищете. Заложникам не причинят вреда. Мы хотим лишь привлечь внимание мировой общественности к данной проблеме и заставить мир выслушать нас. Нам не нужны ваши атомные бомбы и шахты. Мы хотим лишь свободно жить на земле наших предков».

Статья заканчивалась напоминанием о том, как британский премьер-министр Тони Блэр в своем докладе 2002 года, позже названном хитрым досье, утверждал, что Саддам Хусейн собирался в огромных количествах закупать у Нигера уран для создания оружия массового уничтожения, что и явилось основным оправданием нанесения упреждающего удара по Ираку. Была приведена совсем маленькая и неразборчивая карта этого района. Я нахмурилась и стала всматриваться в нее, ощущая в затылке какое-то сверлящее беспокойство. Наконец, не в силах сосредоточиться и прочитать названия мест, напечатанные крохотным шрифтом, я перевернула страницу и стала просматривать разделы, посвященные искусству. Вдруг именно там я увидела фотографию, словно подброшенную какой-то злой силой, решившей совсем меня доконать. Была снята группа мужчин с закрытыми покрывалами лицами, намотанными так же замысловато и тщательно, как и у тех людей, которых я видела во сне. Заголовок гласил: «Блюзмены пустыни открывают месторождение золота», а под ним шла хвалебная статья, посвященная новому диску, записанному группой музыкантов из племени туарегов, называемой «Тинаривен».