Дорога в тысячу ли
Шрифт:
— Скажи, где ты?
— В Токио.
— Все еще работаешь в клубе в Роппонги?
— Да, но в другом клубе. Ты не знаешь, в каком. — Ее уволили две ночи назад, но она знала, что найдет другую работу. — Ты не одобряешь то, чем я занимаюсь, но мне все равно. Я не проститутка. Я наливаю напитки и разговариваю с невероятно скучными мужчинами.
— Я не говорил, что не одобряю.
— Ты врешь. Твоя девушка с тобой сейчас?
— Нет, но я должен скоро встретиться с ней.
— Нет, Соломон, пока ты поговоришь со мной. Потому что ты мой старый друг, и я хочу поговорить со своим старым другом сегодня вечером. Ты можешь
— Я сам тебе позвоню. Хорошо, я отменю встречу, дай мне свой номер.
— Номер не дам. Ты отменяешь встречу с девушкой, а я перезвоню через пять минут.
Когда они встретились после пяти лет разлуки, она подарила ему малиновый кашемировый свитер от Burberry на окончание школы. «На Манхэттене холодно? Свитер кровавый и горячий, как наша горячая любовь». Они поужинали, но даже не коснулись рук друг друга. От нее пахло жасмином и сандалом.
— Как я мог тебя забыть? — тихо сказал Соломон; Фиби должна была прийти через несколько минут, у нее имелся ключ от его комнаты.
— Ах, нет, мой Соломон. Ты все еще хочешь меня.
Соломон закрыл глаза. Она была права. Но все же в душе не осталось ничего, кроме физической боли оттого, что она оставила его. Он любил Фиби, но это было не то чувство, которое он испытывал к Хане.
— Хана-тян, мне нужно идти сейчас, но позволь мне позвонить позже? Прошу, дай мне номер телефона.
— Нет, Соломон. Я звоню тебе, когда хочу поговорить с тобой.
— И ты уходишь, когда хочешь уйти, — сказал он.
— Да, я ухожу, но ты никогда не устанешь от меня. Только сегодня прошу тебя — поговори со мной, потому что я не могу заснуть. Я больше не могу спать, Соломон. Я не знаю почему, но я больше не могу спать. Хана-тян так устала.
— Почему ты не позволишь матери помочь тебе? Я в Нью-Йорке. Чем я могу помочь…
— Я знаю, знаю, ты учишься и станешь международным бизнесменом! Этого хочет твой богатый папа, и Соломон хороший мальчик, и он сделает своего патинко-папу гордым!
— Хана, тебе стоит поменьше пить. — Он старался говорить спокойно, чтобы она не бросила трубку.
Дверь открылась, вошла Фиби — сначала радостная, потом озадаченная, потому что он говорил по телефону. Соломон улыбнулся и жестом предложил ей сесть рядом с ним. В комнате была только узкая кровать, но ему повезло, что в общежитии ему досталась отдельная комната. Он приложил палец к губам, и Фиби так же жестом спросила, не должна ли она уйти. Он покачал головой, он не хотел, чтобы она уходила.
— Отмени встречу и помоги мне уснуть, — сказала Хана. — Если бы ты был здесь, ты бы трахнул меня, и я бы заснула. Мы никогда не спали на одной кровати. Теперь тебе двадцать, ты взрослый. Я хочу сосать твой член.
— Что мне сделать, Хана? Чем я могу тебе помочь?
— Спой мне. Знаешь, ту песню о солнечном свете. Мне нравится эта детская песня о солнечном свете.
— Я спою, если ты дашь мне номер телефона.
— Пообещай, что не отдашь его моей матери.
— Хорошо. — Соломон записал цифры на задней стороне учебника по макроэкономике. — Я собираюсь повесить трубку, и перезвоню тебе через несколько секунд, хорошо?
— Ладно, — сказала она вяло, за время разговора она допила вторую бутылку и чувствовала тяжесть. — Позвони мне. Я хочу услышать, как ты поешь.
Когда он повесил трубку, Фиби спросила:
— Эй,
что происходит?— Одну минуту. Я объясню.
Он позвонил отцу.
— Папа, это номер Ханы. Думаю, она действительно больна. Ты сможешь узнать, где она, по номеру? Я сейчас должен перезвонить ей. Она пьяная или под наркотиком.
Соломон набрал номер. Он принадлежал китайскому ресторану в Роппонги. Фиби сняла пальто, разделась и легла в постель. Ее темные волосы легли на бледные ключицы.
— Кто это был?
— Хана. Дочь моей мачехи.
— Та, которая работает проституткой?
— Она не проститутка.
Зазвонил телефон, и Соломон схватил трубку. Это звонила Ецуко.
— Соломон, это телефон китайского ресторана.
— Да, извините. Но я говорил с ней, Ецуко. Она была очень пьяна. Она сказала, что сейчас работает в другом клубе.
— Мы так и не смогли найти ее. Из двух других мест ее уволили. Каждый раз ее увольняют за то, что она слишком много пьет.
— Хана сказала, что не может спать. Я думаю, она принимает наркотики. Я слышал, что девушки в клубах мешают их с алкоголем.
— Ложись спать, Соломон, у тебя ведь ночь. Мосасу сказал, что у тебя все хорошо в университете. Мы гордимся тобой, — сказала она. — Спокойной ночи, Соломон-тян.
Фиби улыбнулась и покачала головой.
— Я не могу ее спасти, — сказал ей Соломон.
— Ты попытался и потерпел неудачу, потому что она не хочет твоей помощи. Она хочет умереть.
— Как такое возможно?
— Да, Соломон, она хочет умереть. — Фиби наклонилась и поцеловала его в губы. — В этом мире много молодых женщин с проблемами. Мы не можем спасти их всех.
Хана больше не звонила ему. Через несколько месяцев Ецуко узнала, что она работала в бане, где купала мужчин. Детектив рассказал ей, во сколько заканчивается ее смена, и Ецуко ждала перед зданием. Вышло несколько девушек, и Хана последней. Лицо ее стало сухим и худым. Она не использовала макияж, и одежда ее не выглядела чистой.
— Хана, — сказала Ецуко.
Хана увидела ее и перешла на другую сторону.
— Оставь меня в покое.
— Хана, о, пожалуйста, Хана.
— Уходи.
— Хана, давай начнем все сначала. Прости меня.
— Нет.
— Тебе не обязательно работать здесь. У меня есть деньги.
— Я не хочу твоих денег. Я не хочу денег от патинко. Я могу сама заработать.
— Где ты живешь? Можем мы пойти к тебе и поговорить?
— Нет.
Ецуко стояла там, полагая, что если она будет просто слушать, то, возможно, дочь смягчится и ее удастся спасти.
Хана опустила большую сумку-мешок с плеча, и две бутылки вина, завернутые в полотенце, приглушенно звякнули. Она плакала, опустив руки вдоль тела, и Ецуко опустилась на колени и обняла ноги дочери, отказываясь отпустить ее.
16
Токио, 1989 год
Соломон был рад вернуться домой. Работа в компании «Тревис Бразерс» шла лучше, чем ожидалось. Плата оказалась выше, чем он рассчитывал, и он пользовался многочисленными преимуществами как экспат. Он снял достойную однокомнатную квартиру в Минами-Асабу, которую даже Фиби не считала слишком ужасной. Компания выступила гарантом аренды, так как юридически Соломон в Японии оставался иностранцем.