Дорога Токайдо

Кляп заглушал крики наказанного злодея, но Хансиро слышал его мычание, когда аккуратно укладывал камни на прежние места, замуровывая убийцу вместе с его жертвами. Последний камень он бросил в сторону, оставляя грабителю щель для дыхания.

Не оглядываясь назад, Хансиро снова нырнул в прохладный зеленый, серебристый и желтовато-коричневый полумрак бамбуковых зарослей. Изящные очертания гладких и как будто покрытых глянцем растений, поскрипывание и шуршание их стеблей и листьев успокоили воина. Шагая среди этих, словно покрытых лаком, тонких стволов, Хансиро согласился с тем китайским поэтом, который сказал, что напиваться лучше всего в зарослях бамбука, и тут же решил, что напиться — неплохая мысль.

Когда он нагнал стариков на узкой, как нитка, тропе между рисовыми полями, они отошли на край насыпи, сложили молитвенно руки и поклонились своему спасителю, трижды коснувшись лбами земли.

Даже не взглянув на них, Хансиро прошел мимо своим скользящим шагом опытного воина. Эти люди раздражали его, хотя он понимал, почему старые супруги шли к алтарю великой богини Солнца в Исэ.

Эти двое хотели поблагодарить богиню за годы благословенного счастья и попросить прощения за мелкие грехи. Сейчас, когда их нынешняя жизнь подходила к концу, они стали больше думать о том, как провести следующую.

Хансиро считал эту породу людей бичом Токайдо. Уверенные, что благочестие защитит их, они создавали заторы на дороге, замедляли движение, забивали все гостиницы, мешали торговле. И, как однодневки со слипшимися крыльями, только что превратившиеся из куколок в бабочек, эти люди приманивали к себе целые стаи хищных стрекоз, для которых являлись легкой и лакомой добычей.

Хансиро хотел обернуться, помахать старикам веером и посоветовать им вернуться домой, туда, где сыновья и снохи вновь станут заботиться о них, а внуки изрядно намнут морщинистые загривки. Но, во-первых, ронин не хотел проявлять неуважение к старости, а во-вторых, ему опять пришлось бы выслушивать извинения, сетования на собственную глупость и, что еще хуже, — слова благодарности.

ГЛАВА 22 Напиться и плакать

Хансиро шел по оживленной улице Тоцуки мимо здания городской управы. На доске объявлений были вывешены последние распоряжения сёгуна. Ронин остановился взглянуть, нет ли среди табличек сведений, наводящих на след княжны Асано или указа управы о розыске буйного монаха-странника. Но на доске ничего не висело, кроме обычных лозунгов. Правительство советовало подданным поддерживать лад в семьях и повелевало слугам быть верными, а хозяевам — справедливыми. Кроме того, всем добропорядочным японцам предписывалось быть бережливыми, трудолюбивыми и помнить свое место в обществе.

Чуть позже, сидя на открытой площадке верхнего этажа одной из гостиниц Тоцуки, Хансиро вслушивался в стук и скрип деревянных ставней закрывавшихся на ночь домов. По узким улицам бежали стайки смеющихся детей. Они влетали в оставленные для них приоткрытыми щели, и последние дверные створки сдвигались. Хансиро вдыхал смесь запахов еды, поднимавшихся от сотен очагов. До слуха воина долетали неуверенные звуки сямисэна: какой-то новичок с увлечением осваивал инструмент.

Селение засыпало, но его гостиницы и рисовые лавки, наоборот, оживали, готовясь к вечерней торговле. Голодные путники собирались вокруг уличных продавцов лапши, чая и рисовых пирожков. Тоцука находилась на расстоянии четырнадцати ри от Эдо, и обычно путники проводили первую ночь именно здесь. Она была больше других деревень. Здесь имелось много гостиниц, закусочных и глухих улиц — а значит, и больше мест, где мог укрыться беглец.

Потом Хансиро прошел мимо улицы изготовителей коробочек для лекарств: в этот вечер ему не доставило бы удовольствия то беззаботное веселье, с которым дарила ему свои ласки хозяйка гостиницы «Бамбук». Он отстранил и служанок, бросавшихся к нему с просьбами насладиться гостеприимством их заведений.

Хансиро дошел до чайной лавки «Глициния» — большого здания с открытым фасадом, расположенного в менее многолюдной части города. Рисовые поля подступали почти к самым задворкам этого заведения. Чайная лавка и возвышавшаяся над ней гостиница стояли возле ручья с болотистыми берегами. Через ручей был переброшен деревянный мост, возле перил которого красовались каменный фонарь и гранитный столб. Столб отмечал поворот на юго-восток, к Камакуре.

В «Глицинии» цены были выше, чем желал бы Хансиро, но отсюда он мог наблюдать за перекрестком. Кроме того, здесь постоянно толклись пять или шесть слуг Киры, и Хансиро хотел быть поблизости, чтобы отбить у них Кошечку, если они обнаружат ее первыми.

Фасад и ближняя к ручью боковая стена чайного дома были открыты стихиям, но имели пазы для деревянных щитов, которыми закрывались на ночь. Вид на окрестности перечеркивался лишь двумя рядами столбов, поддерживавших второй этаж и нависавшую над первым этажом узкую крышу, которая укрывала посетителей от дождя.

В передней части чайного дома пол был земляной, чтобы спешащие по делам путники не тратили время на возню с обувью. Для них здесь стояли пять низких исцарапанных столов. На задней половине чайной пол был выше и застлан татами — она предназначалась для клиентов, имеющих свободное время и привыкших обедать в приличных условиях. В центре двора находился квадратный дымящийся остров — открытая кухня. Здесь жарилась треска, сбрызнутая соевым соусом, и кипел на медленном огне, издавая приятный запах, большой котел супа из красных бобов.

У плиты возился, обливаясь потом, низенький толстяк. Рукава его коричневой хлопчатобумажной куртки были закатаны до плеч, а воротник широко открыт. На голове повара сверкал белый платок, превращенный в шапочку. Толстяк завязал по узлу на каждом из четырех его концов. Он ритмично щелкал большим бумажным веером, закрывая и открывая его — раздувая пламя под рыбой. Одновременно повар встряхивал в большой сковороде лапшу над гудящим, выбрасывавшим вверх языки пламенем. Работая с таким напряжением, этот виртуоз успевал еще перебрасываться грубыми шутками с посетителями и подавальщицами еды. Шипение лапши и рыбы смешивалось с криками прислуги и гомоном гостей. Каждого уходящего клиента прислуга провожала возгласами: «Желаем счастья!», «До свидания!» и «Спасибо!».

Возле узких ворот, расположенных между дальней стеной здания и ограждавшим его бамбуковым забором, выстроились в ряд носильщики каго, ожидавшие очереди высадить своих седоков. Через эти ворота проникали в гостиницу путники, желавшие сохранить свой приезд в тайне. Они могли, оставаясь невидимыми со стороны дороги, выйти там из крытых носилок и через разбитый за забором сад проскользнуть в задние комнаты заведения. Но сегодня всех прибывающих проверяли двое полицейских.

Хансиро зачерпнул ковшом воды из стоявшего у колодца ведра и ополоснул рот и руки. Потом сел на небольшой помост, и одна из подавальщиц вымыла ему ноги. Но ароматы лапши и жареной рыбы не перебили запаха мертвечины.

Вдоль другой боковой стены чайной тянулась большая скамья, один конец которой выходил за карниз. Возле нее стояла служанка, которая, кланяясь и все время улыбаясь, приветствовала конных посетителей. В этот момент два важных торговца как раз использовали скамью по назначению — они спускались на нее с наемных лошадей, еле передвигая затекшие ноги, а почтовые слуги держали животных под уздцы.