Дорога в тысячу ли

— Сколько?

— Не менее двух недель. Возможно, три.

Исэк смущенно взглянул на Чанджин и Сонджу.

— Мне ужасно жаль, что я обременяю вас и подвергаю риску. Слава Богу, никто не заболел.

Чанджин покачала головой. Пастор был образцовым гостем; наблюдая за таким воспитанным человеком, и другие постояльцы стали вести себя лучше. Он своевременно оплачивал счета. Чанджин искренне радовалась, что он так быстро пошел на поправку.

Чху убрал стетоскоп.

— Не советую вам возвращаться домой. Климат здесь лучше для ваших легких, чем на севере, а в Осаке он такой же, как здесь. Зимы в Японии не очень суровые, — сказал Чху.

Исэк кивнул. Климат был серьезной причиной для его родителей дать согласие на его отъезд в Осаку.

— А могу я написать в церковь в Осаке? Моему брату?

— Вы доберетесь кораблем до Симоносеки, а дальше поедете поездом? — спросил Чху, покачивая головой. — Путешествие займет целый день, возможно, даже два.

Исэк кивнул, почувствовав облегчение: фармацевт дал ему надежду, что он вскоре продолжит путь.

— Вы выходили из дома?

— Не дальше двора.

— Ну, теперь можете погулять. Вы должны совершать хорошую прогулку раз или два в день — постепенно удлиняйте их. Вам нужно укрепить ноги. Вы молоды, но провели в постели и в доме почти три месяца. — Фармацевт повернулся к Чанджин: — Посмотрите, сможет ли он дойти до рынка. Но он не должен ходить один. Он может упасть.

Чху откланялся и пообещал вернуться на следующей неделе.

Наутро Исэк закончил чтение Библии и молитвы, позавтракал в передней комнате в одиночестве: прочие жильцы уже ушли на дневную работу. Он чувствовал себя достаточно сильным, чтобы отправиться в Осаку, и хотел как следует подготовиться к отъезду. Прежде чем ехать в Японию, он собирался посетить пастора церкви в Пусане, но пока это было непосильной задачей. Исэк до сих пор не связался с ним, опасаясь, что заразит и его. Ноги молодого человека уже слегка окрепли. В своей комнате он занимался гимнастикой, которой научил его старший брат, Самоэль, когда Исэк был еще ребенком.

Чанджин пришла, чтобы убрать посуду. Она принесла ячменный отвар, и Исэк от души поблагодарил ее.

— Я думаю, мне надо погулять. Я могу пойти один, — сказал он с улыбкой. — Я ненадолго. Сегодня утром я чувствую себя очень хорошо.

Чанджин не могла сдержать тревоги. Что произойдет, если он упадет? Район возле пансиона пустынный. А если он отправится в сторону пляжа, и с ним случится несчастный случай? Никто не увидит этого и не сможет помочь.

— Я не думаю, что вы должны идти в одиночестве.

Жильцы были на работе или в городе. Некого попросить сопровождать Исэка на прогулке. Он досадливо прикусил губу. Если он не станет тренировать ноги, путешествие может откладываться до бесконечности.

— Я не хочу создавать вам проблем. — Он помолчал. — У вас много работы, но, возможно, вы сможете ненадолго оторваться от нее…

Его огорчало, что приходится просить женщину сопровождать его, но чувствовал, что сойдет с ума, если сегодня не выйдет из дома.

— Если вы не можете пойти, я пойму. Я совершу очень короткую прогулку в сторону воды. Всего несколько минут.

В детстве он вел жизнь привилегированного инвалида. Учителя и слуги были его первыми спутниками. В хорошую погоду, когда ему не хватало сил, чтобы ходить, слуги или старшие братья носили его на спине. Если врач хотел, чтобы он подышал свежим воздухом, садовник усаживал Исэка в коляску и прогуливался с ним по саду, позволяя ребенку срывать яблоки с нижних ветвей. Исэк отчетливо помнил пьянящий аромат яблок, вес красных плодов в руках, сладкий хруст первого укуса, бледный сок, бежавший по его запястью. Теперь ему казалось, что он снова больной ребенок, который застрял в своей комнате и мечтает увидеть солнечный лучик.

Чанджин сидела, положив на колени маленькие огрубевшие руки и не зная, что сказать. Женщине было неприемлемо гулять с мужчиной, который не являлся членом ее семьи. Чанджин старше, чем он, потому ей нет причин бояться сплетен, но она никогда не ходила рядом с мужчиной, который не был ее отцом или мужем. Он вгляделся в ее обеспокоенное лицо, испытывая чувство вины.

— Вы уже много сделали для меня, а я прошу большего.

Чанджин покачала головой. Она никогда не гуляла по пляжу с мужем. Ноги и спина Хуни причиняли ему сильные боли в течение всей короткой жизни, он не жаловался на это, много работал, но ему не хватало сил на другие занятия. Должно быть, он тоже хотел бегать, как нормальный мальчик, глотать полной грудью соленый воздух, гоняться за чайками, как делал любой ребенок в Йондо.

— Я веду себя эгоистично, — сказал Исэк. — Простите меня.

Он решил попросить о помощи одного из постояльцев, когда те вернутся.

Чанджин встала.

— Вам понадобится пальто, — сказала она.

Тяжелый запах водорослей, пена волн вдоль скалистого пляжа и пустота сине-серого пейзажа, над которым кружили птицы, — все это ошеломляло после долгого пребывания в крошечной комнате. Утреннее солнце припекало голову Исэка. Он никогда не пил вина, но представлял, как крестьяне плясали по праздникам после чрезмерного количества чашек со спиртным.

На пляже Исэк нес свои кожаные ботинки в руках. Он шел упорно, не чувствуя следов болезни. Он не был сильным, но все же чувствовал себя гораздо лучше.

— Спасибо, — сказал он, не глядя в сторону Чанджин, его бледное лицо сияло; он закрыл глаза и глубоко вздохнул.

Чанджин взглянула на улыбающегося молодого человека. Он обладал невинностью, предположила она, своего рода детской непосредственностью. Ей хотелось защитить его.

— Вы так добры.

Она не знала, что делать с его благодарностью. Чанджин чувствовала себя несчастной. У нее не было времени для этой прогулки, сердце ее сжимала тревога.

— Можно задать вам вопрос?

— Да?

— Ваша дочь в порядке?

Чанджин не ответила. Когда они подошли к дальнему концу пляжа, ей казалось, что она очутилась где-то в другом месте, далеко от дома, хотя она не могла бы сказать, где именно. Прогулка с молодым пастором была странной, но его неожиданный вопрос окончательно нарушил ее покой. Что заставило его интересоваться состоянием Сонджи? Вскоре ее округлившийся живот и вправду станет заметным, но пока внешних перемен не видно. Что пастор подумает об этом? И какое это имеет значение?

— Она беременна. — Чанджин произнесла это, понимая, что честность будет правильной.

— Ей, должно быть, трудно, когда муж в отъезде.

— У нее нет мужа.

— А кто отец ребенка?..

— Она не говорит.

Сонджа сказала ей, что этот человек уже женат и имеет детей. Больше Чанджин ничего не знала. И все это было слишком постыдно.

— Так случается.

— Не знаю, что с ней теперь будет. Ее жизнь разрушена. Ей и так трудно было найти жениха, но теперь…

Он не понимал.