Дорога в сто парсеков
Шрифт:
– Значит, возвращаться к энцефалограммам, электрокардиограммам и прочим граммам, Сергей Васильевич?
– вставлял профессор и начинал ходить, шевеля за спиной длинными розовыми пальцами.
– Не возвращаться, а двигаться вперед, - стонал инженер, поднимаясь с пола.
– Физиологам надо шире использовать громадные возможности современных электронных приборов и…
– Электронных приборов? Вы, радиоинженеры, еще плохо помогаете нам.
– А что сделали физиологи, чтобы расчистить нам поле деятельности? Можете ли вы сказать что-нибудь достоверное о процессах возникновения биотоков в нервной системе? А об изоляции их от окружающих тканей? Нужен тесный союз физиологии с
– Вот он, ваш тесный союз… На экране наводки, под ногами провода, куда ни сунешь руки - везде током бьет!
– Профессор сбрасывал белый халат, марлевую маску и начинал одеваться.
Инженер выключал установку, рубильник лаборатории и тоже одевался. Они шли по дорожке сада и продолжали спорить, не замечая весеннего вечера, огней города и бесконечных толп молодежи на тротуарах. Но на углу, где они обычно расставались, инженер уже совсем мирно крутил пуговицу на пальто профессора.
– Хирургическая методика хороша на определенном этапе. Дайте срок, я докажу вам это. И продолжайте обнажать мозги собак только для уточнения некоторых деталей. Согласны?
– Ага! Обнажать?
– возбуждался профессор, но, пожимая руку, успокаивался и соглашался.
– Ладно. А вы тем временем обдумайте свой метод. Только не замыкайтесь. Я человек опытный. Может, кое-чем и помочь сумею.
Они расставались. Дома профессор еще долго сидел в кабинете, рассматривал в лупу кривые показателей последнего дня, а инженер ложился подумать и скоро засыпал. И почему-то во сне видел одних собак: длинные вереницы их с торжественно поднятыми белыми, черными, желтыми хвостами бежали куда-то в одном направлении.
А утром он удивлялся: почему вчерашние мысли так быстро воплощаются в сны? Видно, переполненная кладовая подсознания старается освободиться от изнуряющих ее впечатлений? «Черт знает! Кажется, постепенно и я становлюсь физиологом». Он улыбался, пил кофе и торопливо шел в лабораторию.
И постепенно лаборатория физиологии стала превращаться в экспериментальную базу электроники. За спинками кресел ученых возникал лаборант Миша и вслушивался в незнакомые слова: напряженность поля, контактор, приемо-передатчик. И профессор все больше входил во вкус идеи инженера. Именно она сделала их дружнее, спокойнее и работоспособнее.
Последние бастионы свои профессор сдавал почти без боя, хотя иногда и вспыхивал и бил собеседника колкими вопросами.
– Вы говорите, что контакторы должны находиться возможно ближе к зрительному нерву?
– Точно, - ответил инженер, наклонившись над схемой с электропаяльником в руке.
– Но ведь контакторы будут наводить биотоки и в соседних центрах.
– Контакторы будут направленного действия, - указал инженер на схему прибора.
– А возле приемо-передатчика предусмотрены фильтры. Они отсекут ненужные токи, и на сетку первой лампы-усилителя попадут лишь токи зрительных нервов.
– Убедили! Только помните, что токи эти ничтожно малы.
– Знаю, Иван Михайлович.
– А на ком думаете провести ваши первые опыты?
– Думаю, на крупных животных. Например, на собаках.
– М-да!… - только и ответил профессор и начал ходить снова.
Случайно он посмотрел в окно и увидел, как по тротуару улицы идет высокий бледный человек, палкой ощупывая дорогу. Конечно, это один из той большой армии слепых, для которых они с инженером трудятся. Профессор проводил взглядом прохожего. Казалось, слепой напряженно всматривается в вечную тьму окружающей его ночи. Наступит ли день, когда он будет ходить по улицам, оглядываясь, поднимая голову, чтобы проследить за пролетающим самолетом?
Профессор тихо подошел к инженеру и встал у него за
плечами.– И сколько же займет времени это ваше испытание… на крупных животных?
– спросил он.
– Думаю, с полгода, - спокойно ответил инженер.
– Милейший Сергей Васильевич! Вряд ли собака сможет помочь нам в корректировке и настройке прибора. Собачий лай расшифровать невозможно. Нужен человек! Ведь не убьет же его этим мизерным током!
Инженер оторвался от схемы и положил паяльник на рогульку.
– Осторожность, Иван Михайлович, не помешает. Еще неизвестно, на какой дозе тока мы остановимся. Могут быть и серьезные неудачи.
– В радиотехнике, конечно, я смыслю немного, - ответил профессор, - но думаю, что большой беды не будет, если часть токов попадет на соседние центры. Человек лишь заговорит чепуху - и только. Напрасно, голубчик, меня пугаете, - голос профессора стал мягким и ласковым. Он сел в кресло и опустил ладони ему на колени.
– Вот, батенька. Посредством чувств человек составляет суждение об окружающем его мире. Прежде всего он видит что-то, потом слышит, касается рукой, ощупывает, нюхает. И все это гамма его ощущений. Человек, лишенный чувств, похож на здание, у которого наглухо забиты окна и двери. Внутри такого здания стоит вечная тьма. Однажды после войны я попал в приют слепо-глухонемых. Так вот. Туда же приехали артисты и устроили им концерт. Посреди зала стоял рояль, и великолепный пианист играл Шопена. И, понимаете, они, слепоглухонемые, слушали эту музыку. Но как! Они держались за рсяль руками, прижимались к нему лбами и подбородками.
– Это страшно, Иван Михайлович!
– Нет, почему же? Трогательно, пожалуй. Но я еще не кончил. Повели этих слепо-глухонемых как-то в баню, и один из них отстал и потерялся. Но вечером все-таки пришел. Вы спросите, каким образом он нашел приют? Отвечаю его же словами: по запаху. Каждый дом пахнет по-своему.
– Этого не простишь себе, Иван Михайлович!
– Инженер от волнения встал и потер лоб рукой.
– Наглухо запертые люди! А какого исполинского труда им стоит постигать то, что так доступно зрячим!
– Так вот, милейший Сергей Васильевич. Давайте-ка начнем испытания аппарата. Попробуем аппарат сначала на себе. Ей-богу, не очень это опасно. Но какая радость придет к слепым, если в тьму их мозга вдруг ворвется тонкий луч солнца, влетит воробей или протянется теплая человеческая рука!
– Хорошо, - согласился инженер.
– Дайте недельку, чтобы я смог грубо отрегулировать компенсаторы на собаке. А череп ей тоже придется взломать. Но клянусь, Иван Михайлович, это будет последняя.
– Да бросьте вы сентименты, батенька мой!
– ответил профессор, расхаживая по лаборатории еще быстрее обычного.
– У вас повышенная нервная возбудимость. Отдыхать надо, да некогда.
Вечером, когда профессор уже ушел, инженер вдруг услышал нетерпеливое дыхание за своей спиной. Он оглянулся и увидел сконфуженное лицо Миши.
– Ну, Мишель, теперь скоро.
– Инженер понимал нетерпение лаборанта: с ним жили старушка мать и взрослая сестра, ослепшая в детстве после оспы.
– Сестра интересуется, Сергей Васильевич. Рассказать ей я толком не смог. Непонятного много.
– Сейчас, - откинулся инженер на спинку кресла и, растирая кисти рук, пригласил: - Садись сюда. Ты знаешь, наша работа преследует цель дать зрение слепому человеку. Но как мы сделаем это? А вот как. Я, зрячий человек, надеваю на голову этот шлем с рожками. В рожках этих заключен приемопередатчик. Он улавливает биотоки моего зрительного нерва, усилитель усиливает их - вот этот, что стоит на столе, - и передает в эфир посредством маленькой антеннки. Ясно?