Дорога в Бородухино

Около вагонов толпились красноармейцы. Какие-то группки были в новеньких полушубках, другие в шинелях. Женщина кидалась то к одним, то к другим, спрашивая:

– Вы не из Сибири?

Но никто ей не отвечал. Только один разбитной боец рассмеялся:

– Чего узнать захотела? Тайна это военная. Поняла?

– Какая тайна? Мужа мне надо найти.

– А чего его искать? Вон мужиков сколько! Выбирай любого.

– Не до шуток, ребята. Звонил он. Где-то тут, на Киевском, эшелон их стоит. Ну, скажите, с Сибири вы или нет?

– Нет. С другого мы места. Иди дальше,- махнул боец рукой.- Там эшелонов тьма стоит.

– Неужто не найду?!
– в отчаянии вскрикнула женщина и побежала вперед.

Вера Глебовна осталась одна. Она растерянно озиралась, не зная, кого же спросить, куда отправляется эшелон, и уже понимая, что ей, наверно, никто не ответит.

– Вы тоже кого-то ищете?
– спросил ее тот же красноармеец, заметив, видно, ее растерянный вид.

– Мне надо в Малоярославец... Вы не туда?

– Это нам неизвестно. Может, туда, а может, и не туда.

– А у кого я могу узнать?
– спросила она

– Вон, у пассажирского вагона, кажись, начальник эшелона стоит... Только, боюсь, не скажет он вам.

– Почему?

– Не положено это знать. Тайна!

Вера Глебовна пошла к пассажирскому вагону, встала поодаль от военного в полушубке, перетянутом новенькими белесыми, не успевшими еще потемнеть ремнями, который разговаривал еще с двумя военными, и стала ждать, когда закончат те разговор. Высокий, в полушубке, несколько раз кидал на нее подозрительный взгляд, а потом, закончив разговор, направился к ней.

– Что вам здесь нужно, гражданка?
– спросил резким, неприятным голосом, упершись в нее холодными глазами.

– Я... я получила письмо от сына. Он в Малоярославце, просит приехать... Я не видела его три года... Хотела узнать, ваш эшелон не туда?

Военный недоуменно пожал плечами:

– Вы что, совсем не понимаете, что на этот вопрос вам никто не имеет права ответить?

– Почему? У меня же письмо... Вот оно,- достает она письмо Андрея.

– Не трудитесь. Я ничего вам не могу сказать...

– Но как же? Я же мать... Сын едет на фронт... Я же должна его...начала взволнованно Вера Глебовна, но он перебил, крикнув военному у вагона:

– Комиссар! Подойди-ка сюда. Разъясни гражданке. Это по твоей части,и, круто повернувшись, пошел обратно.

Подошедший к ней военный, тоже в полушубке, но поменьше ростом, с мягкими чертами лица и не такой суровый, как начальник эшелона, слышавший, видимо, краем уха их разговор, спросил ее:

– Ваш сын в Малоярославце?

Она кивнула головой.

– Давно он там?
– продолжил комиссар.

– Только прибыли... С Дальнего Востока. Он пишет, что пробудет, возможно, там несколько дней... Мне очень нужно его повидать.

– Да, я понимаю...

– Я не видела его почти три года...

– Не знаю, что вам и посоветовать,- участливо сказал комиссар.- В эшелон воинский вас никто не возьмет. Это исключено

– Что же мне делать?
– упавшим голосом спросила она.

– Не знаю... Посторонних в эшелон брать запрещено.

– Но разве я посторонняя - воскликнула она - Я - мать!

– Не мучайтесь зря... Поищите другие пути.

– Их нет - других... И я буду ходить здесь день, если понадобится, и ночь, еще день, и найдется кто-нибудь с сердцем...

– Вы думаете, его нет у меня? Или вот у него? У всех оно есть. И у всех есть матери. Но есть строгие законы военного времени. Поймите это.

– Не понимаю... Я - мать! Я должна увидеть сына перед фронтом. Это мое святое право!
– повысила она голос.- И ваши все законы и предписания военного времени перед этим священным правом - ничто!

Комиссар серьезно выслушал эту тираду, потом осторожно взял ее за локоть.

– Пройдемте немного,- и повел вдоль эшелона.- Я же тоже москвич, и мой дом не очень-то далеко отсюда, но я тоже не увижу мать перед фронтом.

– Позвоните домой!
– воскликнула Вера Глебовна.

– Увы, наш телефон отключен,- пожал плечами комиссар.- Поверьте, мне сейчас не легче вашего, ведь до моего дома всего несколько километров, а не сто двадцать, как до Малоярославца. Не мучайте себя, идите домой. Будем надеяться, что все будет хорошо, что мы вернемся к своим матерям. Это одно, что сейчас можем. Прощайте,- комиссар протянул руку Вере Глебовне.

Она пошла дальше... Пошла, уже почти ни на что не надеясь, но уйти с вокзала тоже не могла. А вдруг, вдруг, думала она, подвернется какой-то необыкновенный, счастливый случай. Она прошла весь эшелон, пересекла пути и пошла к следующему эшелону, откуда доносился звук гармони. По дороге она спросила какого-то бойца, шедшего с котелком, не в Малоярославец ли они едут, но тот покачал головой, пробормотав: "Не знаю". Уже в конце этого эшелона, когда прошла фыркающий и обдающий парами паровоз, она увидела женщину, с которой начинала путь. Она стояла, обнявшись с нескладным красноармейцем в мешковатой шинели. Лицо ее сияло. Увидев Веру Глебовну, она крикнула:

– Нашла я своего! Вот он, мой Ванечка!
– она схватила его за шею и повисла на муже.

Тот же, застеснявшись, видно, постороннего человека, отпустил ее, и она соскользнула с него, чуть не упав. Шутливо ударив мужа по руке, она подбежала к Вере Глебовне.

– Они в Юхнов едут! Мимо Малоярославца,- выпалила, запыхавшись.- Ваня, поди-ка сюда!
– позвала мужа, который не очень-то охотно двинулся к ним, недовольный, что помешали его свиданию с женой.- Ваня, поговори со своим начальником. Сын вот у нее в Малоярославце. Надо помочь. Может, возьмут ее в ваш вагон.

– Лида... у нас с тобой-то времени в обрез...- начал было он, но жена оборвала:

– Ты чего? А ну, быстренько иди,- и подтолкнула мужа.- В санроте он, санитаром, нескладный-то мой. У них врач начальником. Молоденький такой, хорошенький... И в вагоне их мало. Возьмут они вас...

– Боюсь и надеяться,- тихо сказала Вера Глебовна и закурила.

– С войны начали? Я тоже балуюсь табачком. Все нервам легче.

– Я давно курю...

Женщина помолчала немного, часто оборачиваясь на вагон, куда ушел муж, потом вздохнула: