Дорога в Бородухино

– Уж не знаю даже, радость ли встреча эта? Может, лучше и не видеться было? Скис мой совсем... Обнимает меня, а у самого руки дрожат. И у меня словно кол в грудь забит... Знаете что,- добавила после паузы.- Не езжайте вы в Малоярославец этот. И себе и сыну сердце разорвете.

– Я знаю, что не на радость еду... Но надо мне, надо...- опустив голову, сказала Вера Глебовна.

– Идут!
– показала женщина рукой на приближающегося мужа и его начальника - молодого военврача с одной шпалой в петлицах длинной шинели.

Он поздоровался с ними, а Вере Глебовне сказал:

– Мне передали вашу просьбу. Только надо посоветоваться. Я ведь военный без году неделя,- улыбнулся он.- Вы, наверно, замерзли. Пойдемте в вагон.

Он помог Вере Глебовне взобраться в товарный вагон, где посредине стояла накаленная докрасна железная печурка, усадил ее, приказал кому-то разогреть воды, а потом обратился к пожилому старшему лейтенанту:

– Вот, Василий Кузьмин, не знаю, как быть? Надо помочь этой женщине добраться до Малоярославца. Ее сын там. Довезем?

– Вы москвичка?
– спросил тот Веру Глебовну.

– Да... Вот паспорт и письмо сына,- передала она ему документ.

Старший лейтенант внимательно все проглядел и, вернув их Вере Глебовне, сказал:

– Вообще-то это против правил, товарищ военврач. Начальник эшелона узнает - будут неприятности.

– Ну, неприятности мы как-нибудь переживем,- улыбнулся военврач.

– Глядите, дело ваше... Нас могут бомбить,- повернулся он к Вере Глебовне.

– Я не боюсь этого,- быстро ответила она.- Я никогда не спускалась в бомбоубежище...

– В эшелоне эта штука пострашнее, чем в городе. И должен предупредить вас - мы не знаем, когда тронемся и сколько будем ехать.

– Мне лишь бы добраться и застать сына...- устало проговорила она, потянувшись руками к печке.

Ее сразу разморило от тепла и стало клонить в сон. Она кинула взгляд на нижние нары, где лежали только носилки и было свободное местечко,- ей нестерпимо захотелось прилечь.

– Сейчас мы угостим вас горячим чаем, и вы совсем согреетесь,- сказал военврач.

Котелок, поставленный бойцом на печку, уже вскипел, военврач колдовал с заваркой и спустя немного подал Вере Глебовне кружку крепко заваренного чая, в которую положил несколько кусков сахара и ложку сливочного масла.

– Не пробовали никогда?
– спросил он.- Я тоже не знал такой комбинации, но знаете ли, очень вкусно.

Вера Глебовна маленькими глотками стала пить обжигающий горло чай, такой ароматный и вкусный - она же так давно не пила настоящего чая.

На нее смотрел военврач, смотрел еще один молодой командир с кубиками, смотрели бойцы - их было человек шесть, и она поняла, что сейчас все они вспоминают своих матерей, и как хочется им всем, наверно, чтобы вместо нее сидели здесь их матери. Она допила чай, поблагодарила и стала сворачивать цигарку, оставив папиросы (их было немного) на случай, когда надо будет закуривать на улице и замерзшие пальцы не смогут скрутить самокрутку. Но военврач сразу же предложил папиросу, которую она с наслаждением закурила, и у нее вырвалось:

– Мне так хорошо у вас...

И только она это сказала, как подошел кто-то к вагону, заглянул через приоткрытую дверь и крикнул:

– Командира санвзвода к начальнику эшелона!

Военврач застегнул шинель, поправил ремни и выскочил из вагона. Вера Глебовна почувствовала, что вызвали его из-за нее, сжалась и подвинулась к печке, стараясь вобрать в себя тепло, идущее от нее, перед тем как выйти опять на мороз и пронизывающий насквозь ветер.

Военврач вернулся не один. Тот, с кем он пришел, резко отодвинул дверь вагона и уставился на Веру Глебовну. Она тоже смотрела на него, и, видно, было в ее глазах такое, что тот отвернул взгляд и пробормотал:

– Простите, гражданка, военврач не имеет права взять вас в эшелон. Простите, но вам надо выйти.

– У меня сын в Малоярославце...- сказала она.

– Я знаю. Но, увы, не могу ничем помочь. Не положено,- отрезал тот.

– Товарищ майор,- сказал молодой лейтенант,- она же мать военнослужащего. Может, как исключение? У нас пустой вагон...

– Товарищ майор, мы все просим,- выступил один из бойцов.- Понимать же надо... К сынку едет, а ему-то на фронт...

– Отставить разговоры,- нерезко сказал майор.- Я понимаю ваши чувства, товарищи, но мы не можем нарушить инструкции. Не можем,- добавил он тихо и отошел от вагона.

– Очень сожалею...- смущенно сказал военврач.

– Какая падла сообщила?!
– в сердцах бросил боец, вступившийся за Веру Глебовну.

– Нашлись благодетели,- проворчал молодой лейтенант.

– Что же делать?
– поднялась она.- Благодарю вас всех, что хотели мне помочь... И желаю всем вам... живыми и с победой.

– Посидите еще,- предложил врач.- Не согрелись еще.

– Нет, согрелась. Спасибо.

– Я провожу вас,- военврач помог ей вылезти из вагона и пошел вместе с ней.

– Вы, наверное, только из института?
– спросила Вера Глебовна.

– Да... Очень боюсь, совсем нет опыта, умения... Вы извините, что не удалось вам помочь. Вы видели...

– Что вы! Обогрели меня... Ну, желаю вам счастья, доктор, и... возвращения.

– А вам - увидеть сына.

Они остановились... Вере Глебовне захотелось поцеловать этого милого, хорошего доктора, но она постеснялась и только крепко пожала ему руку.

Она шла между стоящими эшелонами, как по длинному, нескончаемому коридору, и уже не спрашивала никого, куда они едут, потому что поняла, что никто ее в эшелон не возьмет и надо поскорее выбраться к вокзалу, там немного передохнуть и ехать домой. Рюкзак, вроде бы совсем пустой, сейчас тянул плечи, и она усмехнулась своим словам, что пойдет в Малоярославец по шпалам, которые сказала Батушину,- ей не пройти и десятка километров.

Еще не дойдя до перрона, она увидела стоявшую около него девушку в военной форме, которая, притоптывая на месте ногами и потирая замерзшие руки, глядела на здание вокзала, видно, поджидая кого-то. Когда она поравнялась с ней и увидела посиневшее девчоночье лицо, показавшееся ей знакомым, она невольно приостановилась. Девушка тоже взглянула на нее и, обрадованно улыбнувшись, бросилась к ней:

– Вера Глебовна! Что вы здесь делаете? Не узнали меня? Я - Ирина. Мы с Андреем в одном классе учились. Вспомнили? Я заходила к вам несколько раз.

– Я помню вас, Ирина... А вы... вы что, в армии?

– Как видите... Смотрю на вокзал... прощаюсь с Москвой. Вы кого-нибудь провожали?

– Нет, Ирина... Андрей в Малоярославце, и я просилась в эшелон, но меня никто не берет. Говорят, не положено,- слабо улыбнулась Вера Глебовна.

– Да, это нельзя... Значит, Андрей уже здесь, на западе?
– прошептала Ирина как-то странно, словно обрадовавшись. Потом, вскинув голову, спросила: - Вы сейчас домой, Вера Глебовна?

– Да... Ничего другого не остается... Ирина, а разве девушек призывают в армию?