Дорога сворачивает к нам

Я уже начала было отчаиваться, как вдруг подкатил мотоцикл. На нем сидели два милиционера, фуражки у них были пристегнуты ремешками, чтобы ветром не сдуло. Они показались мне очень решительными, особенно из-за ремешков. Я остановила мотоцикл только после того, как выбежала на середину дороги. Они не хотели останавливаться и долго не хотели верить мне.

Лес… Вечереет… Какая-то Марите тараторит про бункер… «Гром» какого-то Казюкаса…

«Что за чертовщина!» — так сказал один, который сидел за рулем. А другой, что сидел сзади, даже постукал себя пальцем по лбу: не заговариваюсь ли я? Может, мне голову напекло солнцем?

— Ой, смотри, коли наврала! — грозно сказал тот, который сидел за рулем, а это был сам Ванагелис. — Ну, веди в бункер.

Что было дальше, можете себе представить!

Милиционеры откатили валун. Ванагелис спустился вниз. Потом он свистнул. Скрылся второй. А вокруг бункера уже народ толпится. И жители Гургждучай сбежались, и проезжие. Так много народу собралось, будто в лесу живут не лисы, барсуки и уссурийские собаки, а люди!

Да, это бункер бандитов.

И тех самых, которые убили Антанавичусов…

И оружие их, а «палки», конечно, не палки, а немецкие гранаты.

А Казюкас, который обнаружил бункер, чуть ли не герой… Слышите?

Так сказал Ванагелис, хлопая его по плечу. Когда убили Антанавичусов, Ванагелис командовал отрядом народных защитников. А в бункере жил «Хорек». Знаете, что это за хорек? Линцкус, кулак Линцкус. Не сам старый кулак, а его сын Андрюс, который при немцах служил в армии и убивал людей…

На доске нар вырезаны его инициалы: «А. Л.»

Так вот кто убил Антанавичусов — кулаки, у которых советская власть кусочек земли Антанавичусам отрезала. Надо будет написать Повилюкасу, который работает радиомастером, — пускай и он знает. И что велосипед нашли — пускай знает!

Обо мне все забыли, но Ванагелис вдруг вспомнил и сказал, что я, быть может, отличилась больше, чем Казюкас, потому что спасла Казюкаса… А то бы взорвался, проказник.

Студент Швегжда вытащил тетрадь, и мак посыпался градом… У него даже пот выступил на лбу.

ЕЩЕ РАЗ — УЖЕ ПОСЛЕДНИЙ! — ОБ УЧИТЕЛЬНИЦЕ ИОЛАНТЕ

Дорога несла нас, как бурная река, вышедшая из берегов: меня, Эле, отца, Анупраса-пивовара, Шаучукенаса, и того подхватила, потому что, если Эле понесло, то и его, Ляксандру Шаучукенаса, погнали волны. Так и поплыла вместе с дорогой вся-вся Гургждучай…

Даже те, кто ничего не ждал от дороги, ни на что не надеялись.

Даже те, у кого проезжие не пили воду из колодца.

Даже те, у кого ни гусь, ни курица не попали под колеса и не уехали к синему морю!

А учительница, моя учительница Иоланта, которая вместе со мной мечтала об этой дороге?

Она радовалась нашим радостям, которые принесла с собой хлынувшая потоком жизнь: и героям, и магазину на колесах, и тому, что ожила Эле! Эле, знаете, уже не прятала свои толстые желтые косы, сбросила платочек, не сутулилась…

Но сама Иоланта грустила, я чувствовала, что ей невесело. Я поняла только то, что она кого-то ждет и не может дождаться…

Ведь я сама ждала и хорошо знала, как выглядит, как говорит, вздыхает человек, который не может дождаться!

По ком скучает учительница?

Одно время я начала подозревать, что и она ждет своего «суженого», как Эле. Может, не зря женщины заботятся, как бы выдать ее замуж?

На танцы в Гургждучай не ходит… И такая красивая!

Так, может быть, Иоланта в самом деле ждала «суженого», который остался в Каунасе и все никак не приедет?

И вот в один прекрасный день подкатила голубая, как небо, «Волга». И из нее вышли, поддерживая друг друга, два пожилых человека — наверное, муж и жена.

Муж был высокий, с седыми висками, выбритым до синевы подбородком и в очках, а жена — по плечо ему, толстая, с черными-черными (потом я узнала, что крашеными!) волосами. Она была настоящая толстуха, но платье на ней пестрело крупными яркими цветами.

Женщина шагнула, попала ногой в ямку и тоненьким голоском воскликнула:

— Смотри же, Нарцизас! Ты в очках!

— Смотрю, смотрю, Ангелок! — басом отозвался степенный муж с таким странным, неслыханным именем.

Нарцизас — это ведь цветок, милый цветок нарцисс!

А «Ангелок» — уж не Ангеле ли это? Ангеле и у нас в Гургждучай есть, но их никто не называет «ангелочками».

— Бедная наша Иоланта, — вздохнула Ангелок, — такие ямы!

— Ну, такие ямы и в городе найдешь, — возразил Нарцизас. — А она живет у самой дороги. Это главное, Ангелок. Не так ли?

— Иначе мы бы не доехали на «Волге»! — согласилась Ангелок и снова ступила в яму, но больше не вскрикивала. — Смотри, какой лес! Прямо курорт. Понюхай, Нарцизас, какой воздух! Не воздух, а чистый озон!

— Я говорил, что Иоланте не так уж плохо в деревне!

— И палисадники, какие красивые палисаднички! Поди сюда, деточка. Вы не продаете цветы?

Этой деточкой, разумеется, был не кто иной, как я, Марите Станкунайте.

Я, как всегда, потащилась за приезжими и сразу угадала, что это не обычные люди, кто-то очень обрадуется, когда увидит их.

Они уже дважды упомянули имя Иоланты. И в Гургждай, и, наверное, в десятке окрестных деревень найдете лишь одну-единственную Иоланту — нашу учительницу!

Но почему они спрашивают, не продам ли я цветы? Неужели где-нибудь цветы продаются и покупаются, как яйца или масло?

— Мы заплатим, крошка! — помахала женщина красивой сумочкой в красную крапинку, прислонившись поудобнее к забору нашего палисадника.

Я покраснела, оттого что меня назвали крошкой, засмущалась и не могла с места двинуться. А когда спохватилась, что нехорошо стоять так, будто вкопанная, бросилась к цветам.

Я рвала, что под руку попадет: настурции, ноготки, едва распустившийся жасмин. Нарвала большой-большой букет, добавила зеленых веточек, хоть у меня и дрожали руки.

— Денег не надо, нет, нет! — отказалась я от новенького бумажного рубля. — Мы цветы не продаем!

Женщина никак не могла понять, почему я не беру денег, но ее муж, видно, понял, стал отговаривать жену:

— Я тебе говорил, Ангелок, что в деревне другие люди. Я говорил, что нашей девочке там будет неплохо.

Я еще раньше подумала, что это родители Иоланты. Те самые, кого она ждет не дождется. Потому и цветов охапку нарвала!

А теперь уж было нечего больше сомневаться, и я радовалась, что нарвала такой большой букет. Я подарила цветы им, а они, конечно, подарят Иоланте…