Дорога в никуда. Книга вторая, часть вторая
Шрифт:
– Да, знаю. От мамы еще помню.
– Ну, раз знаешь, не стану об том. Мать-то твоя тоже геройской оказалась, наповал того Арапа застрелила. Про то потом вся наша Семиреченская армия судачила. Арап он и есть арап, бандит каких мало. Из-за таких вот, на всю нашу армию и атамана поклеп пошел. Все, что оне творили, потом самому Борису Владимирычу приписали. А он не такой был, правда, расстреливал частенько, чуть что к стенке, но все по справедливости. А иначе как, людей то сколь у него под командой было, иначе порядок не навесть, не армия, а банда будет. А у нас порядок строгий был, слово атамана - закон. Не просто так мы писали-то на грудях "С нами Бог и атаман Анненков", недаром ему стремя целовали, когда прощались, и я целовал...
9
После посещения семьи погибшего мальчика, Ольга Ивановна, преодолевая тяжесть на сердце, явившуюся следствием этого визита, вновь пошла в Поссовет. На улице смеркалось, в окнах горели огни. На этот раз пришлось
– Ох, Ивановна, думала, никого бы больше сегодня не видеть, а тебя вот увидала, и сразу как будто легче стало.
– Что, с квартирами этими намучилась?- участливо спросила Ольга Ивановна.
– Такое дело без мучений никак не решить. Вон в поликлинике половина врачей без квартир, молодые специалисты, учителей ваших трое, а завод опять квоту урезал. По закону двенадцать квартир должен был представить, а выделил всего девять. Опять жаловаться на них надо в область, а там... ааа,- Анна Николаевна беспомощно махнула рукой.- Слушай, когда твой дед, вот так же в старой Бухтарме командовал, он квартирным вопросом занимался?
– Вряд ли, какие квартиры,- недоуменно отвечала Ольга Ивановна,- тогда ведь все в своих собственных домах жили.
– А чем же он тогда занимался?- нынешняя председательница Поссовета смотрела на внучку атамана так, будто та просто обязана знать круг обязанностей деда, которого никогда не видела, и который руководил станицей более шестидесяти лет назад.
– Ну, не знаю,- Ольга Ивановна пожала плечами.- Может быть, решал вопросы с землей, занимался межеванием наделов, к тому же тогда кроме личных юртовых наделов были и общественные земли, луга, покосы, пастбища. И учти, что тогда казаки еще и сторожевую службу несли в крепости и тут по всему этому берегу Иртыша разъезды рассылались, чтобы между казачьими поселками существовала сплошная сторожевая линия. Потом, очень важным был вопрос, за который станичный атаман в первую голову отвечал, это назначение молодых казаков на действительную срочную службу. И торговые дела тоже он решал, кого из купцов допускать торговать в станице и поселках, а кого гнать в шею, если прохиндей. И школой он занимался, и прочими социальными учреждениями. Тогда ведь была совсем другая жизнь.
– Да, действительно, другая,- задумчиво согласилась Мария Николаевна, сейчас ни земли, ни домов своих ни у кого нет, все государственное. Землей Танабаев фактически один всей распоряжается, и земля сейчас вообще не ценится, зато жилье, хоть и казенное, но в большой цене, а его как раз и не хватает.
– Чего не хватает, то всегда в цене, так всегда было,- вставила реплику Ольга Ивановна.
– Да, верно. Вот люди и рвут глотки за эти ордера... Ладно, черт с ним со всем. А ты чего пришла-то, опять насчет елки?- решила переменить тему председательница.
– Да, нет, с елкой я все решила, военные привезут. Я про Мишенковых, у которых мальчика волки загрызли. Ходила я к ним. Они требуют судебного расследования. Отец так прямо и заявил, если контролершу судить не будут, я ее тогда сам убью. Что делать-то?
– А ничего, нет такого закона, чтобы ее судить. С работы ее уже уволили, и все. Она в Серебрянске живет, квартира там у нее, а мы же все к квартирам как проклятые привязаны. Вот и получается, и осудить не можем, и отослать куда-нибудь, чтобы глаза тут не мозолила, тоже не можем. Теперь будем ждать, грохнут ее или нет... Ладно, Ивановна, не бери в голову, иди домой, отдохни, а то на тебе лица нет. Телевизор посмотри, сегодня после "Времени" концерт Пугачевой в Чернобыле, который в сентябре был, будут показывать в записи. Ты же его тоже не смотрела?... Там, говорят, она своему новому фавориту, Кузьмину, рекламу делала. Я вряд ли посмотрю, устаю так, что едва дома поем, сразу спать валюсь, а у тебя же, говоришь, бессонница, посмотри, потом мне расскажешь...
Дома, поужинав, Ольга Ивановна вспомнила, что в полдевятого начинается третья серия "Джейн Эйр". Фильм ей нравился, и она хотела посмотреть все его серии, но... Прежде всего ей хотелось в спокойной домашней обстановке, вооружившись лупой внимательно рассмотреть уникальную фотографию, которую ей сегодня передали в школе.
Сходясь ближе со старожилами, Ольга Ивановна просила у них старые фотографии. Она хотела их переснять в поселковом Доме Быта, в фотоателье и сделать нечто вроде исторического фотоальбома. Ей находили такие фотографии, извлекая из старых сундуков. На них, все больше были запечатлены бравые казаки в папахах и с шашками. Снимались в основном перед отправкой на германский фронт. Фотографии времен гражданской войны почти отсутствовали. Видимо их уничтожили, боясь преследований ЧК. Но вот сегодня в дверь её кабинета во время перемены кто-то робко постучал. Это оказался ушастый мальчик-шестиклассник, которого она
не учила. Он протянул старую пожелтевшую фотографию:– Вот, возьмите. Бабушка сказала вам отдать, а то, говорит, я умру скоро, а вы все равно выбросите. А ей учительнице-атаманше интересно будет, здесь мать ее есть.
– Как, как ты сказал... атаманше?
– чуть не расхохоталась Ольга Ивановна.
– Это бабушка так вас зовет?- совсем смутился ребенок.
То была старая потрескавшаяся фотография. Не сразу Ольга Ивановна сообразила, что на ней изображены высаживающиеся с баржи люди, сгружающие какой-то инвентарь, походные кухни... "Да это же приезд коммунаров на Гусиную Пристань",- сердце Ольги Ивановны учащенно забилось. Она стала пристально всматриваться в задний план, туда, где по ее предположению должны были стоять местные жители, казаки, пришедшие посмотреть на посланцев Ленина. Человек с фотоаппаратом, видимо, имел целью снимать именно коммунаров, их жен, детей. На фотографии картузы, пиджаки, ситцевые платья, изможденные лица... Но передний план почему-то получился не слишком четким, или просто эта часть фотографии хуже сохранилась. А вот задний смотрелся гораздо лучше: казаки, казачки, казачата... папахи, френчи, ермаковки, шаровары с лампасами, кубовые платья, длинные и широкие снизу и тугие, в обтяг сверху. Взгляды тревожные, суровые, исподлобья. Казаки в сравнении с приезжими в основном рослые, плечистые, много бородатых, казачки высокогрудые, полнотелые... И вот, наконец, на самом краю фотографии, чуть поодаль от группы казаков и казачек рядом с пролеткой, запряженной парой плохо различимых лошадей, молодая девушка как будто к этой фотографии подрисованная, будто из другого мира и времени, как сошедшая с картины Нестерова "Портрет дочери", в "барском" платье зауженном к низу, в шляпе с вуалью. Ольга Ивановна вглядывалась до боли в глазах. Сомнений быть не могло - это ее совсем еще молодая мать, приехавшая, по всей видимости, с отцом и женихом 1-го мая 1918 года посмотреть приезд чужаков из Петрограда. Вот только никого рядом с нею нет, ни жениха, ни отца, то ли отошли, то ли просто не попали в пределы обзора объектива...
Под впечатлением от фотографии Ольга Ивановна уже не могла, как следует "переживать" за героев сериала "Джейн Эйр". Фотография "не отпускала", навеянные ею раздумья заставили окунуться в собственное прошлое, и уже смотря программу "Время" она как-то незаметно задремала прямо в кресле. Сон был кратковременным но, что называется, насыщенным и состоял из некой калейдоскопической "нарезки", своего рода сериал из коротких фрагментов того, что имело место быть въяве и домыслов-предположений. То она видит себя совсем маленькой и няня-китаянка одевает ее по-зимнему, чтобы вести гулять: сначала теплые ботиночки, потом пальтишко с белым, по всей видимости, заячим воротником, потом шапочку, на руки маленькую меховую муфточку. Именно та муфточка, почти такая же какие носили тогда в Харбине взрослые дамы и ее мать, позволяла и ей ощущать себя взрослой. Потом следующий фрагмент: она видит себя уже гимназисткой в синем "зимнем" шерстяном платье с черным каждодневным фартуком. Потом она уже в белом фартуке, который одевался по праздникам и в церковь. Следующий фрагмент - она опять гимназистка, но уже в "весенней" форме: опять же синяя пласированная юбка и белая блузка с синим галстуком... А вот она в сопровождении отца идет на каток, играет музыка, мимо весело со смехом проносятся на коньках гимназисты и гимназистки старшеклассники, и робко катаются младшие в том числе и ее одноклассницы. Она же недовольно торопит отца, чтобы скорей снял с нее ботинки и одел детские коньки на красивых белых сапожках... Потом новый фрагмент, она подслушивает родительский разговор, где мать восхищается то ли квартирой, то ли домом кого-то из своих знакомых и более всего тем, что у них спальня с отдельным туалетом. Отец отвечает:
– Да не завидуй ты, Поля, у нас тоже дом отменный, а главное, Бог дал, Оленька и пригожая, и умница, а у них сын балбес, дурак-дураком...
Потом "розовые" фрагменты сменяются строгими, но тоже цветными: она с родителями в церкви, молится, стараясь класть крест правильно, как это делает мать. Она чувствует особый присущий богослужению запах, видит золоченые одежды священнослужителей, тусклый свет многочисленных лампад и окладов бесчисленных икон. И тут же явь сменяется неким черно-белым домыслом полуфантазией, то чего она не видела, но то, что точно случилось уже в шестидесятые годы, в этот же храм врывается толпа китайцев одетых "под Мао", так называемых хунбейбинов и крушит все подряд, иконы, лампады, фрески...
Ольге Ивановне в ее снах из прошлого часто виделись именно харбинские церкви, и не только оттого, что там их было много. Эти сны как бы восполняли отсутствие в ее советской жизни вообще всего церковного. Ведь ни в Серебрянске, ни в Новой Бухтарме, во всем районе не было ни одного храма. Из церковных праздников неофициально праздновали только пасху. Если празднованием можно назвать крашение яиц и исполнение "обряда" разбития - у кого крепче.
Ольга Ивановна вздрогнув, проснулась. Ей стало страшно в полутьме комнаты освещенной лишь светом телеэкрана. По "Москве" уже шла трансляция концерта Пугачевой из Чернобыля. Не сразу удалось "переключиться" со сна, из прошлого в современность. Но зрелища всегда отвлекают. Отвлекло, заставило забыть довольно жуткую концовку кратковременного, но многосерийного сна и сейчас.