Дорога в Лефер

Демон не успел увернуться от сиреневой волны: лепестки дивного цветка, распространяя вокруг дивное благоуханье, окружили врага. А меньше чем через миг сирень взорвалась, и волна удара хлынула вглубь, в демона. Тот заорал, крича что-то на древнем языке, забытом в Двенадцатиградье. Но даже спустя века– помимо веков – было понятно: демон проклинал Конхобара и все живое на свете.

Конхобара не позволил себе торжествовать. Он ударил еще раз. И еще. Он крутил "восьмерку", метя не в трахею и не в грудь – в самого демона. Удар. Еще удар. Клинок, пружиня, отскочил, и альбианец отлетел назад. Он упал в подлеску, и та смягчила удар. Перекатился – и цветы завяли, приняв в себя облачко непроглядной тьмы. Умирала сама реальность вокруг них – и они умирали вместе с ней.

Конхобар вскочил на ноги, как нельзя вовремя: огненный серп, обуглив сам воздух, пролетел у самого плеча. Кожу ожгло нестерпимой болью, но альбианец молчал. Все семь его глаз вглядывались в то, что было, есть и будет, выискивая слабое место демона. Но тот менялся каждое мгновенье, и тяжко было отыскать прореху в защите чужестранца.

Демон резко взмахнул руками, крест-накрест, и прямо с его обугленных рук полетели шипы мерзко-зеленого цвета. Они впились в пол, в потолок, в стены, – и в воздух в том месте, где только что стоял Конхобар. Демон замешкался, выискивая пропавшего врага, – и герой ударил. Оттолкнувшись от угла, он бросился всем своим телом вперед, упираясь в заветный клинок.

Демон успел обернуться – но не увернуться. Меч прошел сквозь металл и кожу нездешнего доспеха и вышел с той стороны. В глубине глаз демона заплескалась тьма. Конхобар почти улыбнулся сквозь потоки пота.

– Знаешь, когда стоит наносить удары? – внезапно раздался голос прямо внутри ушей, в мозгу Конхобара.

Губы-пакля демона склонились над виском альбианского необоримого героя.

– Когда он уже нанес удар и не может…не успевает увернуться, чтоб…– слова слились в клекотанье.

Только сейчас Конхобар почувствовал холод. Взгляд его упал вниз, на грудь.

Из нее торчала только рукоятка кинжала. Таких Конхобара прежде не видел – и никогда не увидит. По рукоятке стекала кровь, которая вот-вот начнет литься потоком.

– Но…Я…– альбианец впервые в жизни был удивлен. Я…Я…е…

Губы холодели, он не чувствовал пальцев рук. Дышать было больно, очень больно.

– Я не успел воплотиться, – понял недосказанный вопрос демон. – Не все воплотилось…Ты ударил в пустоту…Тебе б подождать, носитель древней анимы…В тот раз ты бы столь же нетерпелив. Но – победил. А я умею ждать…Я всегда умел ждать…

– П…лятый…На…со… – только и сумел выдохнуть Конхобар.

Все семь его зрачков потухли. Душа-анима покидала тело альбианского героя, забирая последнее тепло.

– А я не Нарсо…– клекотанье, переходившее в гортанный, мерзкий до невозможности хохот.

*** Они сидели во дворце. Конечно, видевшие столицу Государство приняли бы это за сарайчик, – но разве много осталось знатоков? Молодые поколения не знали ничего прекраснее Города, выросшего на берегу моря. Воздух бороздили алы катерг и дромонов, на приколе стояли центурии лодок. От поплавков и парусов рябило в глазах. И до чего же прекрасной была эта рябь! Город вот уже двадцатый год вел войну не на жизнь, но насмерть. И казалось, победа вот-вот будет одержана. Без помощи со стороны Государства, полузабытой родины, благодаря лишь собственной мощи (ну и самую малость, чуть-чуть – отрядам орков-союзников), – они выстояли. Чужеземцев почти подчинили воле великого Нарсеса, чей лик был темен: не тени даже, тучи пролегли под глазами великого стратига. Облаченный в стародавний доспех, которых почти не осталось даже у ветеранов, он посылал легионы в атаку единым мановением. Легионы, правда, измельчали за последние двадцать, но кто же мог рассказать об этом молодежи? Верно, седые старцы пережившие Великий шторм – и Аркадий Лид, десница стратига, неотступно сопровождавший его везде и всюду. Мудрейший и славнейший Лид. Десница – но не сам великий стратиг. Это его катерги, дромоны и многие иные творения подарили победу над десятками племен. Последний оплот врага, гордого, несломленного, еще держался на далеком берегу. Но великий Нарсес уже придумал замечательный план, как и всегда, а значит, варварам остались считанные недели, а то и дни. Великий стратиг взирал на свою державу из окон башни, возвышавшейся над Городом. Циклопическая, она готова была потягаться – и превзойти – высочайшие горы этих земель. Отсюда были видны катерги и лодки, Флот гнева. Он должен был обрушиться, как Великий шторм (да не повторится он вновь!), на варваров. И тогда весь материк простерся ниц перед Городом и его народом. Люди надеялись на победу: силы их были надломлены, истощены. Хлеба никогда не хватало вдосталь: почти все мужчины сражались с бесчисленными врагами. Немногие следили за рабами, вспахивавшими полями, – без них Город даже не был бы построен. Именно они пахали, сеяли, собирали урожай, рыбачили, а самые надежные – даже охотились. Орки роптали: Город поглощал их земли пядь за пядью. Зеленокожий народец вот-вот мог восстать. Покоренные народы, те, что не были обращены в полных рабов, но остались колонами, отдававшими половину урожая истинным хозяевам всех окрестных земель. Всем была нужна победа. Проиграй Город даже первый штурм твердыни зеленоглазых, – власть Нарсеса оказалась бы поколеблена. Именно об этом думал стратиг, разглядывая улицы Города. Да… – До чего же они кривы и неправильны… – пробубнил он себе под нос. – Мы с учениками трижды перепроверили расчеты, – раздался из тени голос Лида. Он выглядел все таким же, разве что блеск в глазах поблек. Или тень, в которой он вечно пребывал, была тому виной? Въелась в самые зрачки, и больше никогда не отступала? – Перепроверили расчеты, они перепроверили! – заворчал Нарсес. – Мы перепроверили, – с нажимом повторил Лид. – Ты тоже принимал участие, о великий стратиг, между триумфом одиннадцатого легиона и пуском в небо катерги. Но тебе, видимо, некогда все упомнить, ты же не успеваешь! – Да, если бы я был всего лишь советником, я бы успевал все! – всплеснул руками Нарсес. Он стал нервным от постоянного перенапряжения. Он походил на натянутую до предела тетиву. Ей или распрямиться для выстрела – или порваться, третьего не дано. – Но мы ведем войну, постоянную, ежечасную, еще немного, и… – И что тогда, Нарсес? Найдутся другие. И еще. И еще. Необходимо заключить мир. Оставим их в покое, – понурил голову Лид. Но казалось, что глаза его, несмотря ни на что, продолжали зорко следить за каждым движением Нарсеса. – Остановиться? Сейчас? Когда мы в дневном марше до победы? Взгляни! – стратиг показал рукой на море. Он походил на статую самому себе в тот момент. – Вот! Десять полных, ванактовых ал великолепных катерг! Три центурии лодок! Пять дек дромонов, которые обрушат пламенное небо на последний оплот последнего врага! Мы сильны, как никогда! – Нет, мы слабы, как никогда, – просто враг почти выдохся. А мы…мы уже выдохлись, Нарсес. Настало время остановиться. Все мечтают об отдыхе… – примирительно начал Лид, но стратиг разъярился пуще прежнего. – Все? Да, давно ты плетешь вокруг меня интриги. Что ж… Он развернулся всем телом, разом, быстро. В глазах его полыхало огненное пламя. В комнате стало жарко. Даже тень, в которой прятался Аркадий, – и та отступила. Лиду бы испугаться, закрыться руками, переждать вспышку гнева, – но он только шире улыбнулся и потянулся к заветной амфоре. Лид потряс ее. Вина хватило только на один стаканчик. Вздохнув, Лид пригубил глоток. – Последняя…Вот, значит, как? И тебя Великий шторм… – Да, и меня. Я сжигаю себя самого ради того, чтобы вести мой легион вперед, чтобы Государство жило. Мы, да центурия-другая, – вот и все, кто помнит былые времена. Сколько лет прошло? И ни единой весточки! Они все исчезли! Никого, кроме нас! Великий шторм уничтожил тропы. Сколько времени пройдет, прежде чем их проложат? Но мы выстоим… А всех, кто мне мешает, я уничтожу. – В самом деле? – Лид прекрасно понял, что угроза обращена не только против зеленоглазого народа. – В самом деле, – утвердительно кивнул Нарсес. – А кое-кого уже убил. Все эти годы в твое вино… – Добавляли яд, – причмокнув, Лид допил вино. – Точнее, должны были добавлять. Лиды умеют заводить друзей и помнить чужие услуги. А вот некоторые стратиги не могут похвастаться подобным. Люди устали, слишком устали от тебя, Нарсес… Давай покончим с этим, а?.. Аркадий примиряюще развел руки в стороны. – Да, давай покончим с этим, – Нарсес вынул из ножен меч, раза в два короче, чем у зеленоглазых варваров. Черный такой, из нездешнего металла. – Прямо сейчас! – С удовольствием, – торжествующе облизнулся Аркадий и… Столб пламени ударил прямо в Нарсеса. Порыв был такой сильный, что стратига прижало к стене буквально в ладони от окна. Он противился магии изо всех сил, но разве противится солома вилам? Но – Нарсес. Он противился, противился из последних сил, противился даже тогда, когда силы оставили его. Стратиг двигался в столбе огня, превозмогая боль и мощь лидовской магии. Впервые за многие годы выдержка изменила Аркадию: глаза его широко раскрылись, подбородок задрожал. Лид напрягся. Руки его затряслись от натуги, шею покрыла испарина (немудрено, вблизи пламени-то). Нарсес сделал еще шаг. И еще. Кожа его чернела, – обгорала. Глаза уже вытекли, но он – шел. Потому что – Нарсес, стратиг Государства, верный ванактов слуга. *** Демон оттолкнул Конхобара…Нет, уже только тело Конхобара. Душа покинула великого героя, исполнившего свой долг до конца. Он сражался, он дал своим друзьям драгоценное время, подарил им жизнь, на мгновенья иль века – неважно. Он исполнил свой долг. А что он проиграл битву…Ну, что ж? Друзья теперь могли выиграть войну. Или… Пакля и чернота исчезли. Страшная рожа затянулась бледной, даже белой кожей изнеженного царедворца. Демон обрел плоть. *** Двери залы распахнулись, и на пороге возникла фигура милленария-каподистрийца. Стратиг, столько сделавший для него, давший под командование целый легион, подаривший огромный участок, облегченно выдохнул. Подмога пришла, уж милленарий не забудет всего, что Нарсес сделал для него и его людей! И действительно, милленарий не забыл. Не колеблясь ни мгновения, он подбежал к застывшим в последнем рывке друг напротив друга друзьям-соперникам, закрывая левой рукой лицо – от жара, и…

– Я не Нарсес. Я Лид. И я обманул всех, всех своих врагов! Я – жив! А они – нет! Я жив!!! Жив!!! Это вы умерли, а я жив!!!

И здание, от въевшихся в землю камней до маковки, содрогнулось от торжествующего крика.

*** Один выверенный удар прожившего двадцать лет на материке ветерана. Один удар, полный чувств и памяти. Один удар – и меч погрузился почти по самую рукоятку в бок… В бок Нарсеса, который сейчас оседал, вытаращив глаза. Последние силы оставили его, сломленного предательством "левой руки"… Губы его что-то шептали, какую-то короткую фразу, но стратигу не хватило какого-то усилия, маленького, совсем незаметного усилия… Обугленный, Нарсес осел на пол. Воцарилось молчание. Только ветер шумел да чайки кричали за окном. Наконец, Аркадий, крадучись, приподнялся с места, сделал шаг, протянул руку – и вынул клинок, приложив немалые усилия, из тела поверженного стратига. Последнюю живую душу, что связывала его с памятью о ванактовом дворце, с молодостью… Луч солнца, чиркнув, скользнул по окровавленному лезвию. Лид изо всех сил сжал рукоятку, так, что костяшки побелели. Меч – вот, что теперь связывало его с былым, с настоящей жизнью, а не этим кошмаром… – Мы идем в бой. В последний бой. Если проиграем– то настанет мир. Выиграем– настанет мир, – бросив взгляд на обугленный труп (по комнате распространился дикий смрад). – Наш великий стратиг умер смертью храбрых, сойдясь в бою один на один с зеленоглазым магом. Отомстим за великого стратига? – Отомстим! – кивнул милленарий. – Только…Что делать с его детьми? – Детьми? – Лид колебался мгновенье, но все же – колебался. – Пусть живут. У них где-то рядом земля? Пусть владеют, и помнят, что род их идет от владыки этих земель, убитого зеленоглазыми. Милленарий, чье имя помнил только ушедший в небытие стратиг, поклонился и ушел. Он оставил Лида один на один с поверженным Нарсесом. Аркадий, совершенно не отдавая себе отчет в собственных действиях, принялся стаскивать с еще дымящегося тела доспехи. Это о ведь броня великого стратига! Тем более Лид чувствовал невероятную силу, заключенных в этих простеньких пластинах, в этих ремешках, в незамысловатом шлеме…не мог же Нарсес противостоять его силе, пусть даже сам владел магией. Может, он могущество свое заключил в этот доспех? И точно, Лид не помнил, чтобы за последние двадцать лет Нарсес облачался в иную одежду…Или даже снимал эту броню…Точно! Вот во что он заключил все свое могущество! Насколько же возрастет сила Аркадия! На полу валялся серебряный бокал, отполированный до зеркального блеска. В его чаше отражалось лицо Аркадия – Аркадия, постаревшего в тот день на недобрых два десятилетия…А то и три…Или, может, все четыре?.. А дня вечером они отправились в поход, чтобы через одно утро на следующее вступить в сраженье у стен последнего оплота зеленоглазых. И там Аркадий встретился лицом к лицу с вражьим правителем. Многие годы спустя его станут звать Анку. И в руках у него был дивный клинок, жаждавший крови проклятых демонов… Глава 12 В жизни своей они так быстро не бежали. Обессиленные, наши герои держались на одном чуде. Конхобар словно бы поделился с ними частью своей волшебной силы… Все слуги де Местра ждали окончания действа, чувствуя, что творится нечто страшное. Грохот битвы распугал их, и они попрятались в самые далекие и глубокие норы. Естественно, никто даже и не думал, чтобы закрыть ворота: привратник дернул первым. Взобравшись на холм, поросший вереском, наемники сперва услышали рокот, шедший из земных недр. Развернулись. С вершины, казалось, можно было дотянуться и забрать в ладонь замок барона Анри. Пелена, доселе скрывавшая звезды, была сорвана, и мириады огоньков очутились на небе. Видно, любопытство победило, и обитатели ночного неба высыпали поглядеть на происходящее. Башня, зашатавшись, начала рушиться. Она оседала под собственной тяжестью, поднимая вверх пыль и грязь, распространяя вокруг ужасный грохот. Земля дрожала, принимая на себя тяжесть потери. Они ждали, вглядываясь в темноту. Ноги словно бы срослись с кустами вереска, и ни двинуться, ни шелохнуться сил уже не было. Рагмар, славившийся самыми зоркими глазами в своем племени (ирония судьбы!) щурился, напрягая зрачки, чтоб те…

– Что? Видишь что? А? – требовательно и нетерпеливо спросил Олаф.

– Да что тут увидишь, вождь, а? Темно здесь! Темно! Пыль! Покров черноты! Грязь! Люди де Местра по норам сидят. Они не люди, они крысы! Предали вождя! Бросили его!

– Их вождь погиб вместе с сыном. Им некому хранить верность.

Везучий попытался оправдать людей перед орком. За сородичей, какими бы они были, Олафу было стыдно. Но – тщетно.

– Ха! Откуда им знать, что они погибли?! Мы сами не видели гибель вождя! Вдруг он выжил?! – не унимался орк.

И откуда в нем только силы взялись для перепалки? Словно бы огонь подступал к его горлу и сердцу из самой души. Порыв заставил Рагмара повернуть голову, переведя все внимание больших глаз на Олафа.

– Они должны были проверить, кинуться туда, спасти. Только это зовется преданностью, остальное – ложь, – нахмурился Рагмар.

– Ты что, на стороне человека, использовавшего нас для пробуждения…этого? – покачал головой Везучий.

– Я на стороне верности, – гордо выпрямился орк.

Сделал он это очень неудачно. Ричард, поддерживаемый Рагмаром за левый бок, выгнулся дугой от боли. Зеленокожий закусил губу и замер. Слова лились потоком из сердца, но он закрыл свой рот на замок: малейшее неверное движение орка причиняло магу страшную боль. Тот все еще не оклемался после сражения с Дельбрюком, а уж произошедшее в замке здоровья никому не могло прибавить…

– Это… – Олаф хотел было продолжить спор, но осекся.

Краем глаза он заметил движение в замковом дворе. Облако, поднявшееся после обрушения башни, закрывало свет от факелов, зажженных (и когда только успели?) во дворе, но сейчас оно осело. И там…По двору…

– Смотри! – только и сумел выдавить из себя Олаф.

Видно было, как темная фигура движется в сторону ворот от руин донжона. То ли свет факелов боялся прикасаться к ней, то ли каменное крошево и пыль облепили, – ничего нельзя было разглядеть.

– Ну, ну…Боги, сделайте так, чтоб это был Конхобар… Молю! – обратился к небесам Олаф. – Да даже пусть это будет де Местр… Уж с ним-то я совладаю…

– Румгар-р-ра! – вырвалось из пасти Рагмара.

Лицо – превратившееся в тот миг в морду – было самым страшным, что когда-либо видел Олаф. Ну разве что оживший доспех мог сравниться… Отдаленно так…

– Румгар-р-ра! – повторил орк с еще большим чувством.

Он принялся плеваться и что-то бессвязно бормотать, озираясь по сторонам и продолжая плеваться. На плече Ричарда застыл такой вот сероватый плевок, но Магус не обратил на это никакого внимания.

– Древнее. Очень древнее. Почти как духи. Почти как духи. Румгар-р-ра! Румгар-р-ра! – не унимался орк.

Если бы Олаф сумел сейчас заглянуть в глаза орку, то он увидел, о, он увидел бы, как…

*** Вечером, у главного костра племени, ребятишки, девочки и мальчики, усаживались кружком. Он любили слушать преданья о былых временах, сотни которых знал Агмар. Рядышком усаживались даже те, кто прошел обряд посвящения, а порой и седые мужи. Все любили послушать о былом, вспомнить. Что связывало зеленокожие племена воедино. Хитро улыбаясь, Агмар обращался то к самому маленькому, то к самому взрослому из собравшихся: – Ну что, может быть, рассказать тебе о Грамше, оседлавшем бурю? Или о Даротуре, что водил сотни сотен воинов на битвы? – О Румгаре! Румгаре расскажи нам, дедушка! О Румгаре! – говорил и малый, и большой. – О Румгаре, значит? – довольно улыбался Агмар и кивал. – Будет тебе легенда о Румгаре. То было … В те времена, когда зеленокожий народ правил всеми окрестными землями, с миром случилось страшное. Духи стали разговаривать на иных языках, реки пересохли, а в оставшихся вода была соленей морской. И вот издалека, из неведомых краев, явились странные люди. Они могли повелевать ветром и огнем, а уж металлом! До чего дивным оружием они пользовались! Их было мало, но каждый стоил сотни рослых зеленокожих бойцов. Народом зеленокожих правил мудрый Верховный вождь… – Верховный вождь? – переспрашивал кто-нибудь из маленьких Агмара, будто бы это было самой дивной частью легенды. – Да, Верховный вождь…Их у нас больше нет…С тех самых пор… Он сумел договориться с чужаками. Те нашли воду для зеленокожих, научили разным премудростям, но попросили помощи в борьбе с иными народами. Катаклизмы сотрясали весь мир, и десятки чужестранных племен искали новых угодий на здешних землях. Верховный вождь сообразил, что с помощью неожиданного союзника сумеет отстоять свои владения от чужаков. Зеленокожие и повелевающие ветром дали клятвы верности и дружбы друг другу. С каждым днем, с каждым мгновением на земле зеленокожих прибывало все больше и больше чужаков. Вместе с повелителями ветра они сражались, убивая сотни сотен чужаков, но сил их было мало. Очень мало! Повелители ветра забирали себе женщин чужеземных народов, чтобы те рожали богатырей, но – силы таяли. Мало кто из первых повелителей ветра остался в живых. Кто знает, случись иное, какой бы стала история зеленокожего народа?.. На этой части рассказа Агмар всегда вздыхал, но не поддельно, наигранно. Сердце его обливалось кровью от печали, от грез о несбывшемся… – Но наконец почти все враги были побеждены. Зеленокожий народ и повелители ветра собрались для последнего удара, и… – Что, дедушка, что? Ну что? Ну скажи!!! – И нас предали…Их предали…Вождя повелителей ветра убили в ночь перед сраженьем, убили подло, в спину. Без него нам пришлось туго. И мы проиграли. Нас гнали долго, очень долго…Чужаки победили. Все восстали против нас, и былые наши победы обернулись еще более кровавыми поражениями. Нас начали загонять в леса, а их… – Их? – раздавалось хором со всех сторон, от взрослых и детей. – Их становище, Румгар, сравняли с землей. Всех их перебили. До единого. Никого не оставили. С нами поступили куда как благосклонней – со временем загнали в леса…Убили нашего Великого вождя…Но мы выжили. И будем жить. И мы будем бороться, чтоб однажды вернуть принадлежащее нам по праву! Не повторим судьбу Румгар, носивших металл с кожаной бахромой! Мы победим! И одобрительный, яростный рев завершал древнее сказание… ***